Танцующие с тенью

А еще работа в данном случае заключается в том, чтобы помнить нашу общую историю. В сущности, мы просто не можем забыть такие ужасы, как, например, холокост или война во Вьетнаме. Они отлично приземляют нас, напоминая о коллективной тени и нашем участии в ней. Здесь работа — почувствовать свой гнев и печаль, а затем простить, но ни в коем случае ничего подобного не забывать. Отказ прощать только ожесточает и ранит нас, а это верный способ увековечить насилие.

Я иду в магазин за продуктами для ужина, который приготовлю сегодня вечером для друга — он приходит в гости. Я планирую купить форель. И вот по дороге в магазин неведомо откуда ко мне приходят воспоминания давностью в несколько лет, когда я был скуп по отношению к другому своему близкому человеку, они пробуждают сожаление и грусть. И я делаю то, что предписано простой трехшаговой программой: чувствую, озвучиваю и исправляю. Я позволяю себе почувствовать печаль по поводу своей неполноценности в прошлом настолько полно, насколько только могу. Затем я слушаю свой добрый внутренний голос, который говорит мне: «Да, ты был тогда скуп, и ты жалеешь об этом. Все иногда жадничают. За скупостью стоит страх отдавать. Ты поработал над этим своим качеством, и ты меняешься. Теперь просто живи дальше, а прошлое оставь позади. Подумай, что ты можешь сделать сегодня, чтобы компенсировать эту ошибку прошлого?» И вот, придя в супермаркет, я покупаю вместо форели огромного дорогущего лобстера. Я, как пчелы Мачадо, сделал мед из своих горьких забот.

Все наши составляющие, которые рождаются природой и приходят с историей жизни, полезны для выполнения нашего предназначения так же, как левая рука полезна всем, даже правшам. Работа в данном случае заключается в том, чтобы освободиться от дуалистического разделения, интегрировать все, что с нами происходит, не отрицая ничего из этого.

Иногда бывает, что, прежде чем фрагментированное человеческое «я» обретает согласованность, проявляются наитемнейшие аспекты его поведения. Наша задача в жизни — ничего в себе не сокрушать, а принимать и приветствовать это и так находить обратную сторону тех или иных черт. Наша эгоцентричность, например, может быть единственным способом укрепить слабое и неуверенное чувство собственного достоинства. Мы допускаем ее и приспосабливаемся к ней, но в то же время стремимся к ее противоположности, то есть к бескорыстию. Каждый человек представляет собой место встречи противоположностей, следовательно, каждое негативное качество имеет соответствующее ему качество позитивное, которое только и ждет своего шанса быть благословленным и благословлять.

Целостность по определению не предполагает отмену одной нашей стороны в пользу другой. И она не может служить аргументом против того факта, что мы вмещаем в себя все человеческие способности, какими бы непривлекательными они ни были. Целостность — это принятие всего, что в нас есть, и готовность работать со всем, что нам дано, чтобы добыть и очистить зарытое в глубинах золото. Как это делается? Мы предоставляем каждой стороне безопасную, ответственную и честную свободу действий. Это ведет к примирению наших внутренних противоречий и позволяет им занять законное место в нашем психическом ландшафте. Да, у вонючего скунса тоже есть свое место, как и у прекрасной благоухающей розы!

Многолетний опыт подчинения и послушания мог лишить нас уверенности в себе, необходимой для выполнения этой работы. Авторитетные фигуры и институты, например семья и религия, наверняка не один год призывали нас отвергать и отрицать некоторые наши естественные наклонности или как минимум бороться с ними. В результате качества вроде невежливости или непочтительности к старшим стали в цивилизованном городе нашего «я» в высшей степени подозрительными. А между тем мы можем найти место для всех характеристик, населяющих этот внутренний город, какими бы подлыми или пугающими они ни казались. Каждая из них имеет право жить там, независимо от ее формы и цвета. Дружба с обеими сторонами — это королевская дорога к свободе от страха перед собой, своими импульсами, желаниями, потребностями, глубочайшими устремлениями, то есть перед главными строительными блоками нашей идентичности.

Мы можем ненавидеть проявления эгоизма в своих поступках и решениях. Но эта ненависть зачастую порождается страхом потерять лицо или одобрение окружающих, а вовсе не искренней верой в то, что такое поведение действительно плохо и неправильно. Страх — верный признак, что мы в суде, и создан этот суд человеком, а не природой. Тень духовности живет в сконструированном эго ограниченном представлении, которое придает ценность только одной стороне нашей медали — скажем, бескорыстию. Тогда получается, что нам не следует тратить время на любовь к себе или на чувственные наслаждения, не говоря уже о сексуальных, — это плохо и недостойно. Это превращает духовность в самопожертвование, в давно знакомое религиозное предписание, от которого мы пытаемся уйти. В контексте работы с тенью суть жертвоприношения заключается в отказе от чрезмерных претензий эго и от его успехов в деле контроля и обеспечения привилегий для себя любимого. Тут как ничто иное уместна сентенция теолога Виктора Уайта: «Полностью лишенные того, что владеет нами».

Однако ничто в здоровой психике не указывает на то, что бескорыстие и отказ от телесных наслаждений являются единственными правомерными опциями. Духовность, противопоставляющая нас природе вообще или нашей собственной природе, не может быть подлинной. Поскольку нас, скорее всего, не обучали различать и оценивать эти качества с помощью критериев, базирующихся на природе, мы могли легко принять эту дихотомию. При этом все мистики сходятся в том, что истинная духовность никогда не бывает бестелесной. Божественность должна быть телесной, это предельно ясно иллюстрирует мотив инкарнации (воплощения) во многих религиозных традициях.

Могу ли я сказать, что эгоцентричная часть меня, которая всегда требует чего-нибудь взамен, так же хороша, как и бескорыстная, которая щедро отдает и ничего за это не просит? А почему бы и нет? Взаимодействие, взаимный обмен — это не зло, а аккуратное завершение человеческого круга. И инь, и ян достойны своего места в этом круге. Обе стороны связаны друг с другом, как фигура связана с фоном картины (это, кстати, еще один образ примирения противоположностей). Природа изобилует примерами как отдачи, так и получения в симбиотической экологии, окружающей и поддерживающей нас. Именно благодаря бескорыстной отдаче и эгоистичному получению стала возможна эволюция. Если бы одна из сторон была исключена из процесса, нашего мира не существовало бы вовсе.

Любое духовное воззрение, отрицающее, игнорирующее или принижающее нашу многообразную человеческую сущность, не подходит для существ, которые сочетают в себе материю и дух, психику и тело, мужское и женское, подчинение и господство и еще бесконечное множество пар явных противоположностей. Такой подход ведет лишь к деформации, искажению, к лишению нас наших способностей, а вовсе не к нашей трансформации. Заслуживающая доверия духовность охватывает все, что есть в нас, принимает во внимание всю нашу природу и гостеприимно и с энтузиазмом выделяет ей место. Зачем нам природа, если мы будем подавлять или уничтожать ее?

Святой Фома говорит, что благодать зиждется на природе. Здоровая духовность вмещает, удерживает, охватывает и принимает все силы в нас с любящим энтузиазмом: эгоизм и бескорыстие, свет и тень, безусловную любовь и обусловленную верность, подчинение и контроль. Все это не взаимоисключающие друг друга полярности. Они встроены друг в друга и диалектически работают вместе ради синтеза. Эгоизм и бескорыстие могут сосуществовать в нас, как это бывает у маленьких детей, которые, взрослея, переходят от одно- и двусложных слов к трех- и четырехсложным и при этом сохраняют в своем словарном запасе исходные рудиментарные словечки. Они не заменяют первые вторыми, они освобождают место для всех.

Безусловная любовь возможна только в определенное время и между людьми, поэтому она, по сути, изначально условна. В сущности, настаивать на том, что любовь может быть только безусловной, значит налагать на нее очень жесткие условия. Любовь взрастает в человеческом контексте примирения противоположностей. Она с радостью и готовностью вмещает в себя отдачу и получение, подчинение и контроль, открытость и границы, близость и дистанцию, эссенциальные промежутки близости. В результате такого принятия всех наших жизненных обстоятельств собирается живой и соответствующий сезону гардероб отношений. Чисто безусловная любовь — это роскошное платье для особого случая, а не повседневная одежда. Оно призвано быть чудесным моментом, а не постоянным стилем.

Наша работа — любить безусловно и в то же время устанавливать четкие границы проявления своей любви. Следовательно, речь идет одновременно о безусловной любви и об условной верности. «Я люблю тебя безусловно в своем сердце, но, если ты алкоголик, который издевается надо мной и нашими детьми, и ты отказываешься от помощи, тебе здесь больше не рады. Я ставлю это условие не потому, что меньше тебя люблю, а потому, что хочу обеспечить здоровую и безопасную жизнь для себя и наших детей больше, нежели угодить тебе». А если мы выбираем только одно из двух — это лишь половина любви.