Татуиро (Serpentes)
Шрифт:
— Надо. Ты мастер.
— Ладно.
В бархатной тишине, окружавшей их разговор, ничего не было, кроме мягких теней, темноты за краями стола и огонька на оплывшем огарке. Огонь стоял ровно, не шевелясь, и прозрачная капля, набухшая на краешке свечи, никак не могла потяжелеть и скатиться в лужицу парафина. Время стояло, и молчали часы в коридоре.
— Давно, когда люди ещё почти не умели пользоваться руками и головой, а слушали лишь сердце, змеи уже были древними и разумными. И самым мудрым был старый Ахашш. Он был раньше всех, и не было змеи, которая бы помнила мир без
— Есть такое направление в философии…
— Молчи.
— …
— Но и самое совершенное тело подвержено законам жизни и смерти. Ахашш знал, что умрёт. Это не волновало его. Но он беспокоился за мир, которому придётся жить без него. Змеи совершенны и быстры, умны и холодны, но не было второго Ахашша. И он понял: мир тоже может состариться и умереть, а с ним и вся раса великих змей. Разум не заставишь ослепнуть, и его нельзя уговорить — не видеть очевидного. Ахашш пережил множество поколений змей и видел: раса идёт к своему закату. Было что-то, чего змеи не получили. Но так как этого никто не видел, то никто и не познал. Кроме Ахашша. Он нашел людей. Об этом есть старая легенда, которую рассказывают новым поколениям ахашша.
— Подожди. Новый ахашш?
Ноа выпрямила руки и прикоснулась кончиками пальцев одной руки к другой:
— Видишь? А теперь, — она сплела руки, — малые змеи вместе — ахашш. Не тот, великий древний, а постоянный, бессмертный ахашш, в который всё время приходят новые, получая накопленные знания. Это великий Ахашш научил расу быть им.
Пальцы её шевелились в собранном клубке, бросая живые тени на задумчивое лицо. Витька посмотрел на свои кулаки. Вспомнил вдруг спортзал, превращающийся в пещеру, змей и девушек в ней, сглотнул.
— И что же он нашёл — в людях?
Ноа расплела пальцы и улыбнулась.
— Глупость. То, что было отринуто змеями ещё до времен. Страсть, упрямство, умение совершать нелогичные, бессмысленные поступки. Идти против разума, наперекор, и умирать от этой глупости. Змеи живут дольше людей на неисчислимый срок. Разум помогает им сберегать себя.
— Так что же…
— А то! — её глаза сверкнули. — Каждый глупый, упрямый и мятущийся человек приближает свою собственную смерть. Но раса людей продолжает существовать и не умирает! Мудрые змеи рождают потомство всё реже, наша раса стареет, мастер. А вы — вы идёте в вечность со своими глупыми горячими сердцами. Мало этого! Мы знаем, что за смертью — пусто. Ахашш умер, и тело его сгнило так же, как гниёт старый плод, упавший с дерева. А вы уверены, что после смерти живёте дальше. И потому можете позволить себе не беречь эти совершенные тела, бросая их в огонь неразумных страстей.
— Ну, не все уверены. Я, например, атеист. Это когда…
— Не трудись. Я много знаю о людях. Ведь не зря же я — Ноа.
Витька не очень понял, но, торопясь, чтоб не забыть, поставить метку словами, спросил о другом, наполовину утверждая:
— А ты разозлилась! Сказала о смерти Ахашша и про людей и разозлилась? А говоришь — не можешь.
— Не могут змеи, Вик. А я уже не совсем змея. Я — Ноа. Мы избраны. Для того, чтоб быть с вами, мастера.
— Подожди. Я думал, Ноа — имя.
— Змеи Ноа уходят к людям. К тем, кто разрешает себе жить сердцем, к самым неразумным, что не слушают даже слабой человеческой логики. К тем, кто весь день может сидеть на корточках и снимать кадр за кадром, как распускается
цветок. Тебе это знакомо? И нам надо познать это в людях.— Так значит вы сталкеры? Или шпионы?
— Разумная цель предполагает разумные действия. Раса змей должна выжить.
— И потому вы нас изучаете? Ты сидишь на мне, подсматриваешь и подслушиваешь? Потому что вашей долбаной расе нужны твои сведения?
Он вдруг стукнул кулаком по столу. Звякнула чашка по блюдцу. Ноа широко улыбнулась:
— Да! Вот так! И ещё — как ты кинул в угол, разбил! Сделай!
Витька набычился, сказал, не поднимая глаз:
— Не дождёшься…
— Дождусь. Но если хочешь сдержаться — сдержись, конечно. Твои глупости останутся при тебе, и ты всё равно будешь их совершать. Как тогда, у моря, спасал мелких ненужных и потому победил демона. Но я не шпион. Змеи Ноа уходят навсегда и никогда не сплетутся в ахашш, разве что перед сменой мира, умерев после танца. Мы можем только быть с вами. Жить с вами, сплетаясь в одно. Мы изгои, выбранные ахашшем изгнанники, самые разумные, самые сильные и быстрые разумом.
— Но тогда зачем же? Это как раз глупо, мне кажется.
— Нет, не глупо. Это лишь один из возможных способов выжить. Там, в мире змей, применены все возможные способы, и миссия Ноа лишь один из них.
— И что он может дать вам?
— Кто знает. Знание бесконечно, и мы можем найти неузнанное, действуя. А ещё мы можем родить нового великого Ахашша. Кто-то из нас, связанных с вами.
— Да? Да чем это лучше человеческой глупости — пойти туда, не знаю куда, сделать то, непонятно что!
— Намерениями. Охватить ещё неизведанные области. Цель ахашша — искать способы. Мы лишь инструмент общего разума, один из пальцев.
Витька смотрел на неподвижный огонёк.
— Мне надо об этом подумать, — сказал глухо.
— Конечно. Ты мастер. У тебя дар, живущий в сердце, а если ты будешь ещё и думать, ценность твоя для бытия возрастет стократ. Думай, да.
— Но всё равно ты разозлилась? — напомнил он.
— Мы действуем друг на друга. Я даю тебе силу, ты даёшь мне страсть. Когда мы сплетены, я живу твоими чувствами. И я могу злиться, грустить и радоваться.
— Я если я сейчас уйду? Брошу тебя тут, заберу Аглаю и уйду, уедем.
— Тогда я умру, — Ноа пожала плечами, глядя на огонёк.
— Ты умрёшь без меня… А я останусь без дара…
— Глупый. Конечно, нет. Тебе придётся труднее, и всегда будут соблазны — продать дар, сунуть в дальний угол, забыть, не захотеть больше трудиться, терпеть насмешки и жалость малоумных. Но это будут твои решения, человеческие, не следствие нашей разлуки…Но ты не оставишь меня.
— Почему? Ведь если ты не нужна мне…
— Потому что пожалеешь. Меня, неблагодарную, уже бесполезную. Ту, которой неважно — умрёт или нет. Совершишь очередную глупость.
Витька смотрел на свои руки, лежащие на нагретом дереве стола. Ноа — на него, спокойно и тихо.
— Да, ответил, — совершу. Не оставлю тебя. Наверное, я дурак.
— И этим удержишь мир, который всё время сползает в пропасть, — мягко сказала Ноа.
— Серьёзно? Удержу жалостью? Глупостью?
— Конечно! А ты думал, мир держат деньгами? Или — едой? То, что для тела, оно есть у каждого животного, и лесной кот может убивать лучше, чем многие люди, а любая птица совьёт гнездо и выведет птенцов. Но совершать поступки вне логики могут лишь люди и беззаветнее всех — вы, мастера. Мастера света, доброты, времени. Для того вы и есть, счастливцы.