Табу на вожделение. Мечта профессора
Шрифт:
— Хорошо. Значит, мы приступим к подготовке в ближайшее время.
— Отлично! — пытливый взгляд глаза в глаза. — У тебя все?
— Угу…
— Тогда более не задерживаю.
Юля замялась. Умом понимала, что должна просто развернуться и уйти, но не могла. Ноги словно к полу приросли. Свинцом налились. Онемели.
Будто со стороны она услышала свой взволнованный голос:
— Вообще-то, я хотела…
Макаров недоуменно вскинул брови.
— Да?
Проклиная саму себя, Попова все же выдержала его тяжелый взгляд и спросила:
— А куда Марат
Этим вопросом она задавалась уже десятый день подряд.
Нет, Каримов не испарился после того, как отвез ее в общежитие — на следующее утро Юля даже получила в деканате обещанный пропуск.
Но внезапно он отменил большую часть своих занятий (за исключением выпускного курса) и теперь появлялся в институте крайне редко.
Студенты ликовали, получив временную передышку от ненавистного Серпа.
А Юля… не находила себе места от беспокойства. Она не могла контролировать это. Не могла приказать себе не думать о нем.
Ей казалось, что у нее развивается раздвоение личности.
Какая-то часть нее боялась этого мужчину до дрожи в коленях.
А другая… к другой он приходил во снах. В горячих пошлых снах.
После подобной «прелести» Попова начинала тосковать по нему еще сильнее. Еще острее. Еще больше. В такие моменты, проходя мимо его кабинета, девушка тайком проводила пальцами по дверному полотну.
Зачем? Сама толком не понимала. Действовала импульсивно. На инстинктах.
И это было странно. Это сводило с ума. Это жутко раздражало.
Несколько раз Юля порывалась написать ему и даже набирала на телефоне заумный текст сообщения. Но все ее попытки заканчивались одинаково — струсив в последний момент, она удаляла все до последней точки.
А после ругала себя на чем свет стоит за свою непроглядную глупость.
— Не запропастился, — в тишине кабинета раздался голос Макарова, — он бывает в институте почти каждый день. В основном с утра. У твоей группы пары на этой неделе с третьей начинаются. К этому времени Марат уже уходит. Долго не задерживается. Ему пришлось на некоторое время пересмотреть свой рабочий график. По семейным обстоятельствам.
В груди змеей шевельнулась тревога. Холодок промчался по спине.
Юля нахмурилась, обхватывая себя руками.
— По семейным обстоятельствам? Значит… все же случилось что-то?
Виктор Эдуардович принялся нервно барабанить пальцами по столу.
— Ну, можно и так сказать! — резюмировал он в итоге. — Ребенок у него разболелся. Какую-то заразу в детском саду подхватил. В результате они всей семьей с гриппом слегли. За исключением самого Марата. Вот и приходится ему теперь на себе отцовский бизнес тащить и как-то с институтом все это совмещать. Но самое тяжелое позади. Они уже идут на поправку. Так что скоро все вернется на круги своя. Не переживай!
От его последних слов Юлю кинуло в жар. Щеки запылали.
— А кто тут переживает? — возмущенно. — Никто и не переживает!
Макаров хитро прищурился:
— Хорошо, раз так!
— А у него разве… ребенок есть?
— Да. Племянника воспитывает.
— О! Вы Артема имеете в виду?
Пауза. А после удивленное:
— Ты знаешь про Артема?
Юля смутилась. И тем не менее ответить пришлось.
— Угу.
— Хм! Ну надо же!
— Что?
— Нет, —
отмахнулся куратор, — ничего!Любопытство взяло верх над разумом.
Набрав воздуха в грудь, Попова задала самый главный вопрос:
— А почему Артема воспитывает Марат Евгеньевич? Где родители мальчика?
Виктор Эдуардович помрачнел за доли секунды.
Его взгляд потемнел. Наполнился тоской. Болью. Сожалением.
Поразмыслив некоторое время, он отрицательно покачал головой:
— Спроси об этом самого Марата, Юля. Единственное, что я считаю нужным тебе сказать — Артем ему очень дорог. Каримов предпочтет племянника любой женщине. Кроме той, пожалуй, для кого его ребенок не станет помехой. Кроме той, с кем оба они — и Марат, и Артем — обретут гармонию.
С раннего утра студенческая поликлиника гудела точно пчелиный улей.
Первокурсников, явившихся на медкомиссию, было так много, что не протолкнуться. Увидев это и ужаснувшись, Юля предложила своим одногруппникам немного смухлевать и использовать проверенную схему — занимать очередь не только себе, но и держать пару мест для своих же ребят. Так они и сделали. В итоге им удалось пройти почти всех врачей за весьма непродолжительный период времени. После этого парни отправились по домам, а у девушек остался лишь визит к гинекологу.
Однако женский доктор с приемом пациентов не спешил.
Из-за этого под дверью ее кабинета образовалась уже целая толпа.
Кто-то сидел на скамейках, а кто-то дожидался своей очереди, стоя на ногах. Но все девушки безбожно много болтали и громко смеялись.
Атмосфера безмятежности и веселья буквально витала в воздухе.
Только вот Юля их воодушевления не разделяла. Она снова почти не спала этой ночью. А теперь чувствовала слабость и легкое головокружение.
Смена на работе выдалась не самая радужная — одни клиенты передрались, другие позволяли себе не самые приятные высказывания в ее адрес.
Но Попову куда больше беспокоило повышенное внимание незнакомого мужчины, который (подобно Серпу), предлагал ей уединиться.
В тот момент она испугалась не на шутку. Благо посетитель оказался понятливым. Успокоился после ее отказа, и вызывать охрану не пришлось.
Однако Юлю не покидало странное ощущение, будто это не конец истории.
— О чем вы говорите вообще? — звонкий голос Лены Беловой заставил ее вздрогнуть от неожиданности. — Вы что, серьезно? Мы в двадцать первом веке живем! Чтобы перестать быть девственницей, не обязательно с кем-то спать. Тем более ложиться под первого попавшегося мужика только ради того, чтобы с девственностью распрощаться! Вы в своем уме? Простите, но это бред! Сейчас и без мужиков можно прекрасно обойтись!
В толпе разразился задорный заливистый смех.
Несогласных с ее точкой зрения было много.
— Это как же? — хохотнула Инка из параллельной группы. — Вооружиться игрушками из секс-шопа и сделать все самой?
— Фу! — Ленка нахмурила свои точеные брови. — Зачем же так мучиться? Человечество давным-давно придумало хирургическую дефлорацию!
Услышав до жути пугающий термин, Юля недоуменно уточнила:
— А что это такое?
Белова скрестила руки на груди и, выдержав театральную паузу, пояснила: