Тайгастрой

Домой он пришел поздно. На столе лежала придавленная прессом записка: «Зачем ты скрываешь от меня свое состояние?..»

Он снял телефонную трубку: Нади в доменном цехе не оказалось, занятие с комсомольцами она окончила; не нашел ее и у Жени Столяровой.

«А ведь, в самом деле, я сейчас, как лейденская банка! Хоть бы скорей избавиться от физических болячек».

На стуле стояла лампа под зеленым абажуром, собирая свет на брошюре. Это были материалы о пятилетием плане. «Должно быть, Надя читала лежа, готовясь к занятиям».

Он лег на кровать и уткнулся лицом в подушку. Минут через двадцать пришла Надя. Она села у изголовья, положила руку на его лоб, наклонилась, как над больным ребенком. Он взял ее руку и не отпускал. После мороза рука была холодная в запястье, где кончалась перчатка, и теплая, нежная в ладошке.

— Где ты была?

— Искала тебя... — Надя погладила его руку. — Хоть бы скорее зажили твои раны. Ты сплошной нарыв... — она губами коснулась его щеки.

Надя глядела перед собой. Она была очень хороша: сосредоточенная, рассудительная, со спокойной душой, готовая отдать жизнь, только бы торжествовала та высокая мечта о счастье человечества, которую она несла в себе.

Он засмотрелся на Надю: нежный румянец проступил сквозь ее кожу, от фигуры молодой женщины, от всего ее облика веяло чистотой; и он горячо поцеловал ее в губы.

— Я счастлив, что узнал тебя, что мы вместе идем по избранной дороге, что одна и та же радость согревает нас, одна и та же печаль омрачает нас. Будем же всегда, всегда вместе.

4

После реорганизации ВСНХ на площадку Тайгастроя приехал наркомтяжпром Орджоникидзе.

Поговорив с Гребенниковым и Журбой, он оставил кабинет начальника строительства и, отказавшись от сопровождающих, пошел знакомиться со стройкой: он любил ходить по заводу без свиты.

Внимание наркома привлек коксохимзавод. Он осмотрел коксовые печи, прошел в цех конденсации, на площадку работ второй очереди и спросил, как выполняет бригада нормы, какие недостатки имеются в работе.

— Гражданин! Кто вы и что вам здесь нужно? — обратился к нему Ванюшков, подойдя вплотную. Стоял сорокаградусный мороз: глухие звуки раскалывающихся деревьев далеко разносились по тайге. Серго был в шубе, меховой шапке, оленьих пимах. Широкие брови его опушил иней, а с кончиков усов свисали ледяшки, в которых играло солнце.

Орджоникидзе оглянул Ванюшкова.

— Вы бригадир?

Ванюшков не ответил.

— Если бригадир, так скажите, что здесь строится.

— А вам зачем?

Серго рассмеялся.

— Секрет?

— Секрет! И предъявите ваш пропуск. А ну-ка, Сережка, — обратился бригадир к Шутихину, — сбегай за стрелком!

Когда недоразумение выяснилось, Ванюшков смутился, а Серго потрепал парня по плечу.

— Из Красной Армии недавно?

— Недавно, товарищ нарком...

— Правильно поступил. Если бы у вас тут все внимательнее приглядывались к людям, не было бы диверсий. А то чорт знает что допустили! Подорвали электростанцию, вывели из строя генераторы. Разве за это отвечать должна только охрана? А вы на что?

Вместе с Ванюшковым, Старцевым и Сухих Орджоникидзе прошел в цех, познакомился с работами второй очереди.

— А ведь у вас, товарищи, есть возможности пустить еще одну батарею печей. Разве вам не будет стыдно, если придется завозить кокс с Урала? Гнать товарные поезда из-за того, что здесь это дело прошляпили? Что вам, товарищи, мешает и что вам надо, говорите.

Прорабу Сухих по душе пришлось, что нарком обращается к нему, минуя начальство.

— Я думаю, товарищ народный комиссар, что нам ничего не мешает и ничего нам особенного не надо. Кокс будет. Пустим сначала одну батарею, потом подгоним остальные.

— Я надеюсь, что с заданием ваш коллектив справится. Если вы смогли выложить печи в лютый холод, то пустить их в теплые апрельские деньки наверно сумеете!

Шутка дошла. Все рассмеялись.

В одном месте Орджоникидзе заметил, как рабочие скалывали железными клиньями землю. Один держал оплетенный толстой проволокой клин, а другой бил по этому клину кувалдой.

— Что вы тут делаете, товарищи?

— Землю колем.

— Разве земля — полено?

— Хуже полена, товарищ... не знаем, как вас...

— Неужели инженеры ничего придумать не могли, чтобы траншею проложить без клиньев и кувалды?

— Видно, не могли. Сибирскую землю понимать надо.

— Сибирскую землю понимать надо, это верно, только ныне сибирская земля — не прежняя земля, и она требует деликатного обращения. Вы бы разложили костры по длине траншеи, разогрели землю, вот она и поддастся.

Нарком пошел к мартеновцам. Вокруг собралась толпа: о приезде Серго уже разнеслась молва; стало известно также, что бригадир Ванюшков собирался задержать наркома...

— Знаю, что вы, мартеновцы, передовые на площадке комбината. Но не поддавайтесь головокружению. Впереди еще много работы. Очень много. Вашу сталь ждут и нижегородцы, и сталинградцы, и москвичи. Сами понимаете, насколько важна для нашей страны машиностроительная промышленность. Сталь нужна, как воздух! Ваши мартеновские печи должны работать образцово.

В доменном цехе Серго обратил внимание на верхолаза-сварщика, работавшего на большой высоте; он приваривал деталь к свечам над печью. Прошло десять минут, прошло двадцать — Серго не уходил. Когда, наконец, верхолаз спустился, то из обмерзшей шапки-ушанки выглянуло сизое лицо с пушистым снежным кружевом вокруг глаз. Парень принялся по-извозчичьи, в обхват, бить себя руками и притаптывать. Потом снял рукавицы, растер лицо и руки снегом.

— Ай да морозец! — сказал парень. — Там, — он указал наверх, — пятьдесят, не меньше!

— Почему избрал такую профессию? — спросил Серго.

Парень приподнял смерзшиеся брови и несколько раз с усилием раскрыл слипавшиеся ресницы.

— Отец — верхолаз, и я при нем.

— Нравится?

— Если б не нравилось, не пошел!

— Тяжело ведь?

— Зимой, конечно, особенно, когда ветер. А летом взберешься наверх, вокруг километров на пятнадцать видно: тайга, река, горы. Посмотришь вокруг и запоешь.

— Как зовут тебя?

— Сироченко Павел.

— Сколько тебе лет?

— Скоро в армию идти.

— Учишься?

— Учусь в вечерней рабочей школе.

— Комсомолец?

— Нет.

— Почему не вступаешь?

— Нет охоты...

— Не нравится?

— Еще подумаю.

— Думай, думай... Где живешь?

— В общежитии для семейных. Нас четверо: отец, мать, я и сестренка.

— Тепло в доме?

— Паровое отопление. Жить можно.

— Сколько зарабатываешь?