Тарантул

Проблемы были у меня. Каким таким сказочным образом вывернуться из этой патовой ситуации? Если не дают никаких шансов себя доблестно проявить, а дуло пистолета с глушителем в руках "нового особиста" постоянно утыкается в левое, пятое по счету, ребро. Неприятно, когда выказывают такое недоверие.

– Желаете чайку-с, - решил проявить радушие и гостеприимство как в лучших домах города Засрацка.

– Чаю?
– осклабился Арсений.
– А зачем? Скоро тебя угостят... в другом местечке...
– И указал на старенький диван, где я совсем недавно под женскую трепотню плавал в воспоминаниях.

– Сядь и не врякай.

– А лечь можно?

– Ляжешь, - многозначительно пообещал.

– Верка, так не играем, - обиделся я.
– Не вижу смысла находить дискетку.

– Это он так шутит, - проговорила та.
– Не обращай внимания.
– И укоризненно.
– Арсений, не пугай мальчика, а то мальчик все забудет на свете.

– Ты слишком добра к нему, милая, - ухмыльнулся "новый особист".

– И с этим у тебя... неординарные отношения?
– ахнул, тараща глаза на любвеобильную бабенку.
– Ну ты, мать, даешь?..

– Алеша, будь проще, - поморщилась.
– Давай заканчивать эту канитель.
– Взглянула на часы.
– Детки в садиках уже ждут своих мам...

Я скрипнул зубами и сказал: дискетка там. Где там? В кабинете, признался, под глумящимся над живыми Лаптевым и мавзолеем. Где?

Пришлось изъясняться более подробно. Вирджиния хмыкнула и, сделав знак боевому другу сдерживать себя, покинула наше общество.

– Все, Чеченец, - сказал Арсений и щелкнул предохранителем.
– Ты труп.

– А вдруг дискетки нет, - смотрел в черный монокль пистолета, пытаясь предугадать момент до выстрела, чтобы успеть увернуться от первой пули, а дальше, как Бог даст.
– Ее нет, а мы тут дурака валяем, - заговаривал врага.
– Аккуратнее, дядя, зачем нервничать, не торопи события.

– И не надейся, Чеченец, - отступил к серванту.
– Это не твой день, парень.

Так оно по всему и выходило. Денек выдался не совсем удачным. Совсем плохим выдался денек, если взять во внимание расстояние между мной и шпаером в руках "нового особиста".

Даже Чеченец не был в состоянии перемахнуть эту незримую пропасть между двумя вечностями. Первая - эта та, которую мы с ним имеем, а вторая вечность - та, которую будет иметь. После выстрела. Обидно погибать без боя в свои младые годы, не успев порадовать родину своими трудовыми и ратными успехами.

Что-то надо делать? Но что? И только успел задать себе этот непростой вопрос, как события начали приобретать фантасмагорический характер. Мне показалось, что принимаю участие в съемках гангстерского фильма в павильоне Голивуда, однако меня об этом забыли предупредить.

Из кабинета выскользнула Вирджиния, двигалась свободно и подвижно. С ней случились какие-то неуловимые превращения, но какие именно не успел осмыслить.

Моя первая и единственная женщина неожиданно цокнула языком, так лошадка бьет копытцем по мостовой, высекая подковой яркие в сумерках искорки...

Разумеется, мы с Арсением повернули головы на этот неожиданный звук.

Дальнейшие события, надо признать, произвели на меня неизгладимое впечатление. Из легкой женской руки, держащей миниатюрный арбалет, выскользнул небольшой остроконечный дротик и... впился в правый глаз "нового особиста".

Если бы этот дротик залетел в мою глазную впадину, я бы, уверен, удивился куда меньше. По-моему, Арсений не успел осознать своего незавидного положения. Он сначала подсел, словно его тукнули под колени, как это мы часто делали в детстве с зазевавшимися приятелями, а затем мешковато завалился навзничь.

Я успел заметить, как проступающая кровь заполняет глазную орбиту на умиротворенном лице бойца невидимого фронта. Похоже, он ошибся - и это был его не совсем удачный денек. Что, впрочем, не снимало вопросов относительно моего светлого будущего.

– Тсс!
– прекрасно поняла мое состояние Вирджиния и глазами показала на пистолет в руках её бывшего уже боевого товарища.
– Работаем, мой мальчик.

Единственное, что понял - партия продолжается. Одна из фигур (Арсений) пожертвована в угоду какой-то головоломной комбинации. Радовало, что не я оказался на месте "офицера", любителя скакать на судьбе-лошадке, и так ловко сбитого с дорожки жизни её копытцем.

Прекрасная Вирджиния двигалась как мерцающая тень, и я уяснил, что меня удивило в ней, когда появилась из кабинета: она сбросила с себя плащ, похожий на балахон, и оказалась в зимнем кожаном комбинезончике.

– Работаем, мой мальчик, - повторила, чмокнув меня в щеку.
– Я же сказала: все будет хорошо.

И в те доли секунды, когда мы двигались по сумеречному коридору, я понял, что никогда не сумею разгадать её душу, никогда; и эта женщина останется для меня, как говорят в подобных случаях, тайной за семью печатями.

... Костолом, изображающий собой влюбленного, скучал у лифта. Пуля прекратила это пустое ожидания: сырой сгусток мозгов на стене потек перловой кашицей , которую так любят детишки в детском саду.

– Молодец, - похвалила Вирджиния.
– И вперед, хороший мой, нам надо торопиться.

Я, любящий сын, заартачился - извини, нужно подумать о маме. Меня не поняли - в чем дело, Чеченец, мать твою так? Вот именно: мать моя! Зачем, спрашивается, моей родной мамочке два свежих трупа, мало ей этих мертвяков на работе, так вот, пожалуйста, принесли под дверь и домой. И что, нервничала Варвара Павловна. Надо убрать.

– О, Боже!
– вскричала женщина.
– Проще тебя, дурака, пристрелить.

– А мне - тебя, - то ли шутил, то ли нет.

– Никогда не подозревала, что так любишь свою маму, - процедила сквозь зубы Вирджиния, смирившись с моей блажью.

Когда укатывал труп Арсения в плащ-балахон, то успел заметить: в уцелевшем зрачке-зеркальце, отразился Чеченец, он был скор на руки и темен от напряжения и опасности.

Опасность! Она исходила от дамы, разыгрывающей какую-то свою умопомрачительную комбинацию. Какую?

Не было ни времени, ни возможности отвлечься на эту тему - был занят определением, скажем так, тел в каморку уборщицы. Представляю, какие чувства испытает тетка Капа или тетушка Федора, прийдя по утру на свое законное рабочее место, занятое чахлыми безжизненными организмами.