Телеграмма

– Вижу, что это проект, там написано, - заметил я.
– Но это хуевый проект.

– Почему хуевый? Ты же не прочел. Хочешь пива?

– Не хочу. Лучше скажи, почему только от членов? Вот Кобзарь с Провским, к примеру, не члены.

– Провский - член, - убежденно сказал Гурко.

– Нет, не член.

– Ну, как не член, я его в справочнике видел.

– Не мог ты его там видеть.

– А где же я его видел?

– Это ты его в справочнике Союза кинематографистов видел. И в ВТО. А в Союз писателей он не вступает, чтоб взносы в три места не платить.

Саша залился пьяным смехом.

– Взносы! Да его не принимают, потому что он еврей.

– Иди ты к черту, пол-Союза - евреи.

– Вот поэтому и не принимают. Чтобы не стало больше половины.

Сам Саша, по слухам, был правнуком генерал-фельдмаршала Гурко, который в русско-турецкую войну брал Софию. Потом этот Гурко служил губернатором. Кажется, был вдобавок еще и князем. Смутно намекнуть на великого пращура Саша ухитрился даже в романе "Тяжелый сплав".

– Черносотенец, - сказал я.

– Сионист, - без обиды отозвался Гурко.

– А Кобзарь тоже еврейка?

– Спрашиваешь!

– Что - "спрашиваешь"? От одной фамилии Киевской Русью пахнет. Украинским борщом с галушками. Днепром при тихой погоде.

– Рыбой "фиш" пахнет, а не борщом. Ее фамилия Бершадская, мы с ней в литинституте вместе учились.

– Что творится!
– с притворным ужасом в голосе сказала жена.
– Камню некуда упасть.

– Ладно, - сказал я, - так как быть с Провским и Кобзарь?

– Пусть подпишут...
– вяло отозвался Гурко.
– Куда их девать...

Его уже начало развозить. Похоже, одним пивом до нашего появления дело не обошлось.

– Тогда эту фразу надо убрать. Ну, про членов. И творческий отпуск этот идиотский... Так. "Поздравительная телеграмма П.Аджаве от писателей, находящихся в..." Гм-м... Что такое ДТП?

– Дорожно-транспортное происшествие, - буркнул Гурко.

– Знаю. Причем здесь ДТП?

– Дом творчества писателей, - пояснила жена.
– Там у двери доска висит: "ДТП им. Райниса".

– Мрак! Долой ДТП. "...находящихся в Доме творчества в Дубултах".

– Райниса оставь, - посоветовал Гурко.

– О'кей, оставлю... Нет, не оставлю. Потому что тогда получается, что это у Райниса 60-летие со дня рождения.

– Степанида!
– радостно завопил потомок фельдмаршала.

И точно: вошла Степанида.

– Кромсаете?
– поинтересовалась она, присаживаясь к столу.

– Еще как, - подтвердил я.
– Вот объясните мне, сударыня, как это понять: "В отличие от многих сверстников, талантливых поэтов и прозаиков, павших на полях сражений за Родину, Вы вернулись с войны живым". Ты его что, упрекаешь за это? Или выражаешь сожаление в связи с самим фактом? И потом, что это значит - "вернулись живым"? Можно вернуться мертвым?

– Ну ты дурака-то не валяй, - доброжелательно сказала Самохина.

– Степанида, ты же мастер художественного слова! Инженер, бля, человеческих душ!
– внезапно поддержал меня Гурко.
– И вот еще... дай-ка листок... ага! "Ваши песни стали мерилом человеческой порядочности, отзывчивости, доброты". Самохина, как песня может стать мерилом?

Степанида подняла руку и описала перед собой какую-то сомнительную полусферу.

– Ну, может...
– ответила она.
– Иносказательно. Дайте лучше пива.

Гурко, не отрывая глаз от текста, протянул ей бутылку.

– "Сегодняшнее возрождение Арбата, - прочел он вслух, - свидетелями которого мы становимся, стало результатом пробужденного Вашими песнями общественного интереса к проблемам одной из старейших улиц города". Во-первых, "результатом интереса" - это не по-русски. А во-вторых, я б на его месте застрелился от такого комплимента.

– Он и застрелится, - подтвердил я.
– Он этот разукрашенный Арбат терпеть не может.

– Короче, - подытожил Гурко, - текст никуда не годится, Степанида. Надо заново писать.

– Вот возьми и перепиши.

– Я?

– Ты. Ты же такой грамотный, вон исчеркал все...

– Это Балаховский исчеркал, - тут же принялся сливать воду потомок фельдмаршала. Переписывать текст ему явно не хотелось.

– Тогда пусть Балаховский перепишет, - невозмутимо отозвалась Степанида, разгрызая соленый орешек.

– Какого пса?
– возмутился я.
– Моя, что ли, была идея? Я вообще хотел собственный текст послать.

– Тогда пусть остается, как было.

– А я не подпишу.

– Не подписывай. Подумаешь... Остальные подпишут.

– Пусть подписывают. А я не стану.

Степанида закусила нижнюю губу, и на лице ее появилось страдальческое выражение.

– Я поэт, - сказала она с надрывом, будто признаваясь в чем-то постыдном.
– Я не умею такие бумаги писать. Напиши, Балаховский, не будь падлой.

– Он тоже поэт, - заступился за меня Гурко.

– Но он же секретарь семинара Союза!
– пылко возразила Самохина. Он пишет отчеты в Правление, у него есть опыт.

– За меня жена отчеты пишет.

Это было чистой правдой. Я всегда заставлял отчитываться перед Правлением жену. Секретарь СП Ерофей Хлопотов даже хвалил меня за связное изложение и аккуратный почерк.

Но Степанида моему сообщению обрадовалась.

– Чудненько!
– сказала она.
– Иришенька, напиши проект.

– Не будь падлой, - добавил ядовитый Гурко.

– Ну вас! Ну вас всех к черту!
– закричал я.
– Она что, сюда приехала проекты писать? Степанида, у тебя совесть есть?

Самохина вздохнула.

– Ладно, - сказала она.
– После обеда я к вам в номер приду и напишем эту лабуду вместе.

Сил сопротивляться больше не было.

– После обеда предпочитаю поспать, - невежливо буркнул я.
– А вот к пяти часам... гм-м... милости прошу.

6

Ровно в пять часов вечера к нам в номер постучали. За дверью, однако, обнаружилась не Степанида - там стоял, переминаясь с ноги на ногу, довольно-таки редкий для чопорной Прибалтики персонаж: лохматый и небритый человек лет пятидесяти с виду, одетый в телогрейку и заляпанные грязью бесформенные штаны. Был он, вдобавок, смертельно пьян.