Телохранитель моего мужа

Артём вздыхает и прикрывает глаза, сползая пониже.

— Позже ты обо всём мне расскажешь, ладно? Обязательно расскажешь. Я знаю: сейчас не место и не время, хотя для рассказов особых условий и не нужно. Прости, что не могу создать условия, к которым ты, наверное, привыкла.

Меня передёргивает. Я так и не привыкла к тому, что мной пользуются, бьют и насилуют. Хотя, конечно, это громко сказано. Я почти никогда и не сопротивлялась по-настоящему. Так, чтобы драться с Алексеем или строить козни. Это бессмысленно. Он умел ломать. В прямом смысле. Мои руки и рёбра помнят.

— Мне здесь нравится. Спокойно. Тихо. А больше ничего не нужно. Мы с Лялей выросли в хорошей семье, но однажды её не стало. Поэтому меня трудно смутить или разочаровать.

Не знаю, зачем рассказываю ему об этом. Но он слушает, прижимая меня к себе. Я чувствую, как его губы касаются волос, а потом спускаются ниже, к виску. Он хочет секса. Я знаю. Но не настаивает. Даёт право выбора. Захочу — будет. Не захочу — он отправится в душ усмирять своего жеребца холодной водой или руками. Или тем и другим сразу.

Я почему-то сразу это уловила. Свою власть над ним. Он сильный, спортивный парень. Ему ничего не стоит меня заломать или уговорить. Надавить или принудить. Однако, он ничего подобного не делает. И эти два поцелуя — в волосы и висок — успокаивающие. Чтобы я расслабилась.

Я не хочу думать, что будет потом. После того, как всё закончится. Вся эта кутерьма с проблемами Маркова. Я взрослая и давно не наивная. Я старше, а он слишком хорош для меня. Так что я смотрю на всё трезво, оцениваю правильно. Но пока есть возможность, нужно ловить момент. Чтобы потом не жалеть.

Я сама тянусь к нему. Прикладываюсь губами где-то в районе колючего подбородка. У него щетина. И мне нравится. Я хочу, чтобы он меня царапал ею. Оставлял свои следы. Потёртости и покраснения. Чтобы что-то от него осталось мне, когда всё закончится. Пусть ненадолго. Пусть на некоторое время.

Я хочу быть зацелованной им. Чувствовать его горячую кожу. Впиваться пальцами в его литые мускулы. Я ещё не щупала его за задницу, а хочу. У него отличная задница — тугая и мускулистая. Узкий таз, широкие плечи. Всё, как положено. Молодое жаркое тело в аренду. Нужно пользоваться помещением, пока выпал шанс пожить на халяву.

Он чутко ловит моё настроение. Гладит меня по вискам, целует в губы.

— Рина, — давай договоримся. — О, да. Он любитель конкретики и договором на берегу, пока корабль не отчалил из порта. — Я уже говорил, но хочу, чтобы ты понимала. Я хочу тебя — это очевидно. И, может, буду хотеть постоянно — иногда так бывает. Но это не значит, что ты должна. Ты ничерта никому не должна, понимаешь?

Женщина должна быть счастлива. А больше она никому ничего не должна, — произношу горько заезженную фразу. Затёртую до дыр, но такую правильную сейчас.

— Именно. Ты умница. Ты очень умная женщина.

— У меня нет привычки напрашиваться. И уж если мы откровенны… Я обычно всеми способами пыталась избежать секса. А когда женщина этого не хочет, она не целует мужчину. Не подаёт знаков.

— Понял, — он тихо смеётся и стягивает меня пониже, чтобы я легла удобно. Чтобы ему было удобнее накрывать меня своим телом. Он гораздо лучше покрывала, которое он отбросил в сторону.

Он никуда не спешит. Поцелуями зажигает звёзды. Странные будоражащие ощущения. Он обводит языком ключицы. По очереди. Втягивает вначале один сосок и катает его во рту, затем другой. Я понятия не имела, что у меня такая чувствительная грудь. Алексей разве что сжимал, делал больно. Его как-то не привлекала моя грудь. Его мало что привлекало на самом деле.

А потом я забываю о всех сравнениях — становится не до этого. Остаются одни междометия и вздохи. Мои и Артёма. Я выгибаюсь для него. Я впускаю его в себя, как путника, что не ворвался и победил, убивая всех вокруг, а постучался и вошёл, когда разрешили. Когда открыли дверь.

Он толкается в меня деликатно и тягуче, я выгибаюсь, принимая его поглубже, туда, до центра мироздания, где зарождается маленький вихрь, что — я уже знаю — перерастёт в острую вспышку, в чистое животное наслаждение.

Я растворяюсь в этих ощущениях. Теряюсь, как маленькая девочка, в густом лесу. Там только пушистые лиственницы с мягкими иголками, что пронзают меня насквозь.

— Артём, — скручивает меня в спираль оргазм.

— Рина, — вторит мне немного позже мой центр вселенной. Мужчина, что умеет дарить наслаждение. Мужчина, который хочет мне помочь.

Я его заслужила, — думаю расслабленно, покачиваясь на волнах дрожи.

Если завтра безносая с косой пришла бы по мою душу, я смогла бы уйти спокойно, безропотно. Есть лишь два «но», ради которых нужно жить и бороться. Без меня они пропадут.

24. Артём

Она такая красивая после секса. Я любуюсь ею открыто. С восхищением. Чуткая. Отзывчивая. Раскованная. И в то же время похожа на девочку, что впервые вкусила запретных сладостей. Слишком долго её морили голодом.

Рина сонно хлопает ресницами — её разморило от тепла и удовольствия.

— Поспи немного, — целую её в щёку и понимаю, что не могу оторваться. Хочу лежать рядом. Смотреть на неё. Слушать, как она дышит, засыпая. Наблюдать, как расслабляется её лицо, как тяжелеют веки. Запах её волос хочу вдыхать.

А ещё мне нестерпимо хочется закурить. Я сто лет назад избавился от дурацкой привычки, а поди ж ты — потянуло так, что хоть вой. Вдохнуть едкий дым с наслаждением, как запретный плод вкусить. И я пока не знаю, смогу ли выдержать. Подумываю о том, чтобы выбежать, но у меня есть нерешённые дела.

— Привет, Мари, — дозваниваюсь до сестры.

— Ты с ума сошёл, меньший? Ты хоть на часы смотрел? — бормочет она сонно. Ну, не так уж и рано — пять часов утра. Но пару часов её сна я украл.

— Как там Вера? — спрашиваю неожиданно, потому что хотел поговорить о другом, но почему-то именно сейчас очень важно узнать, что у них всё в порядке.

— Спит без задних ног, — хмыкает Мари, — только не говори, что ты позвонил в глухую ночь, движимый внезапно проснувшейся любовью к нам.

Я и правда их люблю. Очень-очень. И почему-то вспоминается, как тяжело Мари далась Вера. Как сестра почти всю беременность проторчала в больнице, чтобы только маленькое чудо появилось на свет. Помню, какой слабенькой была племянница, когда родилась.