Тайна Моря

Перед уходом я сказал Адамсу, что вернусь завтра вечером. Я лег пораньше в «Пэласе», рассчитывая успеть на первый поезд в Круден.

Глава XXIV. Хитрый план

Теперь я всерьез задумался, как поговорить с Марджори, при этом ничего не испортив и не предав доверия Адамса. В ходе размышлений у меня крепло убеждение, что лучше просто быть честным и спросить ее же совета. Соответственно, встретившись с ней в Кроме в полдень, я заговорил об этом, хотя, признаюсь, не без трепета. Когда я сказал, что хочу спросить совета, она вся обратилась в слух.

Нервничая, я начал:

— Марджори, когда человек в затруднении, ему лучше посовещаться с лучшим другом, верно же?

— Разумеется!

— А ты мой лучший друг, верно?

— Надеюсь! Очень хотелось бы так думать.

— Тогда послушай, дорогая, я попал в такой переплет, что не вижу никакого выхода, и прошу тебя о помощи.

Должно быть, она отчасти угадала причину моего «переплета», потому что во время ответа на ее лице мелькнула слабая улыбка.

— Все те же неприятности? Дипломатия Сэма Адамса, да?

— Совершенно верно. Я хочу спросить, как, по-твоему, мне поступить, чтобы причинить как можно меньше боли очень дорогому мне другу и в то же время исполнить важнейший долг. Вдруг ты увидишь выход, какого не вижу я.

— Продолжай, дорогой, я слушаю.

— С нашей прошлой встречи я получил очень тревожные известия из источника, который не вправе называть. Я могу их тебе рассказать, только не спрашивай, откуда мне все это известно. Но сперва кое-что еще. Я уверен, хотя и не наверняка, что твой секрет раскрыт: детективы знают, где ты проживаешь.

Она тут же выпрямилась.

— Что?!

Я быстро продолжил:

— И жаль признаваться, но если он раскрыт, то из-за меня — хотя, разумеется, не по моей воле или умыслу.

Она накрыла мою ладонь своей и успокоила:

— Если в этом участвовал ты, я смогу взглянуть на дело иначе. Можно узнать, как тебя впутали?

— Конечно! Здесь я не связан словом. А причина простейшая и прозрачнейшая. Нас с тобой видели вместе. Потеряв твой след, они не знали, где тебя искать, зато знали меня и следили за мной. Вуаля!

Ответила она только:

— И в самом деле просто! — И через некоторое время спросила: — Тебе известно, как далеко они зашли в своих поисках?

— Нет. Я только знаю, что они ожидали найти твое укрытие еще два дня назад. Полагаю, к этому времени им это удалось.

— Слишком уж Сэм Адамс умен. Того гляди назначат президентом, олдерменом [38] или еще кем почище, если не поостережется. Но знаешь ли ты, почему они так из-за меня утруждаются?

— Я могу рассказать, — ответил я, — но только ты не говори никому, чтобы больше никого не подвергать опасности. Тебя планирует похитить преступная банда ради выкупа.

38

Олдермен (буквально в переводе с англ. «старейшина») — член местного управляющего учреждения во многих округах США.

Она подскочила от возбуждения и захлопала в ладоши.

— О, очаровательно! — воскликнула она. — Расскажи все, что знаешь. Вдруг удастся поводить их за нос. Вот будет потеха!

Я никак не мог разделить ее веселья: дело было слишком серьезное. Она заметила выражение моего лица и замолчала. Задумалась на минуту-другую, наморщив лоб, и затем сказала:

— Арчи, ты не преувеличиваешь угрозы?

— Дорогая, в заговоре негодяев всегда кроется угроза. Мы должны их бояться, потому что не знаем, сколько их и на что они способны. Не представляем их метода, где и когда ожидать удара. Все это тайна, покрытая мраком. Атака произойдет только с одной стороны, но мы-то должны защититься со всех.

— Но послушай: это всего лишь угроза.

— Угроза тебе, — угрожай они мне, я бы и сам посмеялся. Но, милая моя, помни: мой страх рожден из любви к тебе. Будь ты мне никем, я бы, пожалуй, пережил это легче. Позволив мужчине любить себя, Марджори, ты взяла на себя новую ответственность. Перед тобой его сердце, поэтому ступай осторожней.

— Я же могу на него не наступать? — развила она метафору. — Если мое чутье и говорит об угрозах, то об угрозе твоему сердцу!

— Ах, милая моя, но оно не стоит на месте. Оно следует за тобой, куда бы ты ни шла; скачет вперед-назад и из стороны в сторону. Как ни берегись, рано или поздно ты на него наступишь, в темноте или средь бела дня.

— Я и не представляла, — сказала она, — что приняла на свои плечи такую ношу, когда сказала, что выйду за тебя.

— Беда не в замужестве, — отвечал я, — а в любви!

— Ясно! — Она ненадолго замолкла. Потом повернулась ко мне и нежно произнесла: — Арчи, как бы мы ни решили поступить, я рада, что ты пришел за советом ко мне и честно признался в своем затруднении. Делай так всегда, любовь моя. Так лучше для тебя и так лучше для меня — знать, что ты мне доверяешь. Сегодня ты подарил мне неописуемое удовольствие.

Потом мы поговорили о другом и наконец условились дождаться следующего дня, прежде чем разработать план действий. Перед моим уходом, расчувствовавшись из-за расставания, она сказала (и я видел, что это давно уже у нее на уме):

— Арчи, мы с тобой будем жить вместе, как муж и жена. Ведь правда? Думаю, нам обоим хочется сблизиться так, как только могут мужчина и женщина — плоть от плоти, кость от кости, душа от души. Не думаешь ли ты, что мы станем еще ближе, если встанем вместе против всех бед? Мы знаем друг друга совсем недолго, но увидели друг в друге достаточно, чтобы держаться вместе до конца жизни. Однако, дорогой мой, покуда это было только желание — теперь должна последовать борьба за это. Будь же един со мной в этой борьбе. Моя борьба, похоже, началась даже раньше, чем я тебя узнала. Когда придет время твоей борьбы — а я вижу, она тебя уже ждет, и имею в виду сокровище, — ты можешь рассчитывать на меня. Возможно, мне так только кажется, но дружба первопроходцев Америки, когда мужчины и женщины сражались плечом к плечу против общего врага, у меня в крови! Так дай мне почувствовать, прежде чем я отдамся без остатка тебе, а ты — мне, что между нами та же дружба; от этого любовь станет вдвое дороже!

Что на это сказать влюбленному? Мне это казалось самой сутью супружеской любви и оттого было вдвое дороже для меня. Мы скрепили клятву поцелуями, и я ушел, чувствуя, что на самом деле оставляю позади жену.

Вернувшись в Круден, в ожидании весточки от Адамса я взялся за загадку сокровищ. В гуще событий последних дней она практически вылетела у меня из головы. Я снова перечитал бумаги, чтобы освежить факты в памяти; проверил шифр, чтобы не растерять навык. Пока я возился с ним, мне вспомнилась нежность Марджори в тот день поездки из Бремора, и, читая, я поймал себя на том, что машинально выстукиваю пальцами на столе символы по шифру Марджори. Дочитав, я сидел задумавшись, и передо мной вставали все новые его вариации в виде последовательной цепочки — когда разум свободно витает в облаках и одна идея тянет за собой другую. Я не был спокоен, потому как теперь жил в ожидании какого-нибудь письма или телеграммы тревожного свойства; переживания стали для моего действующего воображения привычным фактором. Перед глазами плыли самые разные возможности, по большей части — в связи с Марджори. Радовало хотя бы то, что мы придумали общий метод тайной коммуникации; я решил, что, когда отправлюсь в Кром на следующий день, привезу бумаги с собой, чтобы возобновить с Марджори нашу учебу и практиковаться, пока мы не заучим шифр.

Тут мне сообщили, что меня хочет видеть некий джентльмен, и я велел служанке пригласить его. Не думаю, что особенно удивился, увидев перед собой одного из той троицы, которую уже замечал в Крудене. Джентльмен молча вручил мне письмо — как оказалось, от Адамса. Я прочитал его с упавшим сердцем. В нем говорилось, что им удалось подтвердить прибытие в Англию двоих из банды похитителей. Видели, как они высадились в Дувре, но затем их след затерялся между Дувром и Лондоном. Адамс советовал не терять бдительности. Как я понял, он уже сам предпринял некие шаги. Посланец, увидев, что я дочитал письмо, спросил, не будет ли ответа. Я сказал: «Только благодарность» — и он ушел. Лишь потом я сообразил, что мог бы спросить о внешности подозреваемых, чтобы узнать их при встрече. И снова я упал в своих глазах как компетентный сыщик.