Тайная связь

Отец замолкает, откидывается на кресле и устало потирает лицо.

– Не вздумай ехать к этому сукину сыну, – требует отец. – Он неспроста отправил розы на твое тридцатилетие. Это угроза. Прямая угроза для меня и тебя. Он мне тобой угрожает, представляешь? Вот тварь.

– Если он не успокоится, мне придется поговорить с ним, – обещаю отцу. – Посылать цветы – уже слишком, пусть он ответит за свои слова.

– Да-да. Он ответит за свои слова, – сбивчиво повторяет отец, потирая седую щетину.

– Ты стал чаще выпивать. Мама жалуется.

– За Мурада переживаю, – тяжелый вздох.

– Чего переживать? Элитные войска, надежное начальство, хороший присмотр. Отслужит пару лет и вернется домой нормальным мужчиной. Найдем ему место прокурора, чтобы образование зря не пропадало.

– Да-да, найдем, – повторяет. – Но за вас всех все равно переживаю. За сыновей, за Диану. Только за Софию спокоен, Басманов ее не тронет.

– Пусть только попробует тронуть, мало не покажется, – обещаю ему.

– Ты не лезь, сынок. Не бери грех на душу, иначе душу отмывать замучаешься. Оставь это мне.

Я кивнул, не сводя с отца пристального взгляда.

– Давай успокаивайся, ты себя накрутил сильно. Слышишь?

– Слышу-слышу, – вздыхает.

– Останешься сегодня у меня? – предлагаю.

– Нет, у меня сделка и самолет ночью. Не останусь, в Волгоград хочу, домой хочу.

– Куда ты в таком состоянии?

– Я и не в таком состоянии миллионы делал, – машет он рукой. – Со мной Коля. Ты лучше о себе думай, в твоей жизни что-то меняется, Эльман? Могу рассчитывать, что ты решил жить дальше?

– С чего ты взял?

– Не знаю. Чувствую, – пожимает плечами отец. – Ты убрал шторы, которые обещал никогда не убирать. Помню день, когда ты это обещал. Теперь их нет. Ты можешь не говорить мне, кто она, но я просто за тебя рад, Эльман.

Я вопросительно смотрю на отца. Все-таки перепил? Приснилось?

– Какие шторы? – уточняю глухо.

– Ну, в гостиной, – машет отец. – Проходил мимо и заметил. Ты не видел, что ли?

С каменным лицом выхожу из кабинета и вижу бежевые шторы. Айя бы не осмелилась. Вариант только один – Ясмин. Моя свободолюбивая и любопытная Ясмин.

– Это временно, – отвечаю отцу сдержанно. – Была генеральная уборка.

– Жаль.

– Не начинай, – прошу его, предчувствуя нравоучения.

– Ты мой первенец, Эльман. Ты мой любимый сын, и ты должен забыть, что случилось тогда. Должен жить дальше.

Слышу это в который раз.

И в каждый раз становится паршиво. Они не понимают, когда просят забыть. Никто из них не пережил то, что пережил я.

Разве что Рустам. Только Рустам понимает, но здесь он мне не союзник.

– В твои годы у меня уже ребенок был. Хоть я и не знал, но я был твоим отцом.

– В твои годы у меня тоже был ребенок, – перебиваю отца грубо.

Он замолкает на время, подливая себе алкоголь. Я сжимаю кулаки, только это не помогает. Ни черта из этого не помогает.

– Я понимаю, как тебе больно, но девочке и месяца не было после рождения. Ты ведь даже не успел к ней привязаться, Эльман.

– Не успел, потому что ее убили, – завожусь не на шутку. – Ты не терял детей. Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает, к чему эти ебаные разговоры?!

Отец замолкает, моментально трезвея.

Я, честно говоря, тоже. Понимаю, что сорвался, но отец уже привык. К каждому такому разговору привык.

– Эльман, послушай, – смягчился отец. – Если ты больше не можешь полюбить, так выбери жену без чувств. Женщины и без любви ребенка родить могут. Это поможет тебе забыть твое горе, сынок.

– Хочешь кого-то предложить? – тяжело дышу.

А в глазах стоит Ясмин.

Она такая светлая, чистая. Во мне столько света нет, там темно давно, там все погасло. Но она не сбегает, не сопротивляется, льнет ко мне. Думает, что ее света на нас двоих хватит, но мне из этой тьмы, похоже, никогда не выбраться.

– Хочу, – продолжает отец аккуратно. – Предлагал и буду предлагать дочку Батуриных. Воспитанная, в мужские дела не лезет, отца ее лично хорошо знаю на протяжении долгих лет. Идеальная партия.

– Ей восемнадцать, что мне с ней делать? – хмыкаю.

– Да, молодая и невинная, честь семьи не замарает, – парирует отец. – Что тебе не нравится? Твоей матери девятнадцать было, когда я ее из дома увез.

– Мне не нравится, что вы так быстро забыли, отец. Забыли о женщине, что подарила мне ребенка. И ребенка этого тоже забыли.

Пристально смотрю на отца.

Он качает головой, тяжело поднимается с места и подходит вплотную.

– Потому что мы живем дальше. Потому что их больше нет, Эльман. Ни ребенка, ни той женщины, имя которой я не хочу даже произносить.

Проглатываю ком и тихо смеюсь ему в лицо:

– Они вот здесь, – ударяю себя в грудь.

– Нет, Эльман. Ты утрируешь. Там у тебя давно черная и непроглядная тьма.

Отец отходит, разминая руками толстую кожу лица.

Я не шевелюсь. Хочу почувствовать, что там внутри, но кроме черной пустоты – и правда, будто ничего нет.

– Я говорил с Батуриными, они будут только рады выдать единственную дочь за тебя. Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о матери – она переживает за тебя. Жизнь продолжается, будет еще любовь, будут еще дети.

Отец засобирался. Отставил виски, схватил телефон со стола. Видно, время сделки близилось.

– Проводишь, Эльман?

– Конечно, – глухо отвечаю ему. – Сейчас приду.

Когда отец выходит из кабинета, я достаю черную папку и раскрываю ее. Я клялся убрать эти фотографии и никогда к ним не возвращаться, но в самые темные времена я ищу самое дно и погружаюсь туда безвозвратно.

Ей и месяца не было. Даже имени дать не успел, это так.

Смотрю на фотографии и не могу пошевелиться – затягивает в бездну боли настолько, что выплываешь из временного пространства и скатываешься на самое дно. Я стискиваю кулаки за спиной и устремляю взгляд в одну точку. В шкаф. В щели между дверьми на секунду показалось шевеление.

Твою мать.

Ясмин. Она была здесь.

– Приезжай в Волгоград, сынок. Мы тебя очень ждем, – прощается отец у порога дома.

– Обязательно, – отвечаю сдержанно. – Береги себя.