Тайны темной осени

Но я не жалела. Ни о чём не жалела, и даже не думала. Просто сидела. Просто ждала. Как от века ждут на берегу женщины своих ушедших в море мужчин…

Мне даже в голову не приходило, что я могу и не дождаться. Как это — Похоронов не вернётся?! Нечего об этом даже думать, Кассандра ты несчастная, директор паники, нюня, размазня. Он вернётся!

Пережитое слабо ворочалось во мне, не выходя на сознание. Да, я изменилась. Мне уже никогда не быть прежней. Но, как бы, и всё. Всё! Факт, не более того.

Лодка вернулась — пустая. Похоронов поднялся по склону, сел со мною рядом. Молчал. Молчала и я. А что тут скажешь. Под чёрным небом у чёрной реки, разделяющей два разных мира, любые слова прозвучали бы фальшиво.

Плащ бомжа Похоронов почему-то не надел, положил его на чёрные камни с собою рядом. От плаща пахло сухой чёрной водою и смертью. Я всхлипнула и ткнулась лбом ему в плечо. Это последняя наша встреча, последнее свидание. Других уже не будет. Сколько ни оттягивай момент истины, а придётся возвращаться обратно. И уж там-то… у каждого из нас дорога своя.

Он обнял меня, неловко, но крепко. И тогда я обвила руками его шею и поцеловала, и он ответил мне.

Горькой и нерадостной была наша любовь под чёрным небом с мёртвой луною. Неистовой и яростной, как поток, без конца бьющий в чёрные скалы в извечной надежде сокрушить их, стереть в труху, в мельчайшую пыль. Мы ласкали друг друга, не умея остановиться, и остановить нас не могло ничто. Даже если Луна вдруг упадёт и задавит своей массою, мы, наверное, этого даже не почувствуем.

Чёрный ветер носил над нами сухую пыль и полынные запахи чёрной степи. Луна смотрела равнодушно и мёртво.

И я знала, что никогда не пожалею ни об одном поцелуе и ни об одном прикосновении. А пожалеет ли когда-нибудь он, кто же скажет…

Я очнулась в тепле, под одеялом. Сразу почувствовала вибрацию и успокаивающий перестук колёс: поезд мчался дальше по маршруту, в солнечный Адлер. За окном стояла ночь, и светила Луна, но не мёртвая, а вполне себе живая.

В купе не осталось ни единого следа недавней битвы. Ни пятна, ни запаха, ни беспорядка. Впрочем, запах всё-таки был. Слабый, полынный, сразу кидавший в сознание память о чёрной степи. Всё, произошедшее на берегу реки, разделявшей два мира, казалось сном, галлюцинаторным бредом. Вот, я лежу в поезде, несущемся в Адлер… еду к сестре, а Похоронов… какой ещё Похоронов? Похоронов мне приснился.

Я приподнялась на локтях и увидела своего попутчика. Он немо вглядывался в монитор, и синеватый свет экрана рождал тени на его усталом бледном лице — возле губ, у прямого греческого носа, в острой складке, собранной на переносице.

Не передать, какое облегчение я испытала. Не приснился, Похоронов. Вот он здесь, рядом, во плоти.

— Проснулась? — как ни в чём не бывало, спросил он.

Его яркий взгляд прошил меня насквозь, словно разрядом молнии. И уже не забыть. Голубые глаза в пушистых ресницах, тонкую родинку у виска, тёмные кудри на маленьких, вытянутых книзу, ушах, тонкие губы — на своих губах…

… Горячий холод его рук на бёдрах…

… чёрную степь.

— Да, — ответила я, стараясь, чтобы голос прозвучал ровно, без предательской дрожи.

— Кофе?

— Обязательно!

Моя одежда висела на крючке рядом, протяни руку — возьмёшь.

— Отвернись, — строго потребовала я.

Он послушно отвернулся, и подвинул свой монструозный ноутбук так, чтобы тыловая камера на меня не смотрела.

Я торопливо оделась. Не хотелось терять ни одного мига, ни даже полмига. Мы скоро расстанемся — навсегда, я его больше не увижу — никогда, никогда… Горечь предстоящей разлуки несла в себе привкус полынных трав и сухой чёрной пыли с берегов Ахеронта.

— Скоро — Ростов-Главный, — сказал он, пододвигая ко мне стакан с кофе.

— Так быстро?! — вырвалось у меня.

— Да, — кивнул Похоронов и добавил извиняющимся тоном: — Ты спала долго…

Лучше бы я не спала! Потому что я, конечно же, легко поняла непроизнесённый остаток фразы: «скоро Ростов-Главный, я сойду там, пора»…

Он всё сделал, что должен был сделать. Злодей наказан, задержавшиеся в посмертии обрели покой. А просто так прокатиться до Сочи — зачем… Как он сказал тогда: меня никогда не интересовали берега, пока Дверь не вынесла на один из них. И тогда пришлось приспосабливаться к новой жизни. Недословно, я уже плоховато помнила предыдущие события, милосердная память затушёвывала их флером забвения. Но по сути так.

— Знаешь, — сказала я, положил ладонь ему на запястье, — почти как вчера, но вчера были совсем другие чувства: волнение, возбуждение, даже до некоторой степени страх, — если не тратить оставшееся время на глупости…

Похоронов качнул головой, бережно накрыл мою руку своей.

— Времени уже не осталось, — сказал он печально и строго. — Пей кофе, Римма.

Я со вздохом взялась за жестяную ручку. И сразу же уловила, что у кофе запах — другой. Вроде бы и такой же как раньше, и в то же время не такой.

— Пей, — холодно приказал Похоронов.

Таким я его ещё не видела. Ледяным, собранным, напряжённым и непрошибаемым, точно сказала. Если я не выпью, поняла я, он вольёт мне этот кофе в глотку силой. Потому что — кто он, а кто я. Я слабее. Может, в чём-то и сильнее, но в банальной физической силе — уступаю, и намного.

— Что ты добавил туда? — спросила я. — Отвечай! Я имею право знать!

Мы схлестнулись взглядами. Если раньше я впадала в оторопь от его ярких голубых фонариков, то теперь никакой оторопи не случилось. Может, потому, что я знала, что права. Что он обязан мне рассказать, особенно после того, что между нами было аж два раза. Один раз здесь, в этом самом купе, другой — под чёрным небом на берегу чёрной реки. «Не получится у него забыть меня», — с пугающим злорадством подумала я. — «Даже если он сам напьётся той гадости, которую подлил мне в кофе. Она не подействует на бессмертного!»

Похоронов сдался первым. Чуть отвёл взгляд, сказал:

— Там… вода… несколько капель… вода из одного источника. У моего дома их пять.

— И один из них зовётся Летой, — понимающе кивнула я. — Похоронов! Я хочу помнить!

— Ты же понимаешь, что это невозможно? — спросил он, немного помолчав.

— Нет, — ответила я. — Не понимаю!

— Ты выпьешь. Уснёшь. Проснёшься уже в Сочи. И не будешь помнить ничего, кроме того, что в соседнем купе убили человека и именно из-за этого поезд простоял в Воронеже почти сутки.

— А Алексей? — спросила я.

— Алексей был с твоей сестрой в машине и погиб на месте, не дождавшись скорой, — пожал плечами Похоронов.

Отличная версия! Товарищи из МУРО, я смотрю, прекрасно поработали над зачисткой хвостов!

— Я хочу помнить, — попросила я упрямо. — Пожалуйста!

Похоронов покачал головой.

— Пей.

В дверь постучали, — как вовремя, Похоронов отвлёкся!

— Да! — резко сказал он, раздражаясь на помеху. — Что там?

В открывшейся двери показалась Кэл: