Таёжный, до востребования

– Спасибо, что хоть «ты» мне больше не говорите.

– Ну, положим, тут я немного перегнула, – неожиданно согласилась сестра-хозяйка. – Вы хоть и моложе меня на целых полвека, но все же, как-никак, врач.

– Я могу считать это извинением?

– Нет, Фая, ты только послушай… – возмущенно вскинулась Глафира Петровна, но была остановлена нетерпеливым движением руки главврача, ответившей за нее:

– Да, Зоя Евгеньевна, можете считать это извинением.

– Хорошо, – спокойно сказала я. – Остается прояснить вопрос относительно моих отношений с доктором Мартынюком.

– Да поняла я уже, что нет у вас отношений!

При этих словах сестра-хозяйка надсадно закашлялась, подавившись вонючим папиросным дымом. Фаина Кузьминична сердито постучала ее по спине, отобрала сигарету, притушила в пепельнице и сказала:

– Глаша, сколько раз просила не курить в доме! Потом проветривать, а сегодня даже окна не открыть, посмотри, что на улице творится.

– Чего мне смотреть, если я полчаса как оттуда? Или ты думаешь, я из стационара сюда телепортировалась?

Я остолбенела, услышав из уст пожилой и очевидно малограмотной женщины научно-фантастическое слово, смысл которого понимали даже не все студенты технических вузов. Но в следующую минуту вновь переключилась на проблему, которая волновала меня больше всего.

– Да, Глафира Петровна, нас с доктором Мартынюком связывает исключительно работа. Тот факт, что я дала ему пощечину, вовсе не означает…

– А что этот факт означает? Хватит уже увиливать, скажите наконец то, что должны сказать.

Я встретилась взглядом с Фаиной Кузьминичной, и та кивнула, подбадривая. Но в меня словно бес вселился. Я упрямо сжала губы и отвернулась.

Шли минуты, каждая из которых казалась растянутой до неимоверного предела. Все во мне противилось этому бессмысленному противостоянию, но в то же время я понимала, что в этот момент решается нечто очень важное, и не просто важное, а необратимое, и если я не дрогну, отношение ко мне этих двух женщин, глядящих на меня с нетерпеливым ожиданием, кардинальным образом изменится.

Наконец Глафира Петровна не выдержала и ворчливо поинтересовалась:

– А что, чай кто-нибудь подогреет? Или прикажете пить холодный?

Я схватила остывший чайник и вышла – точнее, выбежала – в прихожую. Включила газовую плитку и прислонила пылающее лицо к прохладному оконному стеклу, иссеченному струями дождя. До моего слуха доносились восклицания на два голоса – судя по тональности, спор велся нешуточный, – но поскольку я не догадалась оставить дверь открытой, не смогла ничего разобрать.

Когда я вернулась в комнату, спор тут же прекратился, причем Фаина Кузьминична явно оборвала себя на полуслове. Глафира Петровна имела вид нахохленный и недовольный – впрочем, как всегда.

Я налила всем чаю и принялась дуть на обжигающе горячий напиток, делая вид, будто поглощена процессом. Обе женщины хранили молчание, но тишина больше не была гнетущей. Атмосфера в комнате неуловимо изменилась; ушло напряжение, которое не отпускало меня с того момента, как я переступила порог флигеля.

«Неужели, – думала я, – они не только меня простили, но и стали считать за свою? Нет, вряд ли, это было бы слишком хорошо, да и не нужно, ведь мы принадлежим к разным поколениям и я не хочу становиться такой, как они, при всем уважении к Фаине Кузьминичне».

– Ну, Зоя Евгеньевна, как продвигается ваша методичка по ликбезу? – неожиданно спросила Глафира Петровна.

Я бросила взгляд на главврача. Та виновато улыбнулась:

– У нас нет друг от друга секретов. Но Глафира Петровна, разумеется, никому не скажет.

«Потому что кроме вас с ней никто не общается», – мстительно подумала я, а вслух сказала:

– Работу над методичкой пришлось приостановить. Не хватает материала. Мне нужно еще как минимум дважды посетить архив Богучанской ЦРБ.

В прошлый раз я успела просмотреть только процентов тридцать от общего объема статистики.

– Это ты ее в архив отправила? – Сестра-хозяйка недовольно зыркнула на подругу.

– Разумеется, – спокойно ответила Фаина Кузьминична.

– И как поживает Тамара Львовна?

– Хорошо, – растерянно ответила я, не понимая, почему сестра-хозяйка снова разозлилась.

– Вы должны вернуться в архив как можно скорее, – сказала главврач. – Время поджимает, с конца октября установится минусовая температура, а там и до снегопадов недалеко, агитбригаде будет трудно передвигаться по району, к тому же начнется всплеск сезонных ОРВИ. И хотя план ликбеза готов, я не могу поехать в здравотдел без методички. Начальник здравотдела не выделит средства на ее тиражирование и на проведение агитмероприятий, не вникнув в суть дела. Иными словами, нет методички – нет остального.

– Я понимаю. Поеду в тот день, когда у меня нет приема в амбулатории.

– То есть в ближайший вторник?

– Да. Заодно проведаю Якимова. Это мой пациент с подозрением на болезнь Паркинсона. В начале следующей недели ему должны поставить окончательный диагноз.

– Да, вот еще что, Зоя Евгеньевна. Из Абанского района пришла телефонограмма, у них вспышка вирусного энцефалита. Хотя между нашими районами больше двухсот километров, при работе с пациентами вам необходимо проявлять бдительность и при обнаружении характерных симптомов изолировать таких больных в инфекционный бокс.

Я ощутила неприятный холодок в груди.

– И много заболевших?

– Заполнено всё инфекционное отделение больницы Абана. Все заболевшие – взрослые, то есть это не вторичный симптом детской инфекции, например ветряной оспы или паротита. И уж тем более не полиомиелита, который в СССР давно побежден.

– В чем же причина вспышки?

– Не знаю. Мне не удалось связаться с областным здравотделом из-за обрыва на телефонной линии. Попробую завтра утром. – Фаина Кузьминична вгляделась в мое лицо и мягко сказала: – Зоя Евгеньевна, не стоит так переживать. Абан далеко, наш поселок изолирован от других населенных пунктов, вероятность распространения вирусного энцефалита в таких условиях крайне мала. Но даже если кто-то заболеет, мы знаем, что делать. В поселке уже случались эпидемии, – она повернулась к Глафире Петровне. – Помнишь вспышку менингита пять лет назад?