Танец марионетки

Труднее было придумать, откуда у Анжелики взялась хирургическая игла. В каноне такую иглу сделали по её просьбе в 7-м томе для лечебных надобностей. Предположила, что иглы для вышивания Анжелике, учитывая возможности Жоффрея, он вполне мог позволить себе купить из стали, которые стоили в то время баснословно дорого. И не одну-две, как могли позволить себе даже богатые люди, а целый набор. Так что потратила одну иглу на прихоть, на всякий случай. Не железной же зашивать, не гигиенично.

Думаю, при необходимости Жоффрей тоже мог бы проделать подобную операцию, учитывая опыт на море в юности. Моряки все хорошо умели владеть иглой. Но он слабее знал лечебные свойства, чем Анж. Его конек — яды. Так что лучше пусть это сделает Анжелика, меньше риска и себя покажет.

* Акация — Анжелика использовала стручки акации (желательно зрелые) — за содержание в них дубильных веществ — танинов. Название «танин» переводится как дубление кожи. Самая высокая концентрация танинов в коре акации и дуба. Танины заживляют послеоперационные раны, избавляют от микробов, лечат воспаление, помогают в регенерации кожи, снимают зуд. Есть, конечно опасности при усиленном внутреннем потреблении, но в данном случае их применяли наружно.

** Белладонна или красавка обыкновенная — сильно ядовитое растение, ядовиты все части растения. При работе с листьями белладонны надо работать в перчатках, запрещено прикасаться пальцами к лицу, губам и глазам, чтобы уберечься от отравления.

Белладонна (не в чистом виде, а в определенной концентрации в растворе) может использоваться как болеутоляющее и противоспазматическое средство.

Современная народная медицина отказывается от употребления столь опасного лекарственного растения, однако ранее экстракты красавки с вином и соками принимали как внутрь, так и в качестве наружного средства при болях разного происхождения.

Глава 10

Мужские игры

Жизнь в Отеле Веселой Науки после болезни мадам де Пейрак и происшествия в лаборатории постепенно наладилась. Анжелика снова с обаятельной улыбкой порхала по залу, с весельем и радостью исполняя обязанности хозяйки дворца. Все гости замечали некоторую перемену в ней. Казалось, она стала более женственна, утонченна и уверена в себе, несколько утратила порывистость «юной дикарки», но все так же была временами дерзка и остра на язычок. Те, кто уже знал об «интересном положении» мадам, связывали перемены именно с этим событием; те, кто видел её впервые, искренне восхищались её красотой и обаянием.

А Анжелика была просто счастлива от того, что избавилась от своих былых страхов. Неприятный эпизод в галерее был для нее теперь лишь неучтивым поведением не совсем трезвого Пегилена, и она никак не связывала его с детскими воспоминаниями.

Она пока еще не могла понять, почему произошла в ней такая перемена: из-за волнения связанного с операцией и её успешного завершения; из-за сильной усталости, которую она ощутила после нее и, которая, отступая, унесла с собой эти воспоминания, или… Или после того разговора с Жоффреем, когда он с такой настойчивостью и вместе с тем с добротой допытывался до истоков её страхов. Когда она рассказала ему все то что видела в детстве, то поняла, что он прав: «что было, то уже давно прошло». Нельзя связывать былые ощущения и воспоминания с реальной жизнью сейчас. Тогда были совсем другие условия. Другая жизнь. Другие люди. И она вновь почувствовала себя бабочкой в его руке. Он опять может заставить её трепетать и обжечь своим прикосновением или взглядом. Но она уже не боялась, что он может поймать её в сачок с единственной целью — завладеть новой игрушкой. Она видела с какой заботой, вниманием, даже трепетной осторожностью он относился к ней во время болезни.

Она никогда не сможет забыть то доверие, которое он оказал ей в лаборатории, когда она так самоуверенно и несколько деспотично решала судьбу Куасси-Ба. И хотя она видела изучающий взгляд и некоторое недоверие к ней, он все же дал ей возможность поступить так, как она считала в то время нужным. И она была за это ему благодарна. Это придало ей уверенности в тот трудный момент.

— Он говорил мне: «Любовь моя». Неужели он вправду любит меня? — думала временами Анжелика. — Меня, обыкновенную, ничем не примечательную баронессу из обедневшего дворянского рода, почти крестьянку по воспитанию.

В этот миг она вспоминала его чувственные, ласковые губы и обжигающие ласки его рук… когда они были на Гаронне. И то ощущение, как она почти потеряла голову от них.

— Неужели он вправду любит меня? И я для него не одна из кукол в красивой одежде?

Проходя по галерее, чтобы идти встречать очередных гостей, она увидела в зеркале силуэт, который показался ей нереальным. В зеркале отражалась не живая женщина, а воплощение мечты. То, каким любимое существо могло отражаться только во взгляде любящего человека — вечно юная наяда или нереида без возраста с зелеными глазами, розовыми губами и светлыми волосами. Она недоверчиво рассматривала себя.

— Неужели я такая и есть… или это магическое, волшебное зеркало? — то ли про себя, то ли вслух прошептала потрясенная Анжелика.

— Вы такая и есть, любовь моя, — услышала она за спиной тихий голос графа, — такой я вас вижу каждый день.

Анжелика увидела отражающийся позади нее силуэт Жоффрея. Но в этот раз она не испугалась и не отшатнулась. Ей показалось, что его отражение тоже было нереальным, оно её не пугало, во всяком случае, не пугало по той причине, что раньше.

Де Пейрак подошел ближе и с улыбкой посмотрел на нее в зеркале.

— Вы больше не боитесь меня, мой ангел, — с одобрением и легкой радостью сказал он.

Граф осторожно положил руки на её плечи, нагнулся к её шее и нежно прикоснулся к ней губами. Анжелика вздрогнула. Но не от ужаса, а от острого ощущения, которое она испытала. Она смутилась от испытанного ею наслаждения и… покраснела до самых плеч.

— Вы привыкаете ко мне, но вы меня не любите. — с легкой улыбкой еще не сошедшей с его губ, но затаенной в глазах грустью промолвил он. Затем держа её за плечи повернул к себе лицом, казалось, он хочет привлечь её ближе. Но отпустил и с нежностью посмотрев в глаза, сказал:

— Идемте, радость моя, нас ждут. — и подал ей свою руку.

Жоффрей де Пейрак, как и когда-то давно, наблюдал за Анжеликой.

— Она изменилась, моя маленькая фея. Она стала почти настоящей женщиной. В ней еще не зажглась искра любви, которая видна сразу… каждому взглянувшему на очаровательную влюбленную женщину. Но она приобрела мягкость будущего материнства, которое несколько изменило её формы. Она стала еще ослепительней чем была. Она стала такой после взрыва в лаборатории. До этого ее беременность лежала на ней гнетом. Почему же это происшествие так изменило её? Или… она почувствовала себя Мелюзиной? Той, кто все умеет, которой все подвластно, кто может вылечить или навлечь болезнь, дать надежду или отнять её, привлечь или отринуть, приворожить или оттолкнуть. И она, почувствовав эту власть над людьми, изменилась сама. Но насколько и в чем? Осталась ли она тем же ангелом и зеленоглазым эльфом из болот Пуату или решила стать пустой беззаботной кокеткой, думающей только о наслаждениях и развлечениях?

— Нет. — подумал он, вспомнив встречу в галерее. — Она не настолько изменилась. С каким восторгом, недоверием и удивлением она смотрела на свое отражение. Она не могла поверить, что видит себя. Сегодня в своем платье цвета морских глубин она похожа на морскую нимфу. И кажется еще более юной и невинной, чем в день свадьбы.

Он наблюдал, как Анжелика о чем-то говорила с юным герцогом. Тот восторженно смотрел на его жену.

— Несносный юнец! — с ревностью подумал граф. — Она не для тебя! Попробуй только дотронуться до неё. — И в тот же миг заметил, что "юнец" именно это и сделал, правда, осторожно и робко: герцог дотронулся до плечика Анжелики. Жоффрей уже готов был вспылить и ринуться к ним, когда увидел, как его жена легко и немного кокетливо ударила веером по руке юного нахала и с преувеличенно сердитым видом что-то сказала. Затем очаровательно улыбнулась ему. «Юнец», как покорная марионетка, кивнул и с покорностью отвернулся в другую сторону к новой собеседнице.

— Она дергает людей за веревочки, как кукол. Она управляет каждым, кем захочет… и как захочет. Так же она поступает и со мной. — думал де Пейрак. — А ведь она моя жена, я имею полное право на нее. Но послушно жду, когда она разрешит мне воспользоваться этим правом.

Граф вспомнил, как она вздрогнула, когда он поцеловал сегодня её нежную, волнующую шейку.

— Я не мог от этого удержаться, увидев трогательную ложбинку сзади под приподнятыми вверх волосами. То, как она вздрогнула, не было отвращением и неприязнью, как раньше. И она покраснела. Может… может, она была взволнована этой лаской? И она захотела бы… продолжения? Но смог бы я удержаться на такой нежной ноте? Не испугал бы её более смелым и несдержанным продолжением? Не будем очень спешить. Она дикая горная козочка, которую может спугнуть движение легкого камушка в горах.