Тайными тропами

Капитан ухмыльнулся и кивнул в знак согласия.

— А этот аромат я не знаю, — удивлённо приподнял брови баронет, когда достал другой пакетик.

Дмитрий протянул руку. Когда Максимилиан передал чай, тоже понюхал.

— Это ананас.

— Чудно, обязательно надо будет попробовать свежий и сочный. Кстати, у вас удится.

Капитан кинул взгляд на поплавок. Тот действительно несколько раз дёрнулся, а потом ушёл под воду. Землянин быстро посек и потянул.

На леске повисло нечто похожее на большого, примерно на килограмм весом, серого тритона.

— Блин, — выругался капитан по-русски. Подхватил неудачный улов и принялся отцеплять, но не получалось, потому как амфибия загладила крючок до самой задницы, хуже, чем голодный ёрш.

— По вашему тону я понял, что вы недовольны, — с лёгкой улыбкой проговорил Максимилиан, глядя на улов, — зря, очень вкусный, если обжарить в масле с морковью и луком.

Дмитрий замер, тоже уставившись на амфибию, которая начала усиленно дёргаться и изворачиваться. Землянин не ожидал такой прыти и чуть не выпустил амфибию. Но раз говорят, что вкусно, значит, вкусно. Лягушек же едят. В конце концов, прогрессор, он, или нет. А раз так, надо попробовать. Не тухлятина же.

А Максимилиан как-то нехорошо, с ощущением заискивания улыбнулся и заговорил неимоверно мягким голосом.

— Ваша милость, не мог не заметить, как высмотрите на мою сестру, и она, смею вас заверить, тоже на вас поглядывает, и особенно ярко, когда вы приняли в свою ладонь её руку, но воспитание не позволит ей преступить через себя. — Баронет снял с головы шляпу и, не выпуская из левой руки коробку с чаем, сделал шляпный пируэт и поклон. — Посему смиренно прошу, не для себя, а для своей ненаглядной сестры, окажите честь и объявить, что согласны быть мужчиной её сердца. Пусть и без надежды на большее, но наполните её душу верой в себя и вдохновите на подвиги.

— Ро-Ро, заткнись, — сдавленно прошипела Аврора, покраснев, как варёный рак.

Дмитрий нахмурился и замер. Пришлось приложить усилия, чтоб напомнить себе, что он — барон, и здесь так принято. Более того, быть при знатной особе — это получить более высокий статус. Это как на Земле: знатная дама во всеуслышание разрешила рыцарю вершить подвиги в свою честь, и значит, он лучший из равных. Или, например, императрица пригрела на груди простолюдина — он отныне дворянин, вместе с сопутствующими этому личными связями в виде доступа к кругу избранных.

Но не обжечься бы на минном поле интриг и религиозных мировоззрений.

А ещё землянин понимал, что имеется какая-то несостыковка. Вот прям всё нутро вопило об этом.

— Ваша милость, мы будем польщены вашим согласием, а если откажете, забудем разговор и клятвенно пообещаем, что никто о нём не узнает, — продолжал изливаться словесным мёдом Максимилиан.

Стоящая рядом с ним Аврора несколько раз демонстративно кашлянула, а потом схватила братца под локоть и потащила в сторону. Там за кустами, что-то долго нашёптывала на ухо.

Когда вернулись, красными от смущения были уже оба.

— Право дело, неловко вышло, — потупив взор, словно нашкодивший школьник, пролепетал баронет. — Очень неловко. Но я хотел, как лучше.

Пока баронет извинялся, девушка, как и подобает рыцарше, неспешно опустилась перед знатным мужчиной на левое колено и виновато потупила взор в ожидании прощения за глупости.

Дмитрий набрал в лёгкие воздуха и задержал дыхание. Говорить начал только через несколько минут. При этом слова давалась нелегко. Приходилось их буквально выдавливать из себя.

— Отчего же, дорогой друг. Ваша просьба вполне осуществима. Более того, думается, все уже осведомлены о произошедшем.

Максимилиан натужно улыбнулся и неуверенно глянул на сестру. Та пожала в ответ плечами.

— Смею заверить, что никто ничего знает, — осторожно проговорил баронет.

Дмитрий прикусил губу и тихо уточнил:

— А до меня дошли слухи, что мы изрядно переусердствовали, и нас было слышно издалека.

Максимилиан тут же приложил руку к груди и изобразил из себя полнейшее изумление.

— Ваша милость, я — лис. Во мне частица лисьего духа. Я бы непременно услышал. А уж если я не услышал, то смею заверить, никто не слышал. И даже ваш дуэнья всё время был при сестрице Стефани.

— Ну, прапор, падла. Ну, шутник хренов, — выдавил из себя капитан по-русски, чувствуя, как кровь прилила к лицу. Этот засранец попросту взял на понт. Ещё и ящик водки требовал. — Ну, я над тобой тоже сейчас пошучу.

Дмитрий скрипнул зубами и так стиснул кулаки, что чуть не раздавил ни в чём неповинную амфибию. Хотя казалось, ещё немного, и между пальцев кишки полезут.

— Вот пройдоха, — тихо повторил Дмитрий на местном языке, глянув на девушку.

— Кто? — не поняла баронета.

— Дуэнья, — проговорил капитан с просыпающимся азартом, и в голове уже созрела идея. Как говорится, прогрессор ты, или где? Неужели нельзя участвовать в изучении особенностей культуры на практике? Наверное, так и придётся писать в объяснительной на имя генерала. А потом он сделал глубокий вдох и произнес: — Я буду официальным мужчиной вашего сердца.

Аврора, только что стоявшая на коленях с обречённым видом, радостно взвизгнула, подскочила на ноги, оставив оружие лежать на траве, и подхватила Дмитрия на руки и припевая какую-то быструю песенку, похожую по ритму на польку, закружилась по полянке у речки. При этом чуть не сбила с ног опешившего братца.

— Стой! Отпусти! — вырвалось у Дмитрия.

Никогда не бывший в подобной ситуации землянин даже немного растерялся. Это же он должен носить барышню на руках, а получается совсем наоборот.

— Хватит, — проговорил капитан, когда ноги твёрдо встали на землю, и добавил: — Нам ещё призрака ловить. Но сперва приготовлю подарок для дуэньи, — зловеще улыбнувшись, протянул капитан и медленно пошёл в сторону лагеря.

— Призрака непременно поймаем, ваша ми… Ди-Ди, — снова поправившись, проговорила Аврора.

Пока шли, капитан сканировал глазами пространство, подмечая кто где есть и чем занят. Искомый прапор нашёлся возле кареты, разогревающим консерву из пайка с помощью таблетки сухого спирта. Ветер нёс неприятный запах твёрдого горючего на капитана и сопровождающих его Аврору и Максимилиана, и оттого они морщились.

Дмитрий остановился перед каретой, держа в руках жирного, скользкого и весьма увесистого тритона.

Прапор над чем-то хмыкнул, неспешно встал и потёр руки о небольшую тряпку, которую снял с оглобли.