Телохранитель моего мужа
Шрифт:
— Ты прошёл ускоренные курсы реабилитации или основательно отучился в ВУЗе?
— Ни то, ни другое. Чёртов самоучка, но с очень хорошим потенциалом. Если у меня что-то не получится, ты скажешь. А я исправлюсь и научусь лечить твои раны как настоящий профи.
— Я бы покурила сейчас, — говорю то, что приходит на ум. — Открыла бы форточку, пускала бы дым струйками. Смотрела бы, как он тает в дожде.
— Это ужасно, — голос у него строгий. Я поднимаю голову, думая, что он сейчас прочитает нотацию о вреде курения, но у Артёма глаза смеются. — Ты ещё и ведьма. Мысли читаешь. Я тут час назад думал почти о том же. Дождя
— Я в душ, можно?
— Можно не спрашивать, Рин, а делать то, что тебе хочется. Душ, спать, завтракать. Курить, к сожалению или к счастью, нечего.
— Не страшно, — слезаю с подоконника. Немного неловко, нога подворачивается, но Артём меня ловит, придерживает. — Я вообще не курю. Даже не пробовала.
Он смотрит на меня долго. В глазах его что-то такое мерцает, но в полумраке не разглядеть. Я ведь не включала свет. Но мне сейчас не до шарад. Хочу под душ. Вымыться вкусно пахнущим гелем. И не думать, как красив мужчина, когда обнажён, в одном полотенце. Как он молод и что всё у него ещё впереди.
Мне нет места рядом с ним. Я это понимаю. Но раз уж звёзды сошлись в новой точке, надо попробовать. Прикинуться, что семь лет жизни выпали. Отшелушились, как мёртвая кожа. Отпали, как засохшая грязь отпадает с обуви — пластом.
Мне снова двадцать шесть. А это тот самый мужчина, которого у меня никогда не было. Тот самый, что умеет останавливать дыхание. Тот, чьё имя я выкрикиваю или шепчу в минуту экстаза. Тот, кто называет меня Рина.
Тёплая вода омывает тело. Я была бы рада, если б она могла унести с собой отметины, оставленные другими руками. Но они сойдут почти все однажды. Если судьбе будет так угодно, чтобы я подольше задержалась в новой, непрожитой когда-то жизни.
— Рин, я тут завтрак, — суетится Артём, когда я выхожу из ванной, закутавшись в банное полотенце.
Оно было сухим. Он его оставил мне, а сам вытирался тем, что поменьше. Заботливый. Даже о такой мелочи не забыл. Алексей во всех вопросах — эгоист. Он никогда ни о чём не спрашивал. Брал и пользовался всем, что ему приглянулось. И мной — в том числе.
На мою беду, я приглянулась. Как вещь. Как гамбургер с особой начинкой. Как машины, к которым муж мой питает особую страсть.
Артём уже второй раз меня кормит. А я… неумёха. Я толком даже кофе варить не умею. Впрочем, Тёма пьёт чай. Тёма. Буду так его про себя называть. Очень тёплое имя. Домашнее. Ему идёт при всей его брутальности.
— Нам поговорить надо, — заявляет он, пока я ковыряюсь в яичнице. Рано. Я не привыкла. Поэтому отставляю и пью чай. Это лучше.
— Спрашивай, — напрягаюсь, потому что понимаю: речь пойдёт о моих близких.
— Я тут посоветовался кое с кем. Мы можем забрать твою сестру из одной клиники и поместить в другую? Какой у неё диагноз?
Я колеблюсь. Охрана и откровения — немного разные вещи. Я уже и так сказала слишком много для проходящего человека в моей жизни. Но другого выхода нет. Нужно довериться, иначе можно опоздать. Если уже не опоздали.
— Она… под наблюдением психиатра. Не в психушке, конечно. Но… Кое-что случилось в её жизни. Она обезображена и заторможена. Не разговаривает. И не понятно, понимает ли. Доктор говорит, что да. И что есть вероятность симуляции. В таких случаях сложно сказать наверняка. Но она тихая. Не буйная, то есть.
— У меня дед
в коме. Лежит уже полгода. Сестра предложила поместить их вместе и выставить охрану. Так мы Лялю спрячем, и, возможно, на пользу пойдёт смена обстановки.— А ты не боишься? — спрашиваю и слежу, как он отреагирует. — Ведь никто не знает, что у неё в голове. Вдруг она навредит твоему деду?..
— Не боюсь, Рин, — он отвечает не колеблясь. — Мне хочется, чтобы как можно меньше нитей вело к тебе. Чтобы не было рычагов управления. Думаю, нам нужно выдернуть твою сестру из того места. Ты туда вхожа?
Я киваю. Да, вхожа. Алексей, как и в случае с мальчиком, отстранился. Он оплачивает её лечение и содержание, но не навещает. По крайней мере, со мной он туда не заходил ни разу. Ему неинтересно. Но он обещал помочь. Вернуть Ляле прежний образ. Доктор считал, что это поможет ей вынырнуть, прийти в себя. Может послужить толчком.
Мы оговаривали серию пластических операций, но пока дело не сдвинулось с мёртвой точки. А сейчас я вообще не уверена, что когда-нибудь сдвинется. Почему-то у меня ощущение, что я в этом капкане навсегда. Даже если операции пройдут успешно, найдутся другие поводки, за которые он меня привяжет к себе намертво.
— Ну вот и отлично. Ты пей чай, а я ещё позвоню в пару-тройку мест. Мне пригонят машину, и мы отправимся к Ляле.
Он прикасается к моим пальцам своей горячей ладонью. Это успокаивающий и приободряющий жест, а меня бьёт током. Я боюсь поднять глаза. Потому что тогда он увидит, что я собираюсь разводить сырость. Снова. Слишком часто меня пробивает на слёзы. Но в новой жизни, наверное, так и должно быть: душе нужно очиститься. Иначе ей не скинуть накопившийся за семь лет груз…
26. Артём
Клиника, в которой находится Ляля, похуже той, где лежит наш дед. Я молчу, но думаю, что богатый Марков мог бы разориться и на что-то более приличное. Видимо, траты на Рину в его смету не входят. По жёсткому лимиту. Минимуму. Нечего разбазаривать кровно заработанное добро.
— Он обещал тебе помочь, да? — спрашиваю, не сдержавшись.
У Рины розовеют щёки, она прячет глаза.
— Он и так помогает. Лялино лечение оплачивает Алексей. Она здесь… давно.
Клетку оплачивает. Умом понимаю, что, возможно, я предвзят, а в душе меня всё бесит. И это чопорное «Алексей», и её зависимость от него. Самое смешное — он не звонит. Спрятался, крыса. Бросил жену под танк, на произвол судьбы, а сам где-то отсиживается.
— Пойдём. Будем вызволять девицу из темницы.
Я беру её за руку. Мне необходим контакт с Риной. Это может показаться ненормальным, но я постоянно ощущаю желание её коснуться. Я будто заряжаюсь от неё. Энергией. Уверенностью. Силой. От маленькой слабой женщины — живой огонь по венам. И меня это не пугает. Вообще.
Доктор Ляли оказался ещё тем мудаком.
— Я бы хотела забрать сестру, — Рина временами чересчур порядочная, хотя говорит она достаточно твёрдо. Но с такими, как этот, такое не катит.
— Вы должны понимать, госпожа Маркова, — смотрит он на Рину свысока и бросает заинтересованные взгляды в мою сторону, — если прервать лечение, я ничего не гарантирую. Её состояние нестабильное. И к тому же, я вынужден позвонить вашему мужу.
Я вижу, как она напрягается. Это замечает и этот пройдоха. Тянется многозначительно к телефону.