Так навсегда!
Шрифт:
Последовали объятия, цветы, шоколадные медали и первый приз имени Райисполкома, врученный каким-то важным товарищем оттуда же. И единственное, что омрачило атмосферу торжества, — это спортсмены проигравших коллективов, которые что-то доказывали своим «коучам», интенсивно тыкая в нас пальцами, — а коучи лишь виновато кивали и разводили руками…
По возвращении в школу пришла заслуженная Слава. Директор Григорий Павлович лично пожал руку каждому перед строем. Физкультурный руководитель Борис Михайлович, мужественно преодолев внутренний когнитивный диссонанс, проставил всем пайщикам концессии по пять баллов в четверти и «автоматом» в год, учителя не вызывали к доске и не спрашивали домашней работы, давая возможность залечить травмы, и,
…А потом грянул гром. И это был отнюдь не тот весенний майский, что однажды так порадовал поэта Тютчева. Грянул в лице известной крутым нравом завуча Натальи Александровны, которая прямо посреди урока (о, это был очень дурной знак!) влетела в класс и, оттеснив физичку, строго скомандовала: «Так, к директору, быстро. Макаров, Лебедев, Белоглазов… кто еще ТАМ был? Ну? Остальные из «Б»? В кабинет! Быстро!!!»
Нет, в принципе, логику Дмитрия Львовича (ну или как там его на самом деле) понять можно достаточно легко. Если объявлено Первенство для учащихся 1975-го года рождения — то даже привезя туда 74-й, больших дивидендов ты не извлечешь. Без предварительных изнуряющих «сборов», без закладки пресловутого «функционального фундамента», без детального, вдумчивого изучения соперника и выбора единственно верной тактической схемы игры — ловить особо нечего, ибо все же тоже привезут 74-й год! Поэтому лучше уж сразу заложиться с запасом. Он бы и седьмой класс взял, наверное, но у нас в школе такой был седьмой класс, что многие брились уже. А один, говорят, даже и сидел…
Последовал импровизированный «разбор игры». «Вы что же, не видели, что совсем с детьми играете?» — трагически заломив руки, вопрошала Наталья Александровна.
— Мы это, — робко пискнул Воронин, которому было отчасти проще всех, так как он ввиду своих габаритов был напрочь скрыт за спинами прочих победителей. — Мы же как бразильцы. А их девиз в футболе: «Нам все равно, у кого выигрывать!»
— Я тебе устрою сейчас Бразилию, Воронин! — тут же пообещала завуч и, вытащив дона Воронина в центральный круг за шкирку, немедленно испепелила его взглядом дотла.
А Борис Михайлович незамедлительно, со сладким чувством мести на лице, отозвал четвертные пятерки. А затем со свойственным ему изяществом слога прилюдно заверил, что «зачет по отжиманию эти сраные футболёры будут у меня сдавать до опупения!!!» Да, как уже и было неоднократно доложено, он недолюбливал футбол. И, как теперь выяснилось, небезосновательно.
Отозвать и дезавуировать рукопожатие директора Грифель Палыча, по счастью, было невозможно. Что было, то было.
А потом еще возник отец одного из запасных, следователь аж по особо важным делам аж самой Генеральной прокуратуры Егорычев и, собрав нас в комнате и направив нам в глаза яркий свет, начал задавать вопросы профессионально леденящим душу голосом: «А материалы порнографического содержания этот так называемый Львович не демонстрировал?» Тут мы, конечно, разволновались не на шутку: «А что, должен был за Победу? Если должен — пусть демонстрирует!!! Нам с шоколадных этих медалей — какой прок, а кубок Директор Палыч так и вообще сразу в кабинет утащил…» «Идиоты! Вы вообще понимаете или нет? А другие действия, квалифицируемые как, и прочий умысел на теракт?!!» Ну и так далее.
«Сик транзит глория мунди», — так говорил древний мудрец Конфуций и тут же назидательно добавлял: «Будь осторожен с Мечтой: однажды она может сбыться…»
Хорошо хоть форму нам оставили.
Кассета марки «МК-60»
— …Не-не-не, — и Олег Юрьевич решительно покрутил головой. — Не, ну ты что. Отмотай еще раз, как там?
Я послушно отмотал и снова нажал пуск. «Это был воскресный день, но мусора не отдыхают…» — весело раздалось
из магнитофона.— Ну вот видишь, — развел мой друг руками. — А дальше что?
Дальше было еще хлеще. «Денег нет ни хера, да и быть не может. Сколько лет воровал, сколько лет скитался…»
— Тут вообще с матом… Как это могут разрешить, сам подумай. Да никак! Так всегда и будет запрещенный…
— Ну «хер»-то вроде не совсем как матом, — робко проявил я свои лингвистические познания, вспоминая прочитанную нам однажды вожатым Мишей-Мисхутдином лекцию на злободневную тему: «Да, слюш, настаящ мужык мат знает когда, при дэтях при бабах нэльза нэт, никогда, так можн, тока знат нада, панимаш…»
— Ну а как не мат? А что тогда? — разрушил Олег Юрьевич мою хрупкую иллюзию. — Про «мусора» еще ладно, ну куда ни шло… А это — не. Никто не разрешит…
— Да я лично по радио слышал один раз!
— Ну, значит, посадили того, кто поставил!
Нет, конечно, я и сам все понимал. Про «мусоров» — ну да, еще куда ни шло. Они, в конце-то концов, и сами себя так иногда называли, ну, верному ли питомцу гнезда «Дзержинцева» не знать об этом. Характерно, что в издревнем противостоянии с «Бугорком» «мусорами» считались как раз мы (что, если разобраться, не вполне справедливо и куда как более применимо к «бугоркам», хотя не суть. — Прим. авт.) Да и песенка была чудо как хороша. Настолько, что, когда Дмитрий Владимирович Серпорезюк во время выездного пикника предложил поучаствовать в самодеятельности и младшей возрастной группе, я, зажмурив глаза от страха, спросил:
— А Высоцкого можно?
— Можно, а почему же и нет?!! Знаешь? Только чтоб всю песню целиком…
«Целиком…» Да я целиком знал часов на пять, если быстро пробормотать.
В общем, судорожно изобразил, как умел. И ничего, никто не съел, хоть и «мусора». Кошелев прямо с ходу подобрал и подыграл. И даже после любезно предложил освоить под своим чутким руководством классические «три аккорда». Быстро, правда, вслед за Петром Михайловичем констатировав полное отсутствие у реципиента самых минимальных данных к предмету. А жалко.
Нет, правда — жаль прямо до слез! Ну почему вот так, вот прям ни слуха, ни даже голоса — ну вот вообще! Ладно слух, но вот голос-то хотя бы — и вот вроде даже появился вожделенный мужественный хрип, а-а-а, ну вот почти похоже… но коклюш прошел, и хрип исчез. Опять не везет. Может, самому попробовать так сочинить, это-то можно, тут слух не нужен… так, ну вот так, чтобы… а как? Ну вот так, чтоб и смешно, и грустно, и прямо до разрыва глотки и сердечной мышцы… так… словами все равно не передать. Но попробовать-то можно…
Высоцких в моей жизни получилось два. Ну, вернее, один, конечно, просто по очереди. Сперва «Алиса в Стране чудес» и пластинка, которую я в качестве финального аргумента всегда предъявлял Олегу Юрьевичу: «Вот, вот, вышел же диск, настоящая!» — «А, ну, может, и разрешили на время… к Олимпиаде там… а потом снова запретили!» — «И в “Место встречи изменить нельзя” он снимался!» — «А “Место встречи” ты это давно по телевизору видел? Ну вот то-то же…» У Олега там что-то по катушечному слушали, не всегда, правда, можно разобрать хоть слово, что именно… а потом мы сами купили магнитофон.
Довольно быстро выяснилось, правда, что слушать-то особо нечего. Не приложенный же к нему «Сборник советской эстрады», и не записывать же с радио концерт по заявкам в передаче «В рабочий полдень». У Тасика, что ли, набраться смелости и попросить этот, как его… KISS, во… страшно, конечно: и просить, и слушать потом — вдруг кто узнает?!
А потом мать принесла с работы кассету Высоцкого, очень кстати обнаружилась поклонница по имени Ирка. И я был снова очарован напрочь. Ух ты, сколько всего, я и не думал! И самый счастливый день в жизни — когда мама приносит следующую кассету. А самый печальный — когда надо отдавать предыдущую… Да, я уже разучил ее наизусть, но все равно…