Таёжный, до востребования

Вспомнив разговор с главврачом, я вспомнила и нечто важное, о чем мы говорили в тот вечер. В Абанском районе эпидемия энцефалита. Что, если случай с Соболевым – не единственный и за ним последуют другие? Конечно, это могло быть совпадением, но тот факт, что Соболева за две недели до болезни укусил клещ, говорил о том, что мы ни в коем случае не должны приуменьшать значимость подобного совпадения.

Состояние Соболева удалось стабилизировать. Когда я сняла спецодежду и кинула ее в бак для грязного белья, часы показывали без пяти минут полночь. За это время Мартынюк успел принять четырех неотложных пациентов, двоим из которых потребовалось наложение гипса, и еще одному – зашивание рваной раны. Создавалось впечатление, что жизнь в Таёжном с наступлением ночи не затихает, а, наоборот, начинает бурлить, словно в салуне на Диком Западе. Однако все эти случаи оказались бытовыми, хотя, как я подозревала, произошли не без участия горячительных напитков. Хотя с пьянством в Таёжном всячески боролись (в том числе при помощи комендантского часа на продажу спиртных напитков), оно имело место, и это порой приводило к неприятным последствиям.

Я решила не уходить домой в течение часа, чтобы убедиться, что состояние Соболева остается стабильным. Хотя у меня слипались глаза, лучше было совсем не ложиться, чем оказаться поднятой с постели вскоре после засыпания. Я попросила Свету заварить чай покрепче и устроилась на топчане в смотровом кабинете, приспособленном под комнату отдыха дежурного медперсонала, куда вскоре, наложив очередной гипс, пришел Мартынюк.

– Ну и ночка, да? – сказал он, стягивая маску и садясь в продавленное кресло.

– Разве у вас не все ночные дежурства такие?

– Обычно более спокойные. Хотя бывают исключения. – Мартынюк помолчал. – Слушайте, я не хотел на вас кричать. Извините, что вышел из себя.

– Ничего. Я уже привыкла, что действую на вас как красная тряпка на быка.

– И все-таки, согласитесь, эта ваша идея с анализом…

– Игорь Михайлович, не начинайте снова. Я все равно останусь при своем мнении.

– Я только хотел сказать, что отказался не из вредности, как вы могли подумать. Если мы один раз нарушим правила, то рано или поздно сделаем это снова. Об этом узнают другие врачи и тоже захотят воспользоваться лабораторией при интернате, и у каждого из них будет своя правда, свой неотложный случай. Представляете, что тогда начнется?

– Я представляю, что начнется, если у Соболева окажется не энцефалит и мы потеряем драгоценное время из-за неправильно назначенного лечения. Поэтому анализ…

– Да знаю я, что анализ необходим и что без лаборатории мы как без рук! – сердито перебил Мартынюк. – Похоже, это понимают все, кроме главврача.

– Напрасно вы так считаете. Фаина Кузьминична прилагает все усилия для открытия лаборатории. Но это не так просто, как вы думаете.

– Почему вы ее защищаете? Насколько я заметил, у вас довольно напряженные отношения.

Света принесла чай. Дождавшись, когда она уйдет, я ответила:

– Я ее не защищаю, а пытаюсь быть объективной. Фаина Кузьминична – отличный руководитель. Ее вклад в развитие стационара невозможно переоценить. Но даже ей не все удается. Не забывайте, через два месяца ей исполнится семьдесят. Хотела бы я в этом возрасте быть такой же энергичной и деятельной, как она.

– О, вы будете! – усмехнулся Мартынюк.

– Что это значит? – задетая его тоном, спросила я.

– То и значит, что вы далеко пойдете. В хорошем смысле этого слова.

– Фразы.

– Что?

– В хорошем смысле этой фразы. «Вы далеко пойдете» – не слово, а фраза.

– Сразу видно, что вы дочь филолога и к тому же из Ленинграда! – рассмеявшись, заметил Мартынюк. – На всякий случай, это комплимент, а не сарказм. Или в данном случае уместнее употребить слово «ирония»?

– Товарищ Мартынюк, вы последний, от кого я хочу слышать комплименты, тем более сомнительные, – холодно ответила я. – Учтите это, пожалуйста, на будущее.

– Вы хоть понимаете, что сломали мне жизнь? – помолчав, спросил Мартынюк.

Он сказал это так тихо, что вначале я решила, будто ослышалась. Но выражение его лица, напряженность позы, нервно сцепленные пальцы говорили о том, что вопрос действительно прозвучал, и он отнюдь не был формальным.

Мартынюк ждал ответа.

Я растерялась. Я совершенно не знала, что принято отвечать в подобных случаях. Следовало поставить его на место, но я не могла. У меня язык не поворачивался сказать ему очередную колкость. Не потому, что мне было его жалко, а потому, что я боялась последствий.

Поразмыслив, я выбрала нечто среднее между вежливой отстраненностью и иронией.

– Не драматизируйте, Игорь Михайлович. Ничего я вам не ломала. Вы внушили себе, будто влюблены, а когда я не ответила вам взаимностью, решили непременно меня завоевать. Поняв, что ничего не выйдет, вы, наконец, перестали играть чувствами своей девушки и съехались с ней. Надеюсь, вы на этом не остановитесь и сделаете ей предло…

– Я съехался с Людой, чтобы не видеть вас хотя бы в общежитии! – яростно перебил Мартынюк. – Достаточно того, что я постоянно сталкиваюсь с вами в стационаре.

Он немного помолчал и добавил уже более спокойным тоном:

– Ваше умение делать ложные выводы поразительно. Почему вы настолько уверены, что я не способен на серьезные чувства?

– Потому что ваша репутация донжуана…

– Как вы сказали? – изумленно повторил он. – Донжуана?

– Именно. Я знаю, почему вы переехали из Дербента. Точнее, не переехали, а сбежали.

– Ну и как это связано с моим чувством к вам? Каким образом одно может влиять на другое? Взять хотя бы вас, Зоя Евгеньевна. Вы в разводе, но это не значит, что вы больше не выйдете замуж только на том основании, что новый брак тоже может закончиться разводом! Если человек один раз оступился, нельзя вешать на него ярлык, а вы именно это и делаете.

Я открыла рот, чтобы возразить ему, но передумала, потому что Мартынюк был прав. Он усмехнулся, чем еще больше вывел меня из себя.

– Допустим! – воскликнула я. – Но как быть с тем, что я к вам равнодушна? Я сразу сказала, что у нас ничего не получится, но вы продолжали добиваться своего. Наверное, надеялись сломить мое сопротивление своей настойчивостью. Но только добились обратного.

– Поэтому я и оставил вас в покое. Чтобы не мешать вашему счастью с другим.

– Кого вы имеете в виду?

– Того, кто, очевидно, во всех отношениях лучше меня. Дедова.

– Никогда – слышите, никогда! – не ставьте мое имя рядом с именем секретаря райкома.

Мартынюк недоверчиво взглянул на меня. Я выдержала его взгляд. Он пробормотал:

– Если у вас с ним ничего нет…

– Нет и быть не может!

– Тогда почему вы одна? Вы созданы для любви, семейной жизни, материнства… Простите! – быстро добавил он, снова взглянув на мое лицо. – Я не должен был…

– Всё в порядке. Вы правы, никто не должен оставаться в одиночестве, это противоречит человеческой природе. Но я не готова к новым отношениям. Ни с вами, ни с кем-то другим.