Тайгастрой

— Внимание! Говорит Москва. Радиостанция имени Коминтерна.

Придя домой после пуска доменных печей, Журба снял новые сапоги и с облегчением размял сдавленные пальцы. В носках, стоя у этажерки, он доставал папки, в которых хранил вырезки из газет, журналов, материалы из жизни Тайгастроя. Отобрав нужное, сел за письменный стол составлять конспект. Он считал неуважением к собранию выступать без подготовки, говорить избитые вещи, поучать людей тому, что они хорошо знали без него, или с видом изобретателя открывать давно открытые, известные истины. Даже говоря о знакомом, он стремился сказать что-либо новое, подыскать новые примеры.

В нынешнем первомайском докладе решил обстоятельно рассказать о международном положении и в связи с этим остановиться на задачах пятилетнего плана, на задачах строительства. В докладе большое место отводилось делам Тайгастроя, работам первой и второй очереди.

Когда конспект был готов, Журба обдумал выступление от начала до конца и откинулся на спинку кресла. В этот момент пришла Надя.

— Хорошо, что пришла! Соскучился по тебе, — сказал он приглушенным, мягким голосом, который она любила.

Надя прижала его голову к себе, и он, как человек, не избалованный женщинами, ощущал остро и запах, и тепло, и ласку своей подруги.

— Зашла по дороге к Старцевым, — сказала Надя.

— Что там у них?

— Ванечка такой маленький... смотрит внимательно-внимательно и причмокивает... Такой смешной...

Николай знал, что Надя навещает Старцевых, сдружилась с ними, а когда родился Ванечка, стала как бы членом их семьи.

Было в беспомощном этом существе столько забавного, что Надя смягчалась после ежедневных своих забот.

— Вчера Матреша Старцева побывала в консультации. Знаешь, сколько Ванечка прибавил в весе?

— Сколько?

— За неделю набрал двести пятьдесят граммов!

— Это много или мало?

— Наивный! Конечно, много! Он чудесно ест!

В последнее время Надя стала испытывать особенную любовь к детям, хотя прежде, до замужества, ей казалось, что она равнодушна к ним. О том, что и она могла бы стать матерью, Надя не думала. Она не представляла себя в роли Матреши, не знала, что бы испытывала, если бы вот такое маленькое, беспомощное существо, как Ванечка, лежало в чемодане у нее в комнате. (Ребенок Старцевых спал в чемодане, пока кроватку изготовляли в заводской мастерской, и с чемоданом у Нади срослось представление о маленьком человечке, входящем в жизнь). Но мысль о своем крохотном существе уже поселилась в сердце, и когда вот об этом думала она, кровь приливала к лицу. «Конечно, семейная жизнь без детей — холостая жизнь. Нехорошая жизнь...» И Надя в глубине души осуждала себя и других, хотя понимала, что сейчас, в тяжелые месяцы стройки, ребенок был бы помехой.

Незаметно они проболтали до девяти.

Потом Надя надела белое платье, новый жакет и пошла проверить, как заводские столовые подготовились к праздничному обеду. Она была членом первомайской комиссии. Нужно было зайти также и в заводоуправление: вечером дирекция устраивала ужин для инженеров и отличившихся рабочих.

А Николай в новом военном кителе и галифе отправился в городской партийный комитет.

3

Вместе с Джонсоном к пуску цехов первой очереди приехала Лена Шереметьева.

Джонсон отпустил ее на несколько часов, и она бродила по площадке. По асфальтированной дороге прошла к доменному цеху. Над двумя печами висели легкие облачка, окрашенные в палевый цвет. Горы кирпича, балок, бочек цемента, теса, подъемные краны возвышались на месте стройки третьей и четвертой печей.

И здесь, на дороге, она столкнулась с человеком, показавшимся ей очень знакомым.

— Инженер Абаканов?

Он был все тот же — загорелый, быстрый в движениях, энергичный, с чудесной выправкой спортсмена, но она заметила и нечто новое. Что именно — не могла сразу определить.

— Узнали? — спросил инженер, разглядывая девушку.

— Вас не узнать!

Она протянула руку, он пожал, а потом просто держал на своей широкой ладони, точно это был экспонат.

— Экая ручка, черт возьми! Генетика и селекция! Вам и анкеты заполнять не надо: показала и хватит! Аристократическая ручка!

— Подумаешь, преступление! Аристократическая ручка! С таким же успехом у меня могла быть рука горничной или прачки. Родители меня не спрашивали. Но это чепуха. Рада видеть вас.

Она присмотрелась и вдруг спросила:

— А почему «...в ресницах спит печаль»?

Абаканов придал лицу беспечное выражение.

— Печаль? Неужели видно?

— Еще как...

Махнул рукой.

Не жалею, не зову, не плачу, Все пройдет, как с белых яблонь дым...

— Ново!

— Ну, а где вы, девушка, пропадали эти годы? Что делали? Что делаете?

— Американцы спросили бы иначе: сколько вы стоите? Работаю, как прежде, переводчиком. Нудная работенка. Унизительная работушка... К сожалению, ничего другого делать не умею. Я ведь не властелин жизни с печальными глазами...

Абаканов сощурился. И без того небольшие глаза его стали меньше — черные, блестящие.

Лена смотрела на сильную его фигуру, на могучие плечи, мускулистые руки; на лицо, открытое, загорелое, чуть скуластое; на голову, запрокинутую немного назад, и думала: «А ведь в самом деле, какая гордая осанка у свободного человека...»

— Рассказывайте, где были, что делали? — попросила Лена.

— Что вам сказать? Побывал всюду. Облазил рудники Горной Шории и Хакассии, ночевал в тайге, пил серябряную воду красавицы Томи, целовал листья березок.

— Листья? А девушек?

— Девушек? Нет. Даже забыл, как это делается.

— Бедненький! Наука несложная...

— Нет, Лена, сложная. Не к каждому прикоснешься губами. Ну, а как вы? Помните, три года назад вы, может быть, на месте вон той домнушки сидели на ящике от моего теодолита?

— Много воды утекло с тех пор...

— А вы на отмели?

— На отмели...

— И скучаете?

— Не нахожу себе места...

— Не понимаю, как можно скучать, когда человек занят...

— Разве я занята? Слоняюсь по следам мистеров не то как их тень, не то как след от их калош!

— Плюньте на них! На кой леший они вам?

— Но что делать? Сколько раз задавала себе этот вопрос...

— Послушайте меня... — Абаканов дружески взял ее за руку. — Три года назад я вам предложил перейти ко мне в группу. Вы отказались. Вольному воля. Предлагаю тот же вариант сейчас. Ей-богу, вам на стройке не будет худо! Я человек без предрассудков. Копаться в вашей жизни не стану. Вас надо прибрать к рукам. Может быть, даже отстегать разок плеткой! И как рукой снимет вашу хандру. Это я проделать сумею великолепно! Согласны перейти в изыскательскую группу? Я вас устрою.