Танец с дьяволом
Шрифт:
— Красавица моя, — сказал, пошатываясь, Франек. — Это наша работа.
— Отпустите, не трогайте его! — она колотила их своими маленькими кулачками.
Марек свободной рукой облапил ее, схватил за грудь, впился слюнявыми губами в ее губы.
— Ты пьяный, — сказала она, пытаясь высвободиться.
— А меня поцеловать? — подступил к ней Франек.
Люба перестала отбиваться. Пес, горло которого все сильнее стягивала петля, хрипел и поскуливал.
— Вот что, — сказала она неожиданно спокойно и даже кокетливо. — Отпустите собаку, а я вас за это поцелую — каждого.
— Больно
— Ладно. Пойду с одним из вас в подпол.
Оба уставились на нее, а потом почти в один голос спросили:
— С кем?
— Подеритесь. Кто победит — с тем и пойду.
Парни бросили на землю веревки, и Люба торопливо освободила шею Блю-Боя от петли, поцеловала его. Вертя хвостом, он лизал ей руки.
Потом подняла глаза — и обомлела. Марек и Франек, вытащив ножи, на нетвердых ногах ходили друг вокруг друга. Франек оступился, задев за какую-то деревяшку, и соперник всадил ему нож в живот. С хриплым криком Франек по-медвежьи обхватил его, полоснув клинком по горлу. Сцепившись, они медленно перекатывались по земле, размазывая по ней хлещущую кровь.
К ним бросились лагерники, радуясь даровому развлечению. Люба поспешила убраться с места происшествия и увести Блю-Боя. Чем кончилась поножовщина, ей было все равно — главное, что спасла собаку.
Прибежав в свою маленькую комнатку, она достала банку копченой осетрины, которую Магда вместе с другими деликатесами принесла из ресторана и хранила за плинтусом, и стала учить пса выполнять команды, награждая его неуклюжее старание кусочками рыбы.
К возвращению Магды жестянка была пуста, а Блю-Бой умел кувыркаться, сидеть и давать лапу.
— Сию минуту убери отсюда собаку, — приказала она.
— Она же никому не мешает…
— Она мне мешает. Здесь и так повернуться негде.
— Ты же здесь почти не бываешь.
— Да, я работаю, я надрываюсь с утра до ночи, чтобы достать тебе вкусную еду. Я все делаю только ради тебя.
— И с Хаимом спишь ради меня?
В ту же минуту раздалась звонкая пощечина. Магда тяжело дышала.
— Хаим — единственное светлое пятно в моей жизни Адам бросил, предал меня! Но тебе до этого дела нет! Тебе ни до чего нет дела с тех пор, как ты встретила Валентина. Ты бы не задумываясь побежала за ним, а обо мне и не подумала бы!
Люба прижала ладонь к горящей щеке.
— У меня больше нет Валентина. Так пусть будет хоть собака! — Она открыла дверь и увидела приближающегося. Хаима. — Пошли, Блю-Бой, нам тут делать нечего.
Она брела по пыльным дорожкам лагеря, жалела себя и говорила Блю-Бою:
— Магда со своим хахалем. Что ж, отлично, развлекайся, мамочка, развлекайся. Вот посмотришь, Блю-Бой, какой подарочек я ей преподнесу.
Когда Магда была в городе, Хаим уходил рыбачить один. И как-то раз на берегу появились Люба и Блю-Бой.
— Можно, мы посмотрим, как вы ловите? — спросила она.
— Да что ж ты спрашиваешь? — рассмеялся Хаим. — Располагайтесь на одеяле.
Хаим пообещал, что к обеду у них будут свежие окуни Люба, сняв чулки и туфли, зашла в воду Хаим вскоре
вытащил первую рыбу, Блю-Бой возбужденно залаял.Люба побежала взглянуть, споткнулась на мелководье и, с хохотом отряхиваясь, выбралась на берег.
— Смотри не простудись, вот одеяло, закутайся, — Хаим ловко снял окуня с крючка и, держа его под жабры, дал стечь крови, потом с гордостью показал улов Любе. — Сроду таких здоровенных не вытаскивал. Ты мне приносишь удачу.
— Ну раз так, поцелуйте меня, чтоб не сглазила.
Поднявшись, она сбросила одеяло и предстала перед ним голая. Хаим не мог отвести от нее глаз.
— Ну, что же вы?! — Она обвила руками его шею и поцеловала в губы. Окунь выпал из его пальцев.
Торжествующая Люба отдалась ему здесь же, на берегу, рядом с дохлым окунем, под тявканье Блю-Боя.
Магда появилась, когда они еще не успели разомкнуть объятий. В руке она держала записку Любы:
Мы с Хаимом ждем тебя на берегу.
Хаим попытался встать, Но Люба держала его крепко, с вызовом глядя на мать. Та повернулась и пошла прочь.
— Боже мой! — Хаим торопливо натягивал штаны. — Как я мог? Как я мог это сделать? — продолжая бормотать, он устремился следом за Магдой.
Люба, растянувшись на прибрежном песке, медленно провела руками сверху вниз — по груди с еще напряженными сосками, по плоскому животу, по бедрам. Она чувствовала себя женщиной, взрослой женщиной. Пес лежал рядом и, виляя хвостом, лизал ей пятку.
— Да, Блю-Бой, я теперь женщина, — шептала она. — Из-за меня Марек и Франек зарезали друг друга, и любовник моей матери принадлежит теперь мне.
Но триумф ее длился лишь до той минуты, пока она не переступила порог дома и не увидела разом постаревшее и осунувшееся лицо Магды. Та не произнесла о случившемся ни слова.
Хаим был в отчаянии и все пытался вымолить у Магды прощение. Однако она не желала его слушать.
Через неделю Магда сообщила дочери о том, что получены английские визы.
— Англия? Но там, кажется, сыро и всегда стоит туман. Я думала, ты будешь добиваться разрешения уехать в Америку — следом за Хаимом.
Магда повернулась. Глаза ее были, как сталь.
— Теперь мне все равно, куда ехать, лишь бы выбраться отсюда. Мы проторчали здесь больше года. Слава Богу, что хоть англичане согласились выдать нам визы.
— Но я не хочу в Англию…
— Поздно, Люба.
Прошли обычные предотъездные собеседования, осмотры и прочие формальности. Вскоре они должны были покинуть лагерь, но теперь это их теперь нисколько не радовало.
Любу мучило чувство вины, когда она в сопровождении ни на шаг не отстававшего Блю-Боя бродила в полутьме по лагерю. Через несколько дней они уедут отсюда, Хаим исчезнет из их жизни. Да, она поступила с ним и с Магдой жестоко. Матери без него будет плохо. Хаим помогал ей забыть о предательстве Адама. «Зачем я это сделала? Зачем так унизила Магду?» Присев на камень, она взглянула в обожающие собачьи глаза, потрепала Блю-Боя по голове.
— Знаешь, Блю-Бой, мужчины — глупы, а женщины — жестоки.