Телохранитель Генсека. Том 3

— Рассказывай, что вчера произошло на собрании, — потребовал я, усаживая супругу на стул, — а поужинать я успею, не переживай.

— Ты был в школе? — Света посмотрела на меня влажными глазами, готовая вот-вот расплакаться.

— Не расстраивайся, говори спокойно, — я успокаивающе погладил жену по плечу. — Ничего не случилось такого, чтобы я не смог решить. Так что давай, выкладывай подробности.

— Володя, это было ужасно! Они все вроде бы улыбались мне, но при этом смотрели с таким презрением! «Ах, неужели ваш муж не привозит вам платья из заграничных командировок? Женщина вашего уровня должна соответствовать положению, вот, возьмите, пожалуйста, адрес моей модистки с Кузнецкого моста. У нее вы можете недорого заказать приличное платье… Шьет по самым модным западным каталогам, всего за пятьсот рублей».

Света очень забавно изобразила родительницу, но я сдержал улыбку, понимая, что вчера у жены был культурный шок, лучше не смеяться над ее проблемами.

— А у Леночки в классе знаешь, что говорили? «Ах, ваша девочка забрызгала портфель нашей девочки такой дрянью, такой дрянью, у нас даже прислуга не пользуется такими паршивыми духами. Мы ей ленкомовскую косметику покупаем, чтобы не портить атмосфЭру в доме»…

— Но ты ведь в долгу не осталась? Или я не знаю свою супругу? — я с интересом ждал продолжения рассказа.

— Ну я ругаться с ними не стала. Сказала: «Ой, женщины, вы бы говорили по очереди. А то налетели на меня так, что я чувствую себя гадким утенком на птичьем дворе».

Наконец-то печальная Светлана и сама лукаво улыбнулась. Тогда и расхохотался в голос:

— Как ты деликатно обозвала их курами!

— Боюсь, они этого не поняли. То есть, они поняли, что я их оскорбила, но не могли сообразить, чем именно. Володя, выражение их лиц нужно было видеть! Это был кадр, достойный фотографии.

У меня мелькнула мысль о фотокамерах в каждом телефоне в 2025-м. И о том, как люди снимают все подряд, захламляя друг другу мозги ненужным контентом. Пока у советских граждан совсем другое отношение к фотографии — торжества, памятные события, портреты. Но судя по тому, как моя жена видит мир, она наверняка могла бы делать классные фотки, будь у нее смартфон. Ладно, отвлекся, — пресек я свои глупые мечтания и вернулся к разговору:

— То есть в долгу ты не осталась, но тогда почему так расстроилась? До головной боли. Я уж испугался, что рецидив.

— Все в порядке. Но я и правда вчера расстроилась. А здоровье в норме. Сегодня съездила в Кремлевку, сдала анализы. Чазов сказал, что меня в космос запускать можно, — Света улыбнулась, но улыбка тут же погасла. — Так что будем делать со школой?

— Переводить детей в другую школу, это даже не обсуждается. Я уже узнавал. Есть два варианта. В шаговой доступности пятьдесят шестая школа. С уклоном в точные науки. Для Тани подойдет. Рядом с ней шестьдесят седьмая, Леночку лучше перевести туда. Школа с гуманитарным уклоном. Но решать тебе. Посмотри, поговори с директорами, завучами, определишься на месте. Сама справишься или мне этим заняться?

— Сама, конечно, — Света вздернула вверх нос и прищурилась. — Уже представляю, как переполошится эта сушеная вобла, когда приду забирать документы!

Я снова рассмеялся, Света дала «англичанке» очень точное прозвище.

— Девчонки! — позвал я. — Идите сюда!

Дочери мигом оказались в кухне.

— Как смотрите на перевод в другую школу?

— Ура!!! — в один голос завопили девочки.

Схватились за руки и с радостными воплями закружились в танце посреди просторной кухни. Шум стоял такой, что я не сразу услышал телефонную трель.

Звонил Рябенко.

— Володя, срочно в Заречье.

— Что-то случилось?

— Не по телефону, — лаконично ответил генерал и положил трубку.

Глава 15

— Володь, что-то случилось? — Света подошла сзади, обняла меня.

— Не знаю пока, — я повернулся к жене, поцеловал ее и отстранил. — На работу вызывают. Скорее всего, ночевать не приду. Справитесь тут без меня?

— А куда денемся? Жаль, конечно. Ты так и не поужинал, подожди, с собой соберу.

— Свет, ну что ты как маленькая, какой с собой? Там и поем.

Я быстро собрался и вышел.

С Девятки уже прислали дежурную машину. Водитель был незнакомый, кто-то из новеньких. Серьезный человек, лет пятидесяти, совсем не похож на моего Николая. За всю дорогу он не проронил ни слова, но я не удержался, чтобы не заглянуть в его мысли.

«Арлекино, Арлекино, есть одна награда — смех», — всего лишь одна строчка крутилась у него в голове, повторяясь снова и снова. И она закрывала собой все остальные мечты и тревоги этого человека. Лишь полотно дороги впереди и популярная песенка — остальное пока не важно. Это ж надо так уметь ни о чем не думать! Он либо настоящий водитель-профессионал, либо просто глуповатый и ничем не интересующийся человек.

Я постарался абстрагироваться от «вирусного» водителя, велел остановить машину и пересел на заднее сиденье. Подумал, что пора покупать собственный автомобиль. Хоть какое-то личное пространство появится.

В Заречье меня уже ждали. Леонид Ильич гулял в саду, там мы и встретились. На нем был надет пуловер с рисунком в виде крупных кос, свободные брюки, на голове легкая летняя шляпа.

— Для сентября не слишком ли легко оделись, Леонид Ильич? — я кивнул на сетчатый головной убор.

— Успею еще тепло одеться, дай порадоваться последним теплым денькам… — Леонид Ильич с любовью оглядел пока еще зеленый сад.

Трава пока не пожухла, яблоневые ветви склонялись к земле, отягощенные богатым урожаем. Хотя основной урожай уже собрали, оставшиеся яблоки еще иногда падали в траву.

Леонид Ильич сорвал с ветки спелое яблоко, поднес его к лицу и всей грудью вдохнул нежный аромат.

— Антоновки в этом году много уродилось. Володя, там яблок набрали, если надо — возьми себе. Детей порадуешь. Мои, когда маленькими были, любили яблоки. А сейчас заелись.

Брежнев хотел бросить яблоко на землю, передумал — отдал мне. Бережливость проскользнула в этом жесте, жизненный опыт, который не испортить даже роскошью нынешней благополучной жизни.

— К Галочке в Щеглы съездил. Она меня ненавидит. Такими словами называла, что стыдно вспомнить.

— Она не вас ненавидит, Леонид Ильич, она себя ненавидит, потому и пьет, и бесится, — попытался я успокоить Генсека.

— Ну не скажи, не скажи… Себя она, как раз-таки, очень любит, — Леонид Ильич прошел по дорожке мимо клумб с пышными астрами — белыми, фиолетовыми, кремово-желтыми.

— Твои-то любят яблоки? — спросил он, переводя разговор на нейтральную тему.

— Мои всё любят, — я улыбнулся.