Тень амёбы

…Представление о Последней индустриальной революции (LIR) возникло из обычного экономического анализа последствий R.U.R. Получалось, что при роботизации цепи от природных ресурсов до продукции, цена индустриального процесса стремится к нулю. Дальше ничего принципиально нового в экономическом смысле не сможет произойти, поскольку практически нулевая себестоимость материальных благ это предел товарно-денежной схемы. Научно-технический прогресс продолжится на иной базе. Не на базе ценовых отношений, которые доминировали в мире 500 лет и уже казались вечными…

…Кстати (вспомнил Перрен) модель машинной разработки проекта на всем интервале между идеей и производством изделий возникла еще при i3 (НТР середины XX века) и сформировалась при i4 (цифровой революции начала XXI века). Теперь, при i5…

— О чем ты так глубоко задумался? — полюбопытствовала Каури, как бы выдернув его из трясины экономико-исторической рефлексии

— Вспоминаю вопрос Дугласа Рэнвилла, — ответил он.

— Рэнвилла? — удивилась она, — Нобелевского кретина, твоего шефа в 7-м комитете?

— Я уже объяснял: ООН всегда нужна экзистенциальная мировая угроза.

— Да, ты объяснял. Но о чем тут задумываться?

— О том, для чего в этой прекрасной истории нужны люди, — сказал Перрен.

— Люди это не то, что для чего-то, а то, для чего все, — мгновенно отреагировала Каури.

— Да, Кира, мне знаком этот афоризм аргонавтов, однако подобный ответ ничего не дает конкретному человеку. Обычному человеку, который не умеет генерировать идеи.

— Хм… Этот обычный человек, что, не может нафантазировать вообще никакую идею?

— Да. Представь: таких людей большинство.

— Не представляю, — ответила Каури и отвлеклась на дорогу, становившуюся несколько сложнее. Ландшафт менялся с почти идеально ровной сухой саванны на иную саванну: более влажную и пересеченную руслами ручьев, которые в этом сезоне уже понемногу наполнялись водой.

Она переехала через очередной ручей по едва заметному броду, и повторила:

— Не представляю! У каждого человека есть фантазии. Оуэн при таких вопросах иногда цитирует Грума, эпопею «Форрест Гамп». Или точнее: он цитирует экранизацию. Это в смысле, что даже индивид с легкой дебильностью, мешающей освоить грамоту, вообще говоря, может придумать любопытнее вещи.

— Форрест Гамп это вымысел, — заметил Перрен.

— Да, — невозмутимо согласилась она, — однако, если говорить о просто посредственных обыкновенных людях, то я сама могу привести дюжину таких реальных случаев.

— Приведи хоть один прямо сейчас, — предложил он.

— ОК, вот случай Амоса Джефо, афроамериканца-марлита из Алабамы.

— Ты сказала: марлита?

— Да. Религиозное движение в честь Боба Марли. Панафриканцы вроде растафари: тоже одеваются в цвета эфиопского флага и курят ганджу, только не заплетают дреды. Семья Джефо задумала паломничество в Эфиопию, но в пути узнала, как там, и благоразумно остановилась в Ливии. Агентство абсорбции как раз предложило бесплатные хомстеды колонистам у возрожденного пресноводного моря Феззан. Освоившись, семья Джефо решила: хижина с огородом это здорово, а местный обычай таков, что можно получать многие бытовые товары просто так, однако хочется чего-то еще. Работа на ближайшем предприятии — верфи SPUH не очень привлекала, а таланта к бизнесу у них не было.

— Минутку, — встрял Перрен, — какая верфь на таком озере, хотя оно названо морем?

— Небесная верфь. Грузовые дирижабли. Кстати, я оказалась там, чтобы заказать 8 таких грузовиков для Оуэна, потому узнала эту историю. Итак: Амос Джефо искал занятие по склонностям и способностям. Склонностей у него мало. Способностей еще меньше. Он просто хороший парень. Так что, поиски затягивались, и пока Амос развлекался всякой кулинарией, а лучше всего ему удавались пирожки. То кухонное сырье, из которого они делаются, практически бесплатное в ливийской глубинке, и Амос заряжал пирожки под сотню штук: меньшую часть на стол, а большую часть на продажу прямо с участка. Там обычное дело такие продажи. Ставится стол с прозрачным контейнером и рядом доска с прайс-листом. Пишется номер эккаунта и ставится коробка для кэша. Клиент сам берет товар и сам платит. Или не платит, если хочет кушать когда денег нет.

— Странный обычай, — прокомментировал Перрен.

— Разумный обычай для благополучного общества, — возразила Каури, — пирожки всегда получались чуть-чуть разные, поскольку скучно каждый раз делать одинаково, а порой Амос хаотично экспериментировал: добавлял в тесто что-то новое для вкуса, цвета или аромата. Торговля шла так себе, однако что-то приносила, при том, что семья Джефо не особенно рассчитывала на это: сколько пришло, столько и ладно. Но однажды в начале творения партии пирожков, Амос вспомнил припев из песенки ямайских растафари: …These are green pies With two eyes You feel gaze of it When you eat… Под обаянием этого четверостишья, Амос добавил в тесто — какую-то травку и украсил пирожки перед запеканием чем-то вроде вспенивающегося отвердевающего крема, что привело, хотя не с первой попытки, к изделиям болотно-зеленого цвета с парой этаких контрастных пимпочек, похожих на выпученные глаза, как у рыбы-телескопа. И вот по загадочным законом пищевой психологии, такие глазастые зеленые пирожки привели в совершенный восторг многих потребителей. Они бомбили Амоса звонками и твитами с просьбой повторить, и еще повторить, и еще. Пирожков все сильнее не хватило, ведь в распоряжении Амоса был лишь старый кухонный комбайн. Я познакомилась с ним или точнее он со мной именно в связи с этим: он узнал, что я работаю на Оуэна, у которого большой пищевой бизнес. Дальше я послала Оуэну фото этих глазастых пирожков, ему понравилось, теперь они в ассортименте HortuX, а у Амоса есть доход вроде роялти.

Каури замолчала, сосредоточившись на управлении машиной при переезде очередного ручья вброд. Перрен успел за это время осмыслить услышанное, и затем спросил:

— А если бы мистер Джефо не наткнулся на идею глазастых пирожков?

— Ну… — Каури пожала плечами, — …Тогда, вероятно, позже он наткнулся бы на что-то аналогичное. Это закономерность любой не конвейерной деятельности: занимаясь чем угодно без регламента, непременно натыкаешься на что-то этакое.

— Допустим, Кира. Но, что если человек вообще ничем не занимается? Что если он все бросил? Ведь в Ливии по новым обычаям ему не грозит оказаться без еды и жилья.

— Видишь ли, Гастон, на такое радикальное безделье способен только один из двадцати человек. Пусть бездельничает, если у него такая натура. Беды ни для кого в этом нет.

Перрен не стал возражать, поскольку с позиции здравого смысла возразить нечего, и он точно знал это по опыту участия в публичных диспутах, касающихся LIR. Точнее, опыт охватывал даже более широкий интервал времени — можно сказать, в прошлую эру: до открытия Каимитиро, но после краха Великой Перезагрузки. В начале этого интервала зародился бум универсальных (а не псевдо-) роботов. Тогда же вспыхнули диспуты, на которых противники универсальной роботизации выдвигали в общем четыре довода: Кино-идиотский: о восстании роботов — заведомо был рассчитан только на узкий сектор аудитории с религиозно-мистическим или общемедицинским слабоумием. Техно-скептический: о принципиальной невозможности таких роботов — годился более широкому сектору, людям, хотя не страдающим слабоумием, однако с почти нулевыми знаниями об устройстве техники (а лишь умением нажимать кнопки). Довод выглядел примерно как в XVIII веке невозможность железных кораблей: ведь железный корабль обязательно пойдет ко дну, или как? Оказалось: или как. В случае роботов тоже. Социо-алармистский: о деградации людей в случае переложении труда на роботов — по охвату был самым широким и опирался на отсутствие у большинства людей знаний по психологии. Обычный человек крутился как белка в колесе между работой по найму и жильем по аренде, мечтая о чуде: что можно будет лечь и ничего не делать. Он не имел возможности обнаружить, что примерно через месяц он устал бы от бездеятельности. Финансово-экономический: о лишении людей средств к существованию при замене их роботами на рабочих местах. Нелепый довод, но действовавший на обычного человека, подсознательно считавшего себя роботом на службе элиты, и пугавшегося, что элита в какой-то момент заменит его ДРУГИМ роботом… …Тут мысленный экскурс Перрена в недавнее прошлое был прерван. Они приехали.

…

18. Второе нашествие марсиан и древняя китайская стратагема.

Только что вокруг была почти плоская, чуть холмистая, довольно сухая саванна. Но вот внедорожник проехал между двух невысоких холмов и попал в грандиозную котловину около зеленого озера такого размера, что его дальний берег не разглядеть: он сливался с зеленым горизонтом. Вокруг — поля кукурузы, будто тут не Черная Африки, а уже ранее припоминавшаяся дельта Миссисипи. И еще: на зеленой (какой-то избыточно зеленой) поверхности озера виднелся колесный пароход, будто упавший (опять-таки) из дельты Миссисипи, но не современной, а середины XIX века. Перрен тряхнул головой, старясь сбросить наваждение, однако оно не исчезло, зато его жест заметила Каури и сказала:

— Шашдам

— О, черт! Я должен был сообразить! – отреагировал Перрен. Конечно, он знал о дамбе, построенной в начале 1970-х на реке Шаш (левом притоке Лимпопо). Дамба вызывала претензии о перехвате водных ресурсов соседней Южной Родезии, которая позже стала Зимбабве, которая недавно распалась, и заинтересованной стороной стал Матабелеленд. Последний конфликт произошел, когда власти Ботсваны, при участии холдинга HortuX Оуэна Гилбена, модернизировали дамбу, увеличив перехват воды. Впрочем, конфликт решился мирно, пул «перехватчиков» согласился дать своего рода отступное, а именно: половинное участие в экспресс-строительстве фюзорной ТЭС Байтбридж, 15 Гигаватт. Настали времена, когда избыточная энергетика легко создавала водный ресурс…