Тёмная ночь

– Пока ни во что не врубаюсь, - сказал Шалый.
– Кроме одного: Кирзач нечто такое учудил, от чего даже у бывалых воров волосы дыбом встали.

– Вот именно, - Ямщик вернулся к столу, налил себе и Шалому по стопарю водки, хватанул свой стопарь - на сей раз без особых страданий, зажевал редиской, обмокнутой в соль, и закурил.
– Тебе такие кликухи что-нибудь говорят: Коля Уральский, Васька Волнорез и Митька Губан?

– Слышал о них. Вроде, из тех, кто на рожон прет?

– Точно. Этим и берут. Так вот, сперва Волнорез Кирзача пригрел, и ксивы ему выправил, и откормил-отпоил. Потом сюда привез, в Ростов-на-Дону. И сюда же Уральский с Губаном прикатили. Понимай, не просто так. В общем, засели они с Кирзачом за карты.

– И раскрутили его?

– Раскрутили.

– Что за ставка была, когда Кирзач продулся?

– Ставка такая, что Кирзач, может, и сам продуться хотел.

– На чью-то смерть?

– Угу. Кирзачу заранее сказали, что основная ставка будет - на казнь человека, сходкой приговоренного. И что непонятно, как такой проигрыш считать: проигрышем или честью.

– Сходка, небось, не большая была? Вся сходка - только эта троица, Уральский, Волнорез и Губан?

– Правильно. Но они и в узком составе имеют право смертные приговоры выносить, по своему... ну, весу, что ли, по чинам в нашем мире. И часто этим пользуются, потому что они - оголтелые, только и подавай кого на расправу, чтобы другие боялись. Чтобы, как они говорят, порядок был. Мы и сами частенько не против, но...

– "Но"? Договаривай. Кого они на этот раз приговорили?

– В том-то, повторяю, и дело. Даже Кирзач малость увял, как услышал. Имя-то от него до последнего скрывали, пока не стало поздно назад отыгрывать.

Шалый хмуро поглядел на Ямщика:

– Выкладывай, не томи. Мне самому страшно становится, что за имя прозвучало.

Ямщик разлил по третьей перед тем, как ответить. Медленно и аккуратно еще одну редиску пополам разрезал, присыпал обе половинки солью, одну половинку себе оставил, вторую Шалому протянул, и уж потом, выпив вместе с Шалым и тщательно редиску разжевав, сообщил:

– Марка Бернеса они к смерти приговорили, вот.

Тут и Шалый своей редиской поперхнулся. Ямщик выждал, когда Шалый прокашляется и пивком запьет, и лишь затем продолжил:

– Как он Огонька сыграл в "Ночном патруле", этого вора ссучившегося, так кое-кто из наших зуб на него заимел. Ну, это, как власть говорит, агитация и пропаганда огромная. Да и песню он спел в этом фильме отличную, душевную такую. Ну, и завелся, кое-кто. Мол, покарать надо, чтобы другим неповадно было. Мы-то, в натуре, что? Многим и Бернес нравится, сами его песни поем, и соображаем, что он - человек подневольный, велела ему власть сыграть этого сученка, Огонька, он и сыграл. И главное, если шлепнет Кирзач Бернеса - соображаешь, что будет?..

– Прав ты, - сказал Шалый.
– Будут повальные расстрелы, сотнями, и чрезвычайные тройки возобновить могут, чтобы в один час приговор выносить и исполнять. Весь блатной мир под корень выжгут. А еще, под такое дело, неизвестно сколько тысяч по стране за просто так положат, за компанию... Один у меня вопрос: почему вы сами вмешаться не могли? Сила-то за вами. Трое всего, против большой сходки.

– По разным причинам, - ответил Ямщик.
– Во-первых, не положено такой приговор отменять. Сам знаешь, если жизнь человека в карты проиграна - это святое... Ну, допустим, на это бы мы плюнули. Но опоздали мы. Когда наши об этой затее узнали, Уральский, Волнорез и Губан уже из Ростова-папы на три стороны разлетелись, а Кирзач в четвертую направился. При этом, он совсем глухо зарылся. Получил от этой тройки ксивы хорошие, денег вот такую пачку, - Ямщик левой рукой показал, чуть не до предела раздвинув большой и указательный пальцы, - все адреса Бернеса, и где он живет, и где чаще всего бывает - и с концами...

– Получается, - ввернул Шалый, - они заранее и основательно к этому делу готовились, раз все у них было, и деньги на такое дело, и адреса... В смысле, не за игрой, не с ходу идея родилась, что прибрать надо Бернеса, а не кого другого...

– Получается, так, - согласился Ямщик.
– Но я это в том смысле, что теперь, захоти Уральский, Волнорез и Губан Кирзача остановить, они все равно сделать этого не сумеют. Он должен объявиться только после того, как свой долг исполнит.

– Если появится, - сказал Шалый.
– Скорей всего, его самого шлепнут... Или на месте преступления, или... А он не расколется, что карточный долг гасил, будет на том стоять, что в одиночку все задумывал. В соучастники они не попадут.

– Не попадут. Но нам-то от этого не легче. Слухом земля полнится. Смотри, и ты меня насчет Кирзача пытать вздумал, какие-то совсем нехорошие слухи уловив...

– Да, - кивнул Шалый, - слух и до меня долетел, что Кирзач свихнулся, и что всем будет хуже, если его не остановить.

– Правильно. А кроме тебя, угрозыск за нас взялся, насчет Кирзача копает. Выходит, и с другой стороны им известно, что Кирзач у нас побывал и что что-то этакое у него на уме. Уже больше двадцати хороших ребят замели. И насчет Уральского, Волнореза и Губана интересуются, чего это они наезжали... Выходит, дошло до них, то ли через стукачей, то ли как, что они ради Кирзача приезжали, чтобы отчаянное дело с ним обмозговать. А я и говорю, что нам Кирзача не затормозить. Допустим, тряханем мы этих троих, оголтелых... Так немало есть таких, кто их поддерживает, и тут до настоящей войны дойти может. Конечно, еще будет у нас разделка, за то, что они нас всех подставили, но это годик-другой выждать нужно, чтобы по-тихому, по-нормальному дело решить, сначала их союз расколов... А за год все может произойти, самое непоправимое.

– И никаких наводок, куда Кирзач направился?
– поинтересовался Шалый.

– Почти никаких. Прознал один из моих, что хату в Казани ему обеспечили, так он с этой хаты, небось, уже слинял. И куда дальше?..

– Что за хата?

– Хата Степняка, старого такого волка...

– Как же, помню. Но он, вроде, от дел отошел?

– Отошел, не отошел, а приютить иногда может… Только ты не сдавай его легавым, сам с ним потолкуй, коли что…

– Заметано, – Шалый покачал головой. – И правда, дела. Это ж расстрелы двадцатых годов, про которые страшные сказки ходят, детским садом покажутся.

– Еще бы! Тех-то я не застал, а послевоенные расстрелы помню… Не хотелось бы еще раз такое пережить. Одно, когда тебя по делу к стенке поставят, а другое – когда в общем стаде, на убой, будто барана какого, за то лишь, что под горячую руку попался. Это, знаешь…

– Некрасивая смерть, - согласился Шалый.
– Что ж, сделаю, что могу. И ни ты, никто другой из ростовских засвечен не будет.

– Я знал, что на тебя можно положиться, - сказал Ямщик.

8

Полковник Переводов отбывал из Кремля в очень дурном настроении. Реакция главы государства на доклад была предсказуемой - и очень резкой.

– Ты понимаешь, что это значит?.. Наглости набрались! Пытаются нам бандитскую власть навязать, да? Уже, сукины дети, приговоры выносят? Да за одно это их всех надо похоронить, и если без суда - то без суда! И смотри!.. Теперь за жизнь Бернеса головой отвечаешь! Случись с ним что - не только погон лишишься, но и...
– и, немного поостыв, поинтересовался.
– Соображения есть?

– Прежде всего, круглосуточную охрану обеспечим, - сказал полковник.

– Кого?

– Сейчас прежняя охрана Булганина свободна, как мне коллеги сообщили. Эти подойдут. Очень толковые ребята.

– Что еще?

– Надо на какое-то время все концерты его отменить. И все появления на публике.

– Отменяй. Скажи, по моему личному распоряжению действуешь. А как убийцу ловить будешь?

– Оперативная работа идет. И очень основательная.

– Ну, смотри...

– Остается вариант, что это - глупая утка, бандитами запущенная...
– рискнул предположить полковник.
– Уж больно дерзко, чтобы быть правдой...

– А ты из того исходи, что это правда. Или опозориться хочешь?