Тайны русской души. Дневник гимназистки
Шрифт:
– Он хочет говорить с вами – просит передать трубку…
– А я не хочу! – протестую я.
Но Демьян Иванович настаивает. Беру – и слушаю:
– Нина Евгеньевна, выгоните его! Он – нехороший человек…
(Продолжаю.) Молчу.
– Я сказала, что этого не будет!
– Нина Евгеньевна! Возьмите ваши слова обратно!
– Нет!
– Я прошу вас последний раз…
– Да что же вам, наконец, нужно?!
– Мне очень хочется слышать ваше фортепьяно! Что вы на это скажете?
– ???
– Почему вы молчите?
– ???
– Или ваше молчание – знак
– Это не от меня зависит, – отвечаю я. И добавляю: – А у меня к вам просьба была вчера.
– Какая?
– Да теперь уж дело сделано, так не ст'oит. А вчера было очень нужно…
– Скажите!
– Нет!
– Я не могу так! Нина Евгеньевна! Что такое?!..
– Да – после. Потом. Ведь уж больше ничего не нужно…
– Нина Евгеньевна! Так нельзя! Когда же? Сегодня мы с вами не увидимся. Я не узн'aю. И буду не спать – и думать…
– А вы – спите и не думайте!..
– Я не могу! А мне это – вредно… Еще раз спрашиваю – ведь вы обрываете последние ниточки… Вы играете на моих нервах! Прощайте!..
– До свиданья!..
Вот так – наговорились…
Демьянка (Кулиш) смеется. Спрашиваю, что ему Евлогий Петрович (Ощепков) наговорил? Смеется – и отвечает уклончиво. Потом сидим и долго разговариваем о… телефонной брани. Уверяет, что я научусь. А я сомневаюсь… «Ну, – думаю, – вместо того чтобы “загладить”, до того расстроила человека, что в самом деле, пожалуй, спать не будет…» Немного позднее – (Ощепков) приходит. Не выдержал. Чуть задерживаю свою руку в его (руке):
– Вы зачем сюда? Говорили, что не придете…
– Надо вот – телеграфировать…
Взял бланки, снова пришел и сел на стол – за моей спиной. Наклонился, молчит. И я молчу. Потом начинаю: что за глупости он наговорил Демьяну Ивановичу (Кулишу)?..
– Вам какое дело? Вы слишком много на себя берете! Он нехорош для меня, для Волонихина, для Анатолия Матвеевича – нехорош, и мы его скоро отсюда выпрем!..
– Что за сердитый вид! А какая у меня просьба была!..
– Сами не хотите сказать… А радоваться нечему. Кто знает еще, что со мной через несколько дней будет…
– Мне надо было, чтобы вы меня проводили: надо было в один дом зайти, а одна я не могла…
– Вам опасность грозила? Почему вы мне не сказали по телефону? Я бы оставил всё и пришел…
– Да, вы были такой неприветливый. Я не решилась. А потом обошлось. И говорить не стоит. А вот лучше скажите, что вы Демьяну Ивановичу (Кулишу) наговорили?.. Да, а вы ведь не хотели сюда приходить? Зачем вы здесь?.. Я не хочу вас задерживать. Уходите домой! Вам спать пора…
– Пора будет, когда уйду. А сейчас – не хочу… Вот вы мной играть хотите – это так…
– Как кошка с мышкой – хотите вы сказать? Так, что ли: «Я – Мурлыка, посмотри-ка, гладкий, беленький какой! Мышка-норушка, приди-ка, поиграем мы с тобой…»? 366
– Нина Евгеньевна, давайте помиримся!..
– Разве мы ссорились?
– Вы на меня всё что-то сегодня дуетесь.
– А кто Демьяну Ивановичу (Кулишу) наговорил глупостей? Он такой милый…
366
См.: Вагнер Н. П. Сказки Кота-Мурлыки. – М., 1991.
– Я не
знал, что с вами надо надевать маску! Ко мне хороший тон не прививается. Полюбите нас такими… А в масках нас всякий полюбит. Не понимаю, наивная вы уж очень или глупая?– Убирайтесь отсюда!.. Вам здесь нечего делать! Да вы и не хотели сюда приходить сегодня. Зачем вы здесь?..
– Вы мне нравитесь…
– Конечно!!
– Особенно – когда гоните…
– А я вот вам уши надеру скоро, если вы не перестанете глупости говорить…
– Только того и добиваюсь. Что? Обезоружил?.. Ну, давайте ручку…
– Вряд ли мы с вами будем жить мирно!..
Даю (руку). Но бедному приходится чмокнуть воздух. Я предвидела намерение…
Потом откуда-то порошок кокаина появляется, и я вознамериваюсь его отнять.
– Руки прочь! Успокойтесь, здесь слишком мало, чтобы отравиться! А дома у меня еще шесть порошков есть… Руки прочь! Потому что они у вас – крюки!..
За словами следует щелчок.
– Мы не в «капустку» 367 играем! Слышите! Я вас сейчас уколю!..
367
Капустка – русская народная детская хороводная игра, при которой все участвующие берутся за руки, образуя собой длинную вереницу, идут неспешно, плавно, проходят через «ворота» (поднятые кверху сомкнутые руки, которые держат последние участники в веренице) – «завивают капустку» – и при этом неторопливо поют: Вейся, вейся, капустка моя!Вейся, вейся, белая! – Как мне, капустке, виться?Как мне зимой не валиться?..
Свертываю тоненькую трубочку из бланка и хочу ткнуть.
– Не надо, Нина Евгеньевна! Не делайте этого, предупреждаю!
– Да я и не задела! Хотите – булавкой? Есть – могу!..
– Нина Евгеньевна, не троньте! Вы не знаете, как волнует меня каждое ваше прикосновение. Не делайте этого! Предупреждаю… А впрочем… Всё равно – как хотите… Но тогда я не ручаюсь за последствия. Не ручаюсь. Говорю вам заранее…
Вот после этого и «заглаживай» – по Лидиным (Лазаренко) советам! И задумалась я над этим глубоко… Точно будто я над ним (Ощепковым) экспериментирую. Вижу, понимаю, что он чувствует, и правда – точно играю… Гадость какая! С моей-то стороны…
А ведь он – такой одинокий, милый, стосковавшийся по ласке – ребенок, что хочется его приласкать, «по головке погладить», отогреть…
Он – старше своих лет, и много жил, и много видел, и чувствовать он умеет – сильно и активно. На всё отзывается действенно-чутко. И… и я его все-таки очень люблю. Только – особенной любовью, как маленького ребенка. И жалею, и приласкать его хочется, и радость влить в его жизнь…
Он – ребенок, хоть и много жил. Противоречий много. А справляться я с ним не умею. И дразню, когда хочется сказать что-нибудь ласковое. А он говорит тихо и нежно:
– Ниночка, Нинусик, детка…
– Я не слышу, – говорю я, – вы непочтительны!
– Ниночка, – повторяет он, – будьте милой и славной! Ниночка! Я могу сказать еще и прилагательное, а потом – подлежащее и сказуемое… Ниночка!..
– Не поняла, – продолжаю я, затыкая уши, – лучше и не говорите!
– Нина Евгеньевна, я знаю, что я – нахал, но мне очень хочется слышать ваше фортепьяно!..
– Это не от меня зависит, я уж говорила об этом…
– А все-таки – неловко. Как у вас к этому отнесутся?..