Тайгастрой

В ложе металлургического — Надежда Коханец. На девушке праздничное платье, да и сама она праздничная.

— Борис неплохо открыл заседание! — говорит она, поправляя волосы, впервые завитые и причесанные у парикмахера. Она смотрит на Бориса, а думает о Николае Журбе.

На Борисе новая белая рубашка, в петельках воротничка цепочка, но галстука нет: не принято, галстук — это мещанство! Николая она видит в защитной гимнастерке, туго стянутой в талии кавказским ремешком; это как бы два снимка, сделанные на одной пластинке.

— Как хорошо было бы нам на один завод! — говорит Митя Шахов. — И чтоб нас послали куда-нибудь далеко. В тайгу или на Урал, или на Дальний Восток. Ты никогда не испытывала на себе очарование простора?

Надя щурится, ее мысли далеко-далеко.

— Мы больше не студенты! Мы инженеры! Надежда Степановна Коханец — инженер!

Она берет руку Мити и изо всей силы жмет, потом высовывается из ложи: директор металлургического института выступал с докладом. Минут через пять она оборачивается к товарищам и, заговорщицки улыбаясь, шепчет:

— Не сидится, ребятки, пошли в коридор...

Потихоньку один за другим выходят из ложи. В коридоре много студентов; шумно, оживленно; стоят группами, парами, редко увидишь одинокую фигуру.

— Еще два-три дня, и в дальний путь! — говорит Надя и вдруг вздыхает.

— Я слышал, что нас разбивать не будут, так, целой пачкой отправят на Урал, в Магнитогорск, — говорит Митя Шахов.

— Ну, а в случае чего, дадим, ребята, слово писать друг другу! И вообще... Условимся встретиться в определенное время в определенном месте всей нашей группой.

Митя уводит Надю в буфет. Здесь тоже много студентов. В открытые окна виден парк, слышно, как шумят деревья.

Надя отбрасывает со лба волосы и закалывает гребешком. У нее такие розовые щеки, что кажется, будто она только что пробудилась ото сна.

— Вы знаете, о чем я сейчас думала, ребятки? — она оглядывается. Незнакомые, не металлурги. Но сейчас все знакомые. Праздник. Студенческий праздник!

— Пробирочки? — спрашивает их Надя. — Химики?

— Не угадали. Строители!

— Не похоже...

Она поворачивается к Мите, но говорит так, чтобы ее слышали соседи, устроившиеся за соседним столиком.

— Я вот вчера смотрела на карту Союза. Как хочется побывать всюду... И там не бывала, и там. Какое большое у нас государство!

— Открытие Америки! — замечают громко строители.

— Я не с вами! — обижается Надя. — И нечего встревать в чужой разговор, как у нас говорят на Чечелевке. Митя, ты слышишь?

— Слышу...

— Я думаю, что когда мы немного отстроимся, каждому советскому гражданину скажут: поезжай, пожалуйста, посмотри, как живут люди, что сделано за годы советской власти. А вообще, было бы хорошо, чтоб при окончании средней школы группа совершала поездку по республике, а по окончании вуза — по Советскому Союзу. Это как бы аттестат на впечатления. Как вы думаете, ребята, это будет?

— Обязательно будет! — соглашаются строители. — Нам предстоит освоение новых районов. Какая романтическая перспектива... Сибирь... Этому краю сейчас — все внимание. Третья металлургическая база...

— Вообще, товарищи, так жить хочется, что я готова, как амеба, разделиться пополам и еще раз пополам! — признается Надя. Она чувствует, с опозданием, правда, что фраза глупа, смешна, но в то же время до чего верно выражает ее теперешнее состояние.

Разговор становится общим.

— Надо готовить инженеров с более широким техническим горизонтом! — заявляет Митя Шахов. — При нехватке специалистов это особенно важно.

— Товарищи, — перебивает их дежурный, — кончайте дискуссию, переходите в зал.

Студенты умолкают.

— Там жарко...

— И там скучно...

Надя, Митя, студенты-строители перекочевывают в зал.

— Вот... в пятом ряду... шестое место... бывшая жена бывшего профессора Штрикера... — шепчет кто-то в соседней ложе.

Анна Петровна, как бы чувствуя, что о ней говорят, оборачивается.

«Как она хороша!» — думает Митя Шахов. Он знал, что Анна Петровна ушла от Штрикера, переехала на другую квартиру; она поступила на работу в библиотеку института, он несколько раз видел ее за абонементным столиком и в коридоре института. Ей было тяжело, и Митя понимал ее настроение.

Затянувшаяся официальная часть, наконец, окончена.

В перерыве перед началом концерта доцент Корнилов, элегантный молодой человек, одетый с иголочки, подошел к Мите и, взяв его под руку, сказал:

— Я вас ищу. Вас желает видеть одна дама.

Сердце подсказало Мите сразу, кто эта дама...

В этот вечер, перед поднятием занавеса, освещенного снизу светом рампы, состоялось, наконец, знакомство.

Зачем? Митя не знал. Но этого сейчас хотела Анна Петровна.

После концерта студенты выходят на лестницу. В дверях — ночь. Горят фонари. Лунно. Пахнет раскрывшейся на ночь матиолой. Над заводом имени Петровского зарево. Молодые инженеры некоторое время любуются зрелищем, красотой своей приближающимся, пожалуй, только к северному сиянию.

— Чугун! Выдают чугун!

Слышны гудки, вступает новая смена. Против кинотеатра «Рот фронт» останавливается первый номер трамвая. Надя Коханец и Волощук едут молча. Вот и Потемкинский парк. Ночь. Последние ночи в городе. Последние дни вместе.

Ветерок причесывает деревья, шумят листья. Шумит вода, разбиваясь о каменные подводные гряды. По густо-темной поверхности реки вытягивается угол серебристых, все удлиняющихся струй: таким углом летит стая журавлей. Ярко горят огни дальнего берега, огни на Богомоловском острове, огни на рейдовых лодках.

Надя и Борис стоят на лестнице в парке. Луна как бы состругивает с глади воды серебряные стружки; вся середина Днепра в блестках. Вокруг зелено, светло.

Борис ждет, что Надя скажет что-нибудь о сегодняшнем его выступлении. Ему кажется, что сегодня он выступал как никогда: такой был подъем, так легко давалась каждая фраза, так хорошо звучал голос. Но Надя молчит.

...Переулки, улицы, круги света на земле, Сокольники — все встает вновь. Надежда мысленно пробегает письмо, посланное Николаю Журбе. Прощальное письмо... Кажется, ничего не было. Ну, встретились, побродили до утра по Москве. И еще потом несколько раз встретились, сидели в кино рядышком, но так тяжело было расставаться. И потом в дороге и здесь, в Днепропетровске, — только о нем...

Была надежда на встречу. А вчера, когда стало известно, что группу отправляют на Магнитку, потускнела ее жизнь...

Еще немного, и она расскажет Борису. Так хочется кому-нибудь рассказать о встрече с Николаем, о своей грусти. Кажется, только об этом и говорила бы.

Но Борис занят собой.

Семь часов утра. Надо вставать, а не хочется.

Волощук косит из-под простыни припухшим глазом, В постели — Митя Шахов. Борис вскакивает первый. Простыня в сторону. И как в прорубь! Раз-два! Огромные кулачища его месят воздух. Потом Борис стягивает простыню с Мити.