Тень ее высочества

Задумчиво поглаживая золотой медальон, регалии старшего жреца, старик стал неторопливо рассказывать:

— Тридцать восемь лет назад принцессу Донну казнили на Хрустальной площади за попытку свергнуть с престола старшую сестру. Перед смертью она успела воспользоваться магией крови…

— «Чрево замкну — горе сломает печати. Смерть твоя — плата за жизнь дитяти», — напевно процитировал шут, прерывая рассказ жреца.

— Да, она прокляла родную сестру двойным проклятием: бездетностью и мучительной смертью для дитя, если императрица все-таки сумеет зачать, — продолжил рассказ жрец. — Несколько тягостных лет Семиград кишел целителями со всего Межграничья. Но их усилия были напрасны, надежда передать трон дочери таяла. Лелия молилась каждому богу из Благой Семерки — одна лишь Предвечная услышала ее мольбы. Отдав богине свою силу мага, императрица понесла. Первая часть проклятия была сломлена волею Судьбы. Но проклятие крови не может пропасть бесследно. Рожая в муках долгожданное дитя, императрица молила свою покровительницу о милосердии для новорожденного. И богиня перенесла проклятие с плода на его мать. Императрица, подарив жизнь дочери, умерла, так и не взяв ее на руки. Зная правду о своем рождении, тебе ли говорить, что подарков богини не было?

Мое сердце сдавила тоска. Зачем, ну зачем он мне рассказал такое?! Как больно слушать о чужих матерях, которые ради своих детей готовы пожертвовать своей жизнью. В то время как твоя оставила тебя на пороге храма… Я никогда не завидовала Мариэлле-принцессе, но испытала это чувство к Мариэлле-дочери. Нет, настоящая принцесса тоже не получала подарков от богов, а жизнь ей подарила мать, ценой своего Дара и самого своего существования.

Отбросив эмоции, я сделала то, ради чего попросила Эвгуст включить храм Судьбы в наш прогулочный маршрут.

— У меня к вам просьба, всеблагой отец, — покосившись на шута, я вынула из карманчика плаща незапечатанное письмо и протянула старику. — Передайте, пожалуйста, старшей жрице Пустынного храма мое послание. Я давно не писала тете Регине, и наверняка в свете произошедших событий она волнуется за меня. Знаю, что даже в смутное время между храмами связь хорошо налажена, поэтому исполнить мою просьбу вам не составит труда.

— Поговорите со старшей жрицей через зеркала, — жрец спрятал руки за спиной, точно боясь обжечься о мое послание, — что проще и гораздо быстрее воздушной почты.

— Отче, вы знаете о моем положение во дворце. Мне запрещена любая связь с внешним миром. Моих птиц обязательно перехватят, а зеркало просто не ответит… Вся надежда на вас, во имя богини, не разбивайте мне сердце! — мой голос дрожал, а вредный старикан косился на письмо, как на скорпиона. — Вы можете прочесть его и убедиться, что я не замышляю ничего дурного против сорегента Эвгуста!

Старик бросил хмурый взгляд на молчаливого шута и аккуратно, двумя пальцами взял конверт.

— Ох, принцесса, ваша просьба умножает мою скорбь!

Жрец оставил нас, и Локки пришлось показывать дорогу назад.

— Прекрасно, я почти что верю — у тебя таланты лицедея! — хихикнул шут мне в лицо и повернул в новое боковое ответвление туннеля.

Плутали мы недолго и скоро вышли в зал Истины. Как оказалось вовремя.

Эвгуст и герцог Риз решили выяснить отношения. Вернее это делал мой юный жених, а маг замер холодной статуей и внимательно его слушал.

— Вы — монстр! Вы прокляты богами и людьми! Как смеете вы решать чужие судьбы, дергая людей за ниточки, точно мы марионетки?! — бескровное лицо мальчишки не уступало по белизне маске колдуна. — Вы топчите своими грязными сапогами чужие жизни, уверовав, что вы бог! Но вы всего лишь злой колдун без сердца и души, забывший, что такое честь и доброта! Я проклинаю вас, Эвгуст, идите вы за Грань!

— Все? Закончил, щенок? А теперь послушай меня, — Эвгуст схватил мальчика за воротник камзола и поднял над полом. — Что же ты целовал мои грязные сапоги, когда я вытащил тебя из подземелья с крысами, где ты оказался по милости родного дяди? Разве тебя волновали честь и доброта, когда ты смотрел на его казнь? Молчишь, герцог? Ты так справедлив, герцог! Но позволил матери уговорить отца отдать старшего сына в услужение Жизни.

Маг отбросил полузадушенного мальчишку и повернулся в мою сторону.

— Забери своего жениха, принцесса, и следи за его языком, если не хочешь получить в мужья кого-то другого, — голос колдуна звучал устало.

Мальчишка выглядел жалко: растрепанный, испуганный.

— Он прав, — прошептал юный герцог. — Я знал, что ради моего выздоровления мать пообещала отдать моего старшего брата в услужение храму. Будь брат дома, дядя не захватил бы полис…

— Кто знает? И брат мог не справиться с наемниками, вы всего лишь дети, — попытка утешить провалилась — Дрейк безразлично отвернулся.

Грустная история правителя полиса Камбэр долго занимала воображение людей. Хотя у вдовствующего арбитра был наследник, он женился вновь. Младшенький также унаследовал Дар видеть правду, но рос болезненным ребенком. Мачеха пообещала жрецам Жизни отдать в услужение пасынка, если они излечат ее ребенка. И арбитр не стал возражать. Через несколько лет правитель погиб при загадочных обстоятельствах, а его брат, во что бы то ни стало, решил возглавить полис. Мачеха обратилась в храм с просьбой отпустить из услужения пасынка. Ей отказали, объяснив, что юноша трагически погиб. И никто не смог противостоять захватчику. Осмелился один Эвгуст, который назначил себя опекуном герцога, фактически став хозяином полиса и земель его рода.

Мальчишка немного успокоился, и мы попрощались со служителями Предвечной. У дверей нас ждала охрана — два сатурийца из личного отряда императора Константина. Дюжий воин взял герцога под локоть. Второй телохранитель шел рядом со мной.

На площадке храма к нам присоединились еще четыре солдата из числа гвардии. Эвгуст и Константин как соправители сошлись в одном: они удвоили мою охрану.

Солнце стояло в зените и нещадно жарило, раскаляя стены домов и брусчатку. Осень в столице коварна своим непостоянством: утром идет промозглый дождь, а под вечер начинается парилка. Из-за жары улицы Семиграда вымирают на несколько часов. Я сняла теплую накидку и отдала ближайшему гвардейцу. Воин поморщился, но беспрекословно понес ее как заправская фрейлина.

Эвгуст все еще не выходил из храма. Прикрыв глаза ладошкой, я посмотрела на солнце. Хм, если вскоре я не зайду в тень, моя аристократическая бледность сменится неблагородным загаром. Легкий ветерок принес откуда-то аромат спелых яблок. Я подставила ему лицо и довольно зажмурилась.

— Принцесса, принцесса!..

По ступеням поднималась нищенка. Седая, морщинистая и неестественно смуглая, она медленно шла ко мне в развевающемся грязном тряпье. Облачко из роящихся мух кружило над ее головой.

— Принцесса, молю о милосердии! — старуха беспрестанно кланялась и трясла головой. — Принцесса!..

Ее отчаянный визг резал по живому — во времена правления императрицы Лелии, если верить летописцам, нищих не было.

— Что тебе, гражданка Семиграда? Я слушаю внимательно, — вонь от лохмотьев гражданки была такой силы, что мне, стоящей против ветра, приходилось нелегко.

Воины, не стесняясь, прикрыли носы руками и даже попятились назад. Ну да, общаться с народом — одна из обязанностей принцессы, м-да, моя обязанность.