Темный любовник

Жемчуг на его груди начал теплеть.

А затем он оказался во внутреннем дворике. Архитектура в итальянском стиле была сплошь белого цвета; мраморный фонтан, мраморные колонны, мраморный пол — все это испускало легкое свечение. Единственным ярким пятном являлась стайка певчих птиц, сидевших на белом дереве.

Он прервал молитву и встал на ноги.

— Так много времени прошло, воин, — донесся сзади величественный женский голос.

Он обернулся.

Миниатюрная фигурка, скользившая к нему, была полностью укутана в черный шелк. Ее волосы и лицо, кисти рук и ступни — все было закрыто. Она плавно приближалась к нему, не шла, а будто плыла по воздуху. Ее присутствие заставляло вампира чувствовать себя неуютно.

Роф склонил голову.

— Дева-Летописица, как Вы поживаете?

— Правильнее было бы спросить, как ты поживаешь, воин? Ты пришел, потому что ищешь перемен, не так ли?

Он кивнул. — Я…

— Ты хочешь, чтобы Соглашение с Мариссой было расторгнуто. Ты нашел другую и хочешь сделать ее своей шеллан.

— Да.

— Она та, которая тебе нужна. Дочь твоего брата Дариуса, который сейчас находится в Забвении.

— Вы видели его?

Она тихонько рассмеялась.

— Тебе не стоит меня расспрашивать. Я сделаю вид, что не заметила этого вопроса, потому что ты был вежлив, но не забывай о своих манерах, воин.

Твою мать.

— Прошу прощения, Дева-Летописица.

— Я освобождаю тебя и Мариссу от вашего Соглашения.

— Благодарю Вас.

Повисла долгая пауза.

Роф ждал ее решения по второй части своей просьбы. Он был чертовски уверен, что не собирается спрашивать.

— Скажи мне кое-что, воин. Ты считаешь свой собственный вид недостойным?

Он нахмурился, а затем быстро придал своему лицу безразличное выражение. Дева-Летописица не станет терпеть сердитых взглядов.

— Ну, воин?

Он понятия не имел, куда она клонит.

— Представители моего вида — сильная и гордая раса.

— Я не просила тебя сформулировать определение. Я спросила, что ты думаешь о них.

— Я защищаю их ценой своей жизни.

— И все же ты не хочешь возглавить свой народ. Таким образом, я могу предположить, что ты не ценишь своих подданных, и, следовательно, сражаешься, потому что тебе это нравится или потому что ищешь смерти. Какое из этих предположений верно?

На этот раз он не стал скрывать своего хмурого взгляда. — Моя раса продолжает существовать благодаря тому, что делаю я и мои братья.

— Только лишь существовать. На поверку численность сокращается. Не растет. Единственная постоянная колония — та, что обосновалась на Восточном побережье Соединенных Штатов. И даже ее представители живут изолированно друг от друга. Они не общаются. Торжества больше не проводятся. Ритуалы соблюдаются неофициально, если вообще соблюдаются. Нет никого, кто может быть посредником в спорах, никого, кто может дать им надежду. И Братство Черного Кинжала проклято. Нет никого среди оставшихся в нем, кто бы не страдал.

— У братьев есть свои… проблемы. Но они сильны.

— А должны быть еще сильнее, — она покачала головой. — Ты подвел свой род, воин. Ты предал свою цель. Так скажи мне, почему я должна удовлетворить твою просьбу о том, чтобы сделать полукровку королевой? — фигура, закутанная в черное, пошевелилась, как если бы она покачала головой. — Будет лучше, если ты просто продолжишь оказывать ей поддержку, и не станешь обременять свой народ еще одним бессмысленным номинальным главой. Теперь уходи, воин. Мы закончили.

— Мне хотелось бы сказать несколько слов в свою защиту, — выдавил Роф, стискивая зубы.

— А я не дам тебе такой возможности, — она отвернулась.

— Я умоляю Вас о милосердии, — он ненавидел произносить эти слова, и, судя по ее смеху, она знала об этом.

Дева-Летописица вернулась к нему.

Когда она говорила, ее тон был строг, строг так же, как линии ее черного одеяния на фоне всего этого белого мрамора.

— Если ты собираешься умолять, воин, делай это должным образом. Встань на колени.

Роф заставил себя опуститься на землю, сгорая от ненависти к ней.

— Таким ты мне нравишься гораздо больше, — пробормотала она, вновь став сравнительно доброжелательной. — Так о чем ты говорил?

Он проглотил неприязненные слова, вынуждая себя казаться сдержанным, хотя это было откровенной ложью.

— Я люблю ее. Я хочу чествовать ее, а не только, чтобы она согревала мою постель.

— Ну, так относись к ней, как должно. Но это не значит, что нужно проводить церемонию.

— Я не согласен, — и добавил, — при всем моем уважении.

Повисла долгая пауза.

— Ты не обращался ко мне за советом все эти столетия.

Роф поднял голову. — Именно это беспокоит Вас?

— Не задавай мне вопросов! — выкрикнула она. — Или я заберу у тебя эту полукровку быстрее, чем ты успеешь сделать следующий вдох.

Роф опустил голову и положил руки на мрамор.

Он ждал.

Ждал так долго, что уже хотел поднять взгляд и посмотреть, не ушла ли она.

— Я потребую от тебя одну вещь, — проговорила она.

— Скажите, какую.

— Ты станешь во главе своего народа.

Роф поднял голову, у него перехватило дыхание. Он не смог спасти своих родителей, он едва смог сделать все по правилам с Бет, а Дева-Летописица хочет, чтобы он взял на себя ответственность за всю проклятую расу?

— Что ты ответишь, воин?

Ага, как будто у него был выбор. — Как Вы пожелаете, Дева-Летописица.

— Это приказ, воин. Это не пожелание и не услуга, о которой я попрошу тебя, — она издала неопределенный сердитый звук. — Встань. Ты стер колени в кровь на моем мраморе.

Роф поднялся и встретился с ней глазами. Он продолжал молчать, предполагая, что она, наверно, собирается наложить на него еще какие-то обязательства.

Она заговорила с ним откровенно. — Ты совершенно не хочешь быть королем. Это очевидно. Но это твой долг по праву рождения, и самое время тебе доказать, что ты достоин своего наследия.

Роф запустил руку в волосы, из-за охватившего его страха напрягались мускулы.

Голос Девы-Летописицы смягчился. Немного. — Не волнуйся, воин. Я не оставлю тебя искать свой путь в одиночестве. Ты придешь ко мне, и я помогу тебе. Быть твоим советником — часть моего предназначения.