Танцы теней

На его губах заиграла улыбка, но она была такой грустной, что у меня больно защемило сердце.

— А я смогу?

— Да. Ты ведь не просто одна из нас и знаешь это. Дочь Неблагого двора вернуть домой можно, но сдержать свободного духа тёмных перекрёстков, никогда.

Никто прежде не говорил обо мне так открыто. Да что там говорить. Даже я была крайне осторожна с размышлениями.

— А тебя не накажут, если ты поможешь мне?

— Всё возможно, но это не изменит ничего. Когда-то и я жил среди смертных и понимаю тебя…

Некоторое время мы шли молча, но потом я всё-таки решила спросить:

— Быть может, ты хочешь вернуться?

Он печально усмехнулся и ответил:

— Я нахожусь здесь слишком долгое время. Моё время на земле давно вышло и стоит мне ступить за пределы холмов, как с рассветом я обращусь в прах.

От этих слов такой грустью и безысходностью, что любые сказанные сейчас слова потеряли бы всякий смысл.

За нашими спинами послышался топот множества ног и крики. Объяснять мне того, что произошло, не требовалось. Я побежала так, как может бежать только человек на кону, которого стоит его жизнь и свобода.

Наконец, перед нами оказались большие двустворчатые двери. Они были крепко-накрепко закрыты, а звуки погони меж тем приближались.

— Только ты можешь открыть эти двери, — сказал зеленоглазый чародей. — Просто пожелай этого и подумай о том, что дорого твоему сердцу.

О том, а точнее о ком, кто мне дорог, я не забывала, даже находясь под воздействием чар. Как не забыла о нём даже спустя несколько лет его отсутствия…

Я протянула руку вперёд и двери распахнулись передо мной неожиданно легко. Взбежав на широкую каменную лестницу, я закрыла их за собой и устремилась вверх, к свободе, поддерживаемая под руку зеленоглазым чародеем.

Странно, но дверь, ведущая наружу, была приоткрыта, и едва мы пересекли порог, мир колдовских холмов остался за спиной.

Вырвавшись на свободу, я полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Предрассветные сумерки заливали округу серым призрачным светом.

Улыбнувшись миру так, как будто видела его впервые, я обернулась, и улыбка моя тут же угасла. Мой отчаянный спаситель был бледен и стоял, привалившись к проёму чёрной двери, но взглянув на меня, он неожиданно пошатнулся и сполз вниз.

— Что с тобой?! — вскрикнула я, решив, что он ранен и рванулась к нему, упав рядом на колени. В кожу тут же спились острые мелкие камешки и колкие веточки прошлогодней травы, но я совсем не придавала этому значения.

— Этот мир не для меня, — откликнулся он хрипло и тихо. — Нужно вернуться и ответить за свои поступки…

— Нет, мы должны придумать что-то… — возразила я. Меня всё ещё кружила эйфория победы, и потому не верилось, что для него всё настолько безнадёжно.

Он пристально посмотрел в мои глаза, и я едва не задохнулась от той бесконечной тоски, что отразилась в изумрудной зелени его глаз. Больнее всяких слов…

— Ничего не попишешь.

Страшно даже вообразить, как накажут зеленоокого чародея за его поступок. Мне показалось это несправедливым, хоть я и понимала, что он шёл на это совершенно сознательно.

— Ну и почему ты плачешь? — тихо спросил он, дотронувшись моего лица.

— Это нечестно. Ты помог мне, а я не могу для тебя ничего сделать.

— Впервые за несколько столетий я снова сам сделал свой выбор. Всё как раз справедливо и правильно. Ступай в мир людей, не оборачивайся и лучше забудь о том, что было в эту ночь!

Я скрипнула зубами, в отчаянной попытке сдержать свои эмоции.

— Я вернусь, обещаю! Обязательно тебя освобожу!

— Глупая. Нашла, кому и что обещать, — зло бросил он, вдруг вынимая из ножен свой короткий клинок и роняя его к моим ногам. — Бери! Давай же. Если хочешь освободить, убей, другого пути нет. Прерви моё проклятое существование, а ежели не можешь, так беги!

Поднявшись с земли, я даже не притронулась к клинку, вместо этого посмотрев на зеленоглазого с мрачной решимостью.

— Однажды я вернусь. И это мой выбор!

То, что проговорил он во след я уже не расслышала. Первый рассветный луч на миг ослепил меня, вызывая странную болезненную дрожь. Я споткнулась и… открыла глаза.

Тишина и рассвет за окном моей комнаты, словно связавший воедино сон и реальность…

Это ведь на самом деле сон? Всего лишь сон? Только отчего содраны руки и так жжёт глаза? Почему так горчит на губах вкус колдовского напитка?..

— Не думаешь же ты, что тебе удастся забыть о случившемся? — прозвучал неожиданно смутно знакомый женский голос, отчего я вздрогнула и повернула голову.

В стремительно исчезающих ночных тенях стояла та самая привратница, что пропустила меня через дверь, ведущую в тот странный зачарованный мир.

— Хочешь ты этого или нет, но ты навеки связана с нами. А если однажды у тебя родится дочь, рано или поздно она придёт к нам и останется, потому как более чем ты будет принадлежать нашему миру, — проговорила она, не сводя с меня пристального пугающего взгляда.

— Так не бывает! Я не имею к вам никакого отношения! — выкрикнула я.

— Ты сама-то в это веришь? Твоя мать считает иначе, — недобро усмехнулась гостья, растворяясь в рассветной дымке. — А ты попробуй сосчитать срок от Бельтайна до февраля?..

Я прикрыла глаза, судорожно обхватив руками изодранные в кровь, исцарапанные колени. Даже дышать больно…

— Девять месяцев. Девять проклятых месяцев… а она говорила, что неделя была лишней, — прошептала я, а перед глазами картины из детства.

Теперь всё, что было со мной, представало в совершенно ином свете. Они пытались быть хорошими родителями, но были просто не способны испытать настоящих родительских чувств. А как бы я поступила на их месте? Трудно понять. Выходит, я лишь с виду человек.

Поднявшись с постели, я направилась к шкафу, откуда взяла зеркало и посмотрелась в него, чтобы увидеть, как медленно уходит из глаз мутная зелень, делавшая собственное отражение таким чуждым. В волосах затерялась искристая медь, такая несвойственная семье, где я родилась.

По губам пробежала ядовитая усмешка, и зеркало с глухим звяканьем выпало из дрогнувших пальцев.

Собственная обида, копившаяся годами, показалась вдруг такой смешной. Я ведь даже никогда и нигде не упоминала о своей сестре и даже думать о ней не хотела, потому что втайне страдала от того, что мне казалось несправедливым такая разница в отношении… Ведь её на самом деле любили.