Телохранитель Генсека. Том 3
Шрифт:
— Вот и правильно! — посол поднялся и, ободряюще улыбнувшись, сказал бодрым голосом:
— Ну что, товарищи, у вас сегодня свободный день. До вечера никаких мероприятий. А вылет в Москву только в двенадцать ночи. Как собираетесь провести время? Может быть в музей сходите?
— Обязательно, — оживилась Фомина. — И в Тауэр сходим, и еще много куда. Хочу посмотреть Лондон. Ой, простите, Захар, я и не спросила, а чего бы вам хотелось?
— Да тоже бы посмотрел город, — ответил Береговой.
Собрались быстро. Уже спустя
Горбачев демонстративно постучал по часам и недовольно покачал головой.
— Минутку внимания, товарищи! — он снова начал «митинговать». — Сегодня, как вы уже знаете, у нас имеется свободное время. И мы с Раисой Максимовной проведем его в музеях и выставочных залах.
— Так мы тоже планируем посещение музеев. Имеет смысл поехать вместе, — предложил я специально, зная, что сейчас Горбачев будет всеми силами пытаться отвязаться от нас. А его супруга, судя по ее кислой физиономии, вряд ли вообще снизойдет до общения с нами. «Колхозники! Неучи! Пустышки, с которыми даже не о чем разговаривать — не тот уровень интеллекта. Какой идиот так подбирает членов делегации? Ни одного ученого, ни одного деятеля культуры и искусства», — думала она.
— Нет-нет, товарищи, — засуетился обеспокоенный Горбачев. — Помимо музеев у нас еще осталось несколько важных деловых встреч…
Он обвел нас взглядом победителя и многозначительно добавил:
— Конфиденциальных встреч. Я полагаю, что вы… м-нэ… товарищ, напомните, как вас?
— Медведев Владимир Тимофеевич, — улыбаясь, напомнил ему.
— Да-да, действительно. Вас ко мне приставил Леонид Ильич. Но я недоволен вашей работой и по возвращении в Москву провентилирую этот вопрос. Так что мы сейчас отправимся сами, в вашем сопровождении я не нуждаюсь.
Я не стал спорить, изобразив покорность. Горбачеву все равно оставалось уже недолго. Прочитал мысли Лунькова — похоже, он тоже считал, что политическая карьера Михаила Сергеевича близится к завершению.
Я смотрел вслед удаляющемуся «Роллс-Ройсу» Горбачевых с улыбкой: уж что-то, а сопровождение у них было что надо! В хвост посольскому автомобилю пристроился мотоциклист в таком знакомом мне шлеме и с фотоаппаратами на груди. Как ищейка, учуявшая дичь, идет по следу, так и Мастерс, почуяв жареную тему, не отступает.
Я заботливо открыл дверь машины перед Фоминой и подал ей руку, помогая усесться.
— А вы разве не с нами? — удивилась доярка.
— Нет. К сожалению, не могу — у меня дела. Иначе я бы с радостью поехал с вами.
Несколько минут постоял у посольства, провожая машины взглядом. Вернулся в свою комнату и запросил разговор с Удиловым. Соединили достаточно быстро.
— Вадим Николаевич, доброго вам дня!
— И вам доброго, Владимир Тимофеевич. Что-то случилось?
— Ничего чрезвычайного. Но необходимо, чтобы по возвращении в Москву
нашу делегацию провели не по дипломатическому коридору, а в обычном порядке — с заполнением таможенных деклараций и полным досмотром. Желательно, чтобы специалист был строгий, но справедливый.— Вам бы все шутить, Владимир Тимофеевич, — ответил Удилов. — Есть причины для такой просьбы?
— Есть. И серьезные. Ради этого досмотра я даже попросил Лунькова под любым предлогом отказать Горбачеву в отправке его багажа дипломатической почтой.
— Ну что ж… Я понял вас.
Все, будем ждать финала интриги.
О намерениях Горбачева по поводу багажа ранее я прочел в его мыслях, потому и предупреждал на сей счет Лунькова. Как оказалось, не напрасно. Вечером, уже собрав вещи и выйдя в холл, случайно захватил конец беседы Горбачева с послом:
— Поймите, Михаил Сергеевич, дипломатической почтой провозят только официальные документы и грузы. Провоз личных вещей дипломатической почтой — это серьезное нарушение. К большому сожалению, я не могу пойти вам навстречу. Как вы представляете себе оформление курьерского листа при наличии в дипломатической почте вашего багажа? Я не могу пойти на это, это серьезное нарушение Венской конвенции о консульских сношениях. Всего доброго.
В пути чета Горбачевых продолжали держаться от нас обособленно. Правда, в самолете вдруг проявили дружелюбие, удивив всех членов делегации и охрану. Подумалось, что парочка что-то планирует, но нет — не прочитал в их мыслях ничего необычного. Просто Горбачеву сейчас казалось, что он поймал Бога за бороду, что весь мир у его ног и будущее безоблачно. Что ж, так бы оно и было, если бы не мое вмешательство.
Я сидел у иллюминатора и смотрел в темноту. Где-то там, внизу, люди живут своей маленькой жизнью, рожают детей, хоронят стариков. Работают, радуются праздникам, горюют над бедами. В большинстве своем они спокойны и счастливы. Хотя бы тем, что их жизнь проста и понятна. Так называемая эпоха застоя — это стабильность и уверенность простого человека в завтрашнем дне. То, чего люди лишились в конце восьмидесятых. Быть недалеким человеком — не беда, и ничего преступного в этом нет. Но когда жизнь миллионов перестает быть простой и катится под откос из-за одного наивного, тщеславного политика и его спесивой бабы (вот даже не стыдно так назвать Раису Максимовну!), то это уже преступление.
В Шереметьево стюардесса, вежливо улыбаясь, пропустила нас на трап. А внизу возле трапа уже ждали два сотрудника в форме таможенников.
— Уважаемые товарищи члены делегации, прошу проследовать на таможенный досмотр. Ручную кладь тоже берите с собой. Мы быстро досмотрим, обычная формальность, ничего экстраординарного.
КОНЕЦ ТРЕТЕЙ КНИГИ.
Продолжение читайте здесь: https://author.today/work/460708