Там, на островах

На помощь, как я и предполагал, пришёл Дьогу — определив по только ему одному ведомым признакам удачный момент, он ударил смычком… тьфу, бакетой! — по струне-араме, и инструмент в его руках издал глубокий вибрирующий звук, волной обрушившийся на вздыбившихся Эшу. Да так удачно, что их буквально швырнуло в объятия друг другу.

Сейчас, уже несколько оправившись от шока, я понимаю, что именно этого — прямого контакта двух энергоматричных структур — Дьогу и добивался. Но в тот момент мне было не до шуток, потому что на бедный мой мозг обрушилось… ну вот как описать процесс усвоения огромного объёма информации единомоментно? Вот, допустим, перед вами трёхтомник «Войны и мира», и вы, бросив один-единственный взгляд на каждый том, его… прочли? Реально прочли, внимательнейшим образом, не упуская ни единой детали, но буквально за миг? Как описать этот взрыв мозга? Разве что аналогией с взрывом же, но физическим. А конкретно, термобарическим. Ну и прилетело мне ничуть не слабее — на какое-то мгновение почувствовав себя всезнающим, я… тупо вырубился.

Знакомое ощущение. Почти как в том памятном поединке с жуликом Родриго Лопесом, в результате которого я и загремел на Роксану. Просто на какое-то время (судя по слабой реакции зрителей, весьма короткое) выключили свет. Но тут же снова включили, и я осознал себя коленопреклонённым перед падрину Жайми, во взгляде которого читалось всё, что угодно — от жалости и сочувствия до гордости — кроме торжества. Не было в нём триумфа от победы над очень сильным, но неопытным соперником. Скорее, некая отеческая поддержка чувствовалась.

— Прими этот кордау, алуну Урсу! — протянул мне белоснежный пояс дон Хайме. Да-да, снова в оглушающей тишине. Прямо как по заказу. — Отныне и навсегда зовешься ты местре Урсу!

— Да, падрину, — ещё сильнее склонился я перед ритуальным «крёстным отцом».

Ну да, уже вторым. А куда деваться? Хорошо хоть, морду не набили, и в целом не покалечили, если не считать насилие над мозгом. Но я пока что в шоке, и всех масштабов произошедшего не осознаю. Поэтому как бы и не страшно. И вообще, можно радоваться жизни и наравне со всеми принимать участие во всенощных торжествах — каковые обязаны воспоследовать в любом случае. Зря, что ли, столько народу собрали?

— Встань, местре! — велел тем временем падрину Жайми. И вполголоса попросил: — Сразу не уходи, с народом пообщайся.

— Х-хорошо, падрину, — судорожно сглотнул я, словив волну слабости и едва устояв на своих двоих.

— Терпи, местре, — подбодрил меня мэр, вне всяких сомнений, заметив моё состояние. — Сейчас пройдёт.

— Б-буду н-надеяться…

— И ещё одно, местре.

— Да, падрину?

— Не старайся вспомнить то, что тебе показали Эшу, — поймал он мой бегающий взгляд. — Всё, что нужно, придёт само. Может, завтра. А может, через неделю. Просто жди. А чем сильней ты будешь стараться, тем скромнее будет результат. Уж поверь моему опыту, сынок!

— Да, падрину…

— Всё, иди! — легонько подтолкнул он меня в пузо. — И это… пояс смени! Положение всё-таки обязывает!..

И знаете, что самое поразительное? Мэр Каньярес оказался прав! Не про воспоминания, а про самочувствие. Оклемался я достаточно быстро, чтобы ни Вова, ни, тем более, Инес не успели этим делом обеспокоиться. Мало того, мы ещё и барагозили втроём почти до рассвета… но это уже совсем другая история.

Ну а дальше было два дня, занятых рутиной. Которая, собственно, и помогла мне не сойти с ума от множественных, хоть и мелких, озарений — этакие вспышки памяти, настигающие в самый неподходящий момент. Опять же, следуя совету опытного собрата, я даже не пытался хоть как-то анализировать обрывочные сведения, просто машинально «складируя» их на подкорке. А Вова, такое ощущение, крайне удачно подгадал момент, когда количество перешло в качество, и меня реально осенило — ни раньше, ни позже. Собственно, по моей роже он это и понял, сам же признался!

— Ну так что скажешь, Профессор? — напомнил о себе напарник, терпеливо выжидавший уже несколько минут. — Что за блудняк был, а?

— Натуральный блудняк, в этом ты, Вов, прав! — вздохнул я. — Тебе как, общепринятое, но несколько бессмысленное объяснение дать? Или рассказать то, что я сам понял?

— Только понял? — вопросительно заломил бровь Вова.

— Нет, ещё принял и осознал, — заверил я. — Так что всё, что я тут буду нести, вовсе не горячечный бред. Я в здравом уме и трезвой памяти.

— Ну ладно, давай, порази меня! — ухмыльнулся напарничек. — Чего молчишь-то?

— Да пытаюсь сообразить, с чего начать, — отмахнулся я. — Всё, сообразил! Начну с того, что Роксана — это мир постапокалипсиса.

— Какого ещё постапокалипсиса?! — опешил Вова.

— Самого натурального! — заверил я. — Только он не для нас, пришлых, постап. Он постап исключительно для местных.

— Диких, что ли? — не въехал в ситуацию мой напарник.

— Нет, не для них. Под пришлыми я имел в виду вообще всех людей — не важно, где они родились, — пояснил я. — Роксана — мир постапокалипсиса для своих исконных обитателей. На текущий момент, как ты понимаешь, исключительно неразумных — всякого зверья и гадов морских.

— А что, были и разумные?

— Вов, ты меня вообще слышишь?! — возмутился я. — Естественно, были! Да все кончились! Потому что затеяли тотальную войнушку, которая привела к окончательному и бесповоротному кирдыку. Для них. Ну а для нас, равно как и какого-то количества неразумных эндемичных видов, вновь образовавшиеся условия оказались вполне подходящими для жизни… Вов, ты чего?!

— О-фи-геть…

Глава 5–2

– //-

Там же, тогда же

Признаться, не такой я реакции от лепшего кореша ожидал. А какой, спрашиваете? Да самой стандартной! Типа, сказанул бы — вот умный ты, Профессор, но дура-а-ак!.. И головой бы помотал этак сокрушённо, как он умеет. Ну, или вообще бы на смех поднял. А тут, гляди-ка, сам в натуральный ступор встал! Не скажу, что прям задумался, но глаза остекленели, и взгляд в никуда. Я едва сдержался, чтобы у него перед рожей ладонью не поводить, чисто проверить на реакцию. Обидится ещё! Хотя в таком состоянии я приятеля раньше не видел. Как бы не пришлось реанимационными мероприятиями заняться — по щекам отхлестать, нашатыря дать нюхнуть… и да, нашатырь у меня есть. С некоторых пор всегда с собой. Но и это тоже не суть. Главное — Вова проникся. Даже больше скажу — пробрало его до печёнок. Такое ощущение, что он и раньше нечто подобное предполагал, но старательно гнал эту мысль от себя как можно дальше. А теперь ещё и я нарисовался с дичайшей для любого колониста гипотезой…

— Не, ну не может же такого быть! — отмер, наконец, напарник.

— Почему? — хмыкнул я.

— По определению! — отрезал Вова. — Тотальная война с глобальным трындецом! Это было бы слишком круто, понимаешь? Как в кино! Или в сериале приключенческом! Но, увы, вокруг далеко не кино, вокруг унылая повседневность.

— Фига се, унылая! — присвистнул я. — По-моему, Владимир, вы слишком много кушаете, в смысле, зажрались! Какие тебе ещё приключения нужны?! Как по мне, от них не продохнуть! Месяца не проходит, чтобы в какую-нибудь задницу не встряли!

— Но, заметь, это всё обычные задницы, сугубо реальные! — задрал Вова палец в небо. — А ты предлагаешь… даже не знаю, как назвать! Потусторонщину! Сюр! Дьявольщину! Не бывает такого в обычной жизни!

— Да? — с сомнением покосился я на напарника. — А мне вот кажется, что вокруг сплошная аномальщина!

— Имеющая вполне научное объяснение! — вскинулся тот.

— Следствия имеют, но не причины! — парировал я. — До причин так никто и не докопался! И гипотез — что блох на Сигизмунде!