Там, на островах

— Э-э-э… в каком смысле? — попытался отмазаться я, но не очень убедительно.

— В сугубо теоретическом, — поспешил успокоить меня Дьогу. — Откуда взялась, кто исповедует… во что верят последователи?

— Да не сказать, чтобы прямо много, — замялся я, — хотя Секейра…

— Капитан Секейра! — сверкнул глазами мой приятель.

— Ну да, ну да, капитан! — отмахнулся я. — В общем, дон Педру мне почти неделю вечерами по ушам ездил, пока мы из Порто-Либеро в Бейра-ду-Сеу добирались. Но он, как бы тебе попроще сказать…

— Байки травил, — подсказал Дьогу.

— Именно! И бесконечные анекдоты. А уж если дон Примейру присоединялся…

— Всё, понял, понял! — отгородился от меня ладонями Маседа. — Ладно… тогда начнём с небольшой просветительской лекции.

— А может, не надо? — напрягся я.

— Надо… Энрике! Надо!

Ф-фух! А я уж подумал, что он сейчас ляпнет «Федя»! И вот тогда бы я реально ох… — отставить! — изумился.

— Да ты не переживай, я про истоки веры тебя грузить не стану, — заверил Дьогу. — Просто надо заранее кое-что прояснить. Так скажем, специфику кандомбле именно тут, на Роксане. И в первую очередь, как это учение здесь вообще появилось.

— Полагаю, завезли бразильерос? — заломил я бровь.

— Не-а.

— Только давай не вешай мне лапшу на уши, что ваша кандомбле — тоже особенная, ни на что не похожая!

— Ну почему же? Именно кандомбле, со всеми присущими ей особенностями… и кое-чем ещё, — снова напустил таинственности Дьогу. — Но, как ты выразился, завезли её вовсе не бразильерос. Учение нашего дома — террейру — произошло от кубинской сантерии, или, как они сами говорят, лукум и — родственной, но не полностью идентичной религии. И завез его сначала на Роксану, а потом и на острова падрину Жайми… ну, то есть Хайме Каньярес, наш…

— … только не говори, что это мэр! — скривился я, как от зубной боли.

Реально, вот ведь прикол будет, если и в Бейра-ду-Сеу городской глава ещё и неформальный лидер! Пусть и религиозный, а не криминальный, как кое-где. Не будем показывать пальцем.

— Он и есть, — кивнул Дьогу. — Глава всех сантеро островов. Чего, ты думаешь, он уже третий срок мэр? От самого основания города? А вот на материк его власть не распространяется. К сожалению.

— Н-да… везде одно и то же.

— В смысле?

— Коррупция, — пояснил я. — На какой основе — не суть. Важен сам факт. Рука руку моет, вась-вась, баш на баш, все дела.

— Вот всё, что после факта, вообще не понял! — признался Дьогу.

Ну ещё бы он понял! Я же этим исконно русским понятиям аналогов ни в английском, ни в интере, ни уж тем более в испанском или португальском подобрать не смог. А потому и озвучил на языке родных осин.

— В общем, неофициальные отношения, основанные на взаимной выгоде, всегда главнее официально-показушных, — развил я мысль.

— Ну да, — пожал плечами мой приятель, — а покажи, где иначе?

— Нигде, — вздохнул я. — Но мы отвлеклись. Ты про возникновение кандомбле рассказывал.

— Да, точно! В общем, мы, бразильерос, да и кубаньерос тоже, как этнос сложились именно на религиозной основе.

— Так вы фанатики-мракобесы, что ли?! — разочарованно протянул я.

Всю жизнь, блин, мечтал в секту попасть! Буквально спал и видел, хе-хе.

— Ну, не до такой степени… — смутился Дьогу. — Но да, вынуждены были покинуть Порто-Либеро и его окрестности именно из-за разночтений в вопросах веры. Что характерно, католической.

— А поначалу, получается, там жили? — пропустил я мимо ушей последнюю сентенцию.

По той простой причине, что тут и уточнять нечего — что латиносы, что бразильерос с кубаньерос вкупе те ещё затейники! А ведь чисто формально что те, что другие — добрые католики! Просто у одних католическое учение дополнено культом Санта Муэрте… плюс вера в неких Духов гор, ретранслируемая через эскучар эспиритус, а у вторых — той самой кандомбле-лукуми и верой в… ну, чисто технически тоже в духов — Эшу и Ориша. И уж не в этом ли обстоятельстве кроется корень проблемы? Вон как Дьогу поморщился, когда я Пепе припомнил! Впрочем, такие вещи в лоб не спрашивают, тут лучше издалека зайти. Как я, собственно, и поступил.

— Ну да! — подтвердил моё предположение Маседа. — Куда ж ещё деваться, если у корпов не прижился? Только в Порто-Либеро! Ну а потом падрину Жайми указал нам Путь! А местре Арунья… ну, скажем так — конкретное направление. Куда нужно приложить усилия.

— Слушай… а откуда вас… ну, бывших бразильцев с кубинцами, на Роксане столько взялось? — наконец, облёк я во внятную форму давно вертевшийся на языке вопрос. — Вроде же эти страны в самостоятельной космической экспансии не замечены? Понимаю, Латинская конфедерация! Ее хотя бы Штаты тянут. Но чтобы прямо вот так, национальными анклавами где-то селились? И кто? Португалоязычные бразилы и коммунисты с Кубы?! Отщепенцы?! В смысле, по логике конфедерации?

Не единственные, кстати, если современную политическую карту Южной Америки вспомнить. В собственно конфедерацию, помимо Мексики, входят страны Карибского бассейна — Венесуэла с Колумбией с прочей мелочёвкой, да всё западное побережье вплоть до самой южной оконечности материка. То есть, по факту, Горный Запад. Ну а Равнинный Восток, сиречь те территории, что тянутся от восточных же склонов Анд и до Атлантики — самостоятельные игроки. По той простой причине, что ни Парагвай с Уругваем, ни, тем более, Аргентину бразильцы себе на шею сажать как-то не торопятся.

— Ну вот ты сам и ответил на свой вопрос, — усмехнулся мой приятель.

— Какой из? — не повёлся я.

— Про национальные анклавы. Кушать, понимаешь ли, всем хочется, так что и наши вербуются в сектор конфедерации. А потому что куда ещё? К штатовцам не пролезешь, там своих хватает. К русским с китайцами? К европейцам? Это ж на другом конце света! Юго-Восточная Азия? И как ты себе это представляешь? Вот и приходится идти на поклон к конфедератам. Правда, явление это не столь массовое, как в регионах Иберо-Америки. Строго говоря, мы в космос попадаем по остаточному признаку, потому что отсев. Нас, бразильерос, по языковому признаку, а кубаньерос — по идеологическим соображениям. При прочих равных, конечно же.

Ага, ага! Как говорится, за что боролись, на то и напоролись — вот даже не сомневаюсь, что бразильцы с остальным югом Равнинного Востока из-за языка не контачат.

— И тем не менее, народ в колониях есть! — парировал я.

— Ну да. В самых задницах космоса.

— То есть в таких местах, которые даже для латиносов из беднейших стран слишком? — не поверил я своим ушам.

— Именно. Любое их отребье властям ближе — ведь на одном языке говорят! — едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги, Дьогу. — Как выражаются наши братья-кубаньерос, звериный оскал капитализма!