Танец для живых скульптур
Шрифт:
– Ты же сам сказал, что есть только один человек, который может сделать то, что ты должен сделать.
– Да, но уникальных людей много. Каждый по-своему уникален.
– Так чего же ты хочешь?- сказала она.
– Если я приму роль, которую мне предлагают, я стану чем-то конкретным, предсказуемым, ограниченным... Как говорил Лао-цзы, если ты будешь чем-то одним, ты не сможешь быть всем остальным.
– А ты хочешь быть всем,- сказала она.
– Да. Хотя всё - значит, ничто.
– Тогда сама жизнь - ничто, потому что для человека она - всё.
–
– Можно ждать и бездействовать, а можно подготавливать пути...
– В пустыне.
– Да.
– Но ведь я не отказался от этого дела. Я не собираюсь делать глупостей, я не сумасшедший. Знаешь, чем отличается гений от сумасшедшего, по Сальвадору Дали?
– Чем?
– Тем, что он не сумасшедший.
– Я знаю, что ты не наделаешь глупостей. Но подумай, разве то, что ты обретаешь, не стоит трудов? Ведь ты выходишь в совершенно иные сферы, где жизнь происходит по иным правилам, где не действуют те законы, которые делают людей рабами. В том числе, и мораль. Разве это не свобода?
– Нет. Этими людьми тоже можно манипулировать.
– Но совершенной свободы не бывает!
– Я знаю это.
– Так чего же ты хочешь? Манипулировать этими людьми?
– Настоящая манипуляция никогда не бывает тем, что принято называть манипуляцией.
– Пойми,- сказала она, взяв меня за руку.- Один неверный шаг, и тебя раскусят. И тогда нас с тобой просто не станет.
– Тебе страшно?- сказал я.- Не бойся. Я не враг им и не собираюсь вторгаться в сферы их интересов, напротив.
– Если бы ты был враг, они просто не подпустили бы тебя к себе близко. Но если вдруг они почувствуют опасность, угрозу, исходящую от тебя, а опасность они чувствуют печёнкой, тебя не станет. И меня не станет, а я хочу жить.
– И я хочу жить.
– Поэтому будь осторожен,- сказала она.- Я не говорю тебе оставить эти мысли, потому что ты их всё равно не оставишь. Но, умоляю тебя, будь осторожен.
– Ладно,- сказал я.- Можно совершать и бездействуя. Главное, ничему не мешать.
Она помолчала.
Потом сказала: "Поедем. Пора возвращаться".
– Давай я поведу машину,- предложил я.
– Как хочешь,- сказала она.- Заедем по дороге куда-нибудь поужинать?
Я сказал: "Да".
Мы подкатили к ресторану.
Мне показалось, что я уже видел эти двери когда-то, и ничего в этом не было особенного, но когда мы уже сидели за столиком,- нам принесли меню,- я почувствовал, что не успокоюсь, пока не пойму, почему эти двери так отпечатались у меня в памяти, и, предприняв пятую попытку вникнуть в содержание того, что было у меня руках, столь же безуспешную, как и четыре предыдущие, я передал меню Леди: "Выбери ты",- и в тот момент, когда она уже взяла его, а я ещё не отпустил, и мы держались за него с двух концов, я вспомнил.
...................................................................
Крис придерживалась мнения, что деньги, которые принёс день, должны ему и достаться. В доказательство этого она цитировала Евангелие: "Заботьтесь о дне сегодняшнем, завтрашний день
сам позаботится о себе".В тот день на нас неожиданно свалились деньги, а был уже вечер, и мы никак не могли придумать, на что бы их истратить. И мы пришли сюда, в место, разрекламированное мне как разориловка.
И нас не впустили, потому что мы были неприлично одеты, хотя, по понятиям Крис, она даже приоделась.
Леди отпила из бокала и поставила его на столик.
– Ты нервничаешь?- спросил я.
– Да,- сказала она.- Ты заставляешь меня нервничать.
– Перестань,- сказал я.- Ты хочешь, чтобы я оставался слабым?
– Конечно, нет,- сказала она.- Но я не хочу рисковать больше, чем это нужно.
– Я тоже,- сказал я.- Я вообще не люблю рисковать. Рискуют те, кто действуют наугад.
– Но можно совершить ошибку и не заметить этого. А когда поймёшь, окажется, что уже слишком поздно, чтобы что-то исправить.
– Ощущения не лгут,- заявил я.
– Но их можно превратно истолковать,- сказала она.
– Попробуй идти, всё время думая о том, как бы не споткнуться, и обязательно споткнёшься.
– Дело не в этом,- возразила Леди.- Не в том, как ты идёшь, а в том, что ты можешь зайти слишком далеко.
– Останавливаться поздно,- сказал я.- Я уже перешагнул роковую черту.
– Какую черту?- с тревогой спросила Леди.
– Рубикон.
– Я поняла,- сказала она.- Ты решил поиграть на моих нервах.
– Я ведь предупреждал тебя, что обратной дороги уже нет. Я мог быть гениальным поэтом, но я выбрал другой путь, потому что встретил тебя. Неужели ты думаешь, что я удовольствуюсь ролью посредственности? Неужели ты этого хочешь?
– Я вовсе не хочу этого.
– Ты хотела, чтобы я изменился, но при этом остался таким же, как был? Это невозможно. Есть грань, переступив которую, нельзя вернуться назад. Я уже изменился и не могу стать прежним. Но только переступив эту грань, я остаюсь один на один со своим гением и своей судьбой.
– Всё это звучит очень таинственно.
– И это тебя нервирует?- улыбнулся я.- Как твоя рыба?
– Так себе.
– Надо было взять свинину.
– Да, надо было,- сказала она.
– Свинину невозможно испортить. А рыбу ещё легче испортить, чем говядину.
– Говядину тоже легко испортить.
– И вообще, самая вкусная рыба - это та, которая не испорчена термической обработкой.
– Значит, пожарить рыбу - это уже испортить?
– В сущности, да,- сказал я.
– Не знала, что ты так разбираешься в рыбе.
– А я и не разбираюсь в ней. Но я разбираюсь в том, что вкусно, а что невкусно.
– Я это заметила,- сказала Леди.
– Твоя кухня, вообще, вне конкуренции.
– Спасибо. Даже если это комплимент.
– Это не комплимент, Леди,- сказал я.- Ты понимаешь, что у нас нет другого выбора, кроме как идти до конца?
– Да,- сказала Леди.- Кажется, понимаю.
– Ты богиня.
– Я это знаю,- сказала она и стала выбирать десерт.
– Вы, конечно, понимаете, что это дело весьма деликатное...