Танец для живых скульптур

– Ты знаешь, мне нужно ехать...

– Прямо сейчас?

– Нет, конечно. Завтра. Переночую, и поеду с утра. Много дел...

– Что ж,- сказала она.- Надо, значит, надо...

– Леди,- сказал я.- Мне нужны деньги.

– Прости, я совсем забыла,- она взяла в руки сумочку.- Ты, кажется, хотел что-то купить...

– Ты не поняла,- сказал я.- Мне нужны деньги.

Она замерла.

– Много?- спросила она.

– Двадцать пять тысяч.

– Долларов?

Я кивнул.

– Это срочно? Но у меня нет столько...

– Есть,- сказал я.- Нужно просто снять со счёта.

– Но зачем тебе?

– Ты хочешь контролировать все мои действия. По-твоему, это и есть доверие?

– А это что, секрет?- сказала она.

– Да,- сказал я.- И не стоит устраивать по этому поводу сцену скупости.

Она помолчала.

– Двадцать пять тысяч?- сказала она.

– Если можешь, то возьми чуть больше, я хочу немного потратиться.

"Не огорчайся",- сказал я.- "У нас будут деньги. Не думаю, что нам грозит нищета".

...........................................................................

.......

– Ничего, да?- сказал я, высыпав на стол деньги.

Мэгги присвистнул.

– Вот теперь-то я запасусь холстами. И чего я на море не езжу...

– Это не дары моря.

– Понимаю,- сказал он.- Это дары небес. И как нельзя, кстати.

– На то они и небеса, чтобы всё знать,- заметил я.

– Я как раз собирался съездить порисовать... Скоро осень кончится последние дни...

– Надолго?

– Как получится,- сказал он, складывая деньги в ящик стола.- Ты поедешь?

– Погода...- сказал я.- На юге холод, дожди, здесь солнце, тепло, с ума можно сойти.

– Да,- согласился он.- Теперь не разберёшь.

– На этот раз не получится,- сказал я.- Извини.

– Ладно,- сказал он, не глядя на меня.- Ко дню рождения всё равно вернусь, так что готовь подарок.

Я вздохнул с облегчением.

Мэгги взял гитару и, устроившись с ней в обнимку, стал напевать "Леди Джейн".

– Покормишь меня чем-нибудь?

Он накрыл струны ладонью.

– Есть рыба. Треска. Вчера сварил.

– Сгодится,- сказал я.

Выяснилось, что треска так слиплась, что разогреть её было проблематично.

– Ничего, поедим холодной. А ты?- спросил я, увидев, что он достаёт только одну тарелку.

– Я не хочу.

Он поставил передо мной кетчуп, после чего уселся напротив и принялся с детской непосредственностью ковырять болячку на локте.

– Как вы ведёте себя за столом, сударь!- строго нахмурился я.

– Сорри, мэм,- бодро сказал Мэгги, отпуская локоть восвояси.- Предлагаю сходить в кино.

– Предложение принято,- сообщил я, расправляясь с рыбой.

– На "Кабаре".

– Три - хорошо, а четвёртого прикупим.

– Пятого,- напомнил Мэгги.

– Из кармана возьмём?

– В пятый раз.

– В пятый, так в пятый. Ради хорошего фильма не жалко.

– Можно сходить на Софи Лорен,- предложил он, когда мы уже перебрались в комнату.

– А почему бы тебе не начать работать с живой натурой? Теперь-то ты можешь себе это позволить.

– Да,- согласился он, с интересом наблюдая за моими безуспешными попытками нащупать окурком изъян в доверху набитой пепельнице.

– Когда ты пишешь портрет, разве не уподобляешься ты самому Господу, сотворяющему первого человека?

– Уподобляешься,- признался он.

– А когда ты открываешь на холсте красоту женских форм, разве не сотворяешь ты для себя жену, что не дано было даже Адаму со всеми его райскими кущами?

– Ах ты, змей искуситель! Увлекаться опасно.

– Неужели,- удивился я.

– Деньги, они как вода. Нужно что-то иметь впрок. На будущее.

– Предоставь эту работу мне,- сказал я.

Будущее. Что знали мы тогда о нём, Мэгги, я... и даже сама Леди, которая знала всё!

6

Она остановилась у витрины.

– Тебе никогда не казалось, что... манекены красивее живых людей?

– У людей никогда не бывает такой идеальной кожи,- сказал я.

Она передёрнулась и отвернулась.

– Даже жутко. Пойдём, уйдём отсюда.

Она защёлкала каблучками по тротуару. Я догнал её.

– Люди - те же манекены, только неряшливо сделанные. Как жаль, что я не могу сделать их такими же совершенными.

– Перестань,- сказала Леди.- Ты же видишь, мне не по себе от этих разговоров.

Бледное равнодушное небо.

Обветренная улица.

– Но почему!- не желал сдаваться я тишине.- Если это так?

Она молчала, потом встрепенулась и сказала: "На меня нашло что-то. Но всё, прошло. Сегодня вечер какой-то тревожный, тебе не кажется?"

– Напротив,- возразил я.- Всё так мирно. Ни ветра. Ни облаков, ни людей, как будто всё... Вымерло...

– Ты сказал: "Жаль, что я не могу сделать их другими". Ты произнёс это так...

– Чего ты боишься?

– Да нет, ничего.

Ничего, милый.

Она подняла с земли лист клёна.

– Хочешь, соберём листья?

– Да,- сказал я, думая о другом.

И мы стали собирать листья. А где-то их жгли.

7

Мне было легко с ним.

Он почти никогда не возражал мне открыто, но что-то едва уловимое в его реакции, выражении лица или голоса, говорило мне всё.

Он не умел лгать.

Я мог придти злой как собака после очередной стычки с Крис и написать какую-нибудь глупость, а потом прочитать это вслух, повторяя особо неудачные места особо гордым тоном, и я никогда не спрашивал его: "Ну как?"

Я видел.

Прежде он не писал стихов.

Прежде я пренебрегал красками. Но он искал их и заставлял искать меня. Ему великолепно удавался рисунок, казалось, он не направляет карандаш, кисть, они сами знают, что им делать, он лишь присутствует при этом,- невозможно управлять ими с такой виртуозностью. А он непременно желал управлять цветом.