Так велела царица
Шрифт:
Ахъ, что это была за странная картина!
Мартынъ подхватывалъ обими руками горячіе, обильно смоченные какимъ-то темнымъ, необычайно вкуснымъ соусомъ, куски жаркого и проворно отправлялъ ихъ въ ротъ.
Вскор его нарядный кафтанъ, лицо и даже парикъ покрылись темными пятнами, которыхъ онъ и не замтилъ, но которыя придавали ему видъ какой-то пестрой зврюшки.
Ваня, съ завистью поглядывая на брата, съ аппетитомъ уплетающаго за об щеки, долго крпился. Наконецъ не выдержалъ, и самъ, бухнувшись подл него, сталъ поглощать не хуже Мартына вкусное жаркое.
Увлекшись своей работой, они и не
— А все-таки, ваши сіятельства, вы должны пожаловать къ обду. Такъ велла государыня, — говорилъ одинъ изъ лакеевъ.
— Ну, что-жъ, пойдемъ, если непремнно хотятъ, чтобы мы еще покушали! — весело произнесъ Мартынъ.
Лакеи опять расхохотались.
Оба мальчика встали красные, перепачканные до неузнаваемости, но безконечно довольные своимъ неожиданнымъ угощеніемъ.
— Ваши сіятельства, господа графы, не угодно ли будетъ помыться и переодться? — предложилъ братьямъ одинъ изъ лакеевъ, едва удерживаясь отъ смха при вид ихъ запятнанныхъ, перепачканныхъ физіономій.
— Если новый костюмъ будетъ такъ-же хорошъ, какъ этотъ, переодвайте насъ сколько угодно, — отвчалъ спокойно Мартынъ, облизывая себ пальцы.
— Но надо торопиться, ваше сіятельство: скоро доложатъ, что пора обдать! — ввернулъ свое слово другой лакей.
— О, что касается этого, то обдать я не хочу! Мы уже отлично закусили съ братомъ! Не правда-ли, Ваня? — подтолкнулъ брата Мартынъ.
Четверо лакеевъ почтительно взяли мальчиковъ подъ руки и повели въ приготовленные для нихъ аппартаменты. Тамъ обоихъ мужичковъ-графовъ вымыли, пообчистили и переодли въ новое платье.
Мартынъ былъ очень доволенъ новымъ костюмомъ, а еще боле случайнымъ пиршествомъ, надлавшимъ столько хлопотъ, но пришедшимся ему какъ нельзя боле по вкусу.
О, что за прелестные мальчики! Настоящія картинки! Какъ пріятно имть подл себя такихъ куколокъ! — раздавались льстивыя восклицанія въ огромномъ обденномъ зал, наполненномъ нарядною толпою статсъ-дамъ и придворныхъ, въ золотомъ вышитыхъ мундирахъ, въ ту минуту, какъ оба, вновь пріодтые и принаряженные графчика, появились на порог.
Въ конц зала въ большомъ кресл сидла полная, темноглазая дама, возл которой съ одной стороны стояла нарядная, красивая двушка съ веселымъ, привтливымъ лицомъ, а съ другой — пышно разодтая въ блестящее платье, длавшее ее неузнаваемой, бывшая дагобенская крестьянка, Марія Скавронская.
Глаза красивой дамы съ нетерпніемъ обратились къ двери. Толпа придворныхъ раздвинулась, такъ что дама могла разглядть дв вновь появившіяся фигурки.
— Славныя у тебя дтки, графинюшка! — обратилась она къ стоявшей подл нея, смущенной и трепетной, Маріи Скавронской.
Несмотря на ласковое замчаніе полной дамы, Скавронская была очень взволнована. Вотъ-вотъ, казалось ей, придутъ
сейчасъ за нею люди и, отнявъ отъ нея обоихъ мальчиковъ, прогонятъ ее изъ дворца и запрутъ въ тюрьму. Поэтому то она и перемнилась въ лиц, когда полная дама похвалила ея дтокъ, которыхъ она сама едва узнавала теперь въ двухъ богато и роскошно наряженныхъ красавчикахъ.Въ это время Мартынъ, растерявшійся было въ первую минуту при вид такого блестящаго общества, разомъ подтянулся.
— Не осрамиться бы теперь! — мысленно произнесъ онъ. Онъ вспомнилъ о поклонахъ, которымъ училъ его утромъ черномазый итальянецъ, и тутъ-же ршилъ воспользоваться его урокомъ. Онъ выпрямился, какъ стрла, потомъ изогнулся, точно желая переломиться на двое и, что было силъ, подпрыгнулъ впередъ.
Одна изъ близко стоявшихъ дамъ пронзительно взвизгнула, такъ какъ Мартынъ, шлепнувшись во всю длину, растянулся плашмя на ея нарядномъ шлейф. Шлейфъ трещалъ, грозя оторваться, а Мартынъ все запутывался и запутывался въ немъ среди цлаго облака кружевъ, лентъ и волановъ.
Дама чуть не упала въ обморокъ при вид того, какъ въ разныя стороны летли клочья ея кружевъ и лентъ… Двое придворныхъ вельможъ кинулись къ ней на выручку и освободили ее наконецъ отъ барахтавшагося руками и ногами на подол ея платья мужичка-графа.
Почувствовавъ себя на свобод, Мартынъ, нимало не сконфуженный своей первой неудачей, быстро оглянулся кругомъ и вдругъ громко, радостно крикнулъ:
— Гляди-ка, Ваня! Вонъ стоитъ наша матушка!
И, со всхъ ногъ кинувшись къ Скавронской, (которую онъ только теперь узналъ), онъ повисъ у нея на ше.
— Я узналъ тебя! Я узналъ тебя! — кричалъ онъ неистово, оглушая всхъ близстоявшихъ своимъ звонкимъ, сильнымъ голосомъ. — Я сразу тебя узналъ, матушка, несмотря на то, что ты въ этомъ богатомъ наряд очень измнилась съ тхъ поръ, какъ я пасъ свиней въ Дагобен!
— Тише! Тише, сынокъ! — прошептала въ испуг Скавронская, услыша насмшливый шопотъ за своими плечами.
— Зачмъ тише? Почему тише? — ничуть не понижая своего голоса, прокричалъ Мартынъ. — Разв тутъ есть что-нибудь дурное, что я былъ свинопасомъ и кормилъ тебя съ братомъ посл того, какъ отъ насъ увезли отца?
— Тутъ нтъ ничего дурного, малютка! — послышался ласковый голосъ полной дамы, — и только длаетъ теб честь, что ты своимъ трудомъ помогалъ твоимъ близкимъ. Молодецъ!.. Когда императрица узнаетъ объ этомъ, она наградитъ тебя…
— Ахъ, нтъ! — искренно вырвалось изъ груди мальчика.
— Какъ нтъ? — нахмуривъ свои темныя брови, спросила полная дама.
— Да за что же меня награждать? — отвтилъ Мартынъ. — Я люблю матушку и Ваню и работалъ на нихъ, потому что кто-же прокормилъ-бы ихъ безъ меня?.. Значитъ, награждать меня не за что…
— Милый графчикъ, — сказала полная дама, — государыня настолько добра, что всегда награждаетъ добрыхъ, хорошихъ людей.
— О, она вовсе не добрая! — вскричалъ Мартынъ съ невольной горячностью, — совсмъ она не добрая, а жестокая…
При этихъ словахъ Мартына ужасъ выразился на лицахъ всхъ присутствующихъ въ комнат.
И не усплъ онъ докончить своей фразы, какъ вокругъ воцарилась полная тишина… Замолкли нарядныя дамы, замолкли вельможи, остановились, словно замерли на мст, лакеи, то и дло сновавшіе позади гостей.