Тень мачехи

— Танюша, тебе нужно уехать, — сказал он. И увидел, как потемнел ее взгляд.

— Почему?

— Я говорил с Василенко, это его люди забрались к тебе в дом. Сымитировали кражу, но на самом деле прикрыли ей обыск. Видимо, искали что-то, что выведет на Макса. И вряд ли нашли, потому что деньги теперь требуют с тебя. Я, конечно, отыщу твоего бывшего мужа — но не знаю, как скоро. А пока ты полетишь до Геленджика. Билет придется взять на твое имя. Но Василенко быстро вычислит, куда ты уехала, так что нам нужно его запутать. Поэтому, приехав в Геленджик, ты сядешь на автобус и выйдешь из него где-нибудь ближе к центру города. Там поймаешь такси и поедешь в Новороссийск. Тебя будет ждать мой приятель. Он поможет снять квартиру и даст тебе новый телефон с сим-картой, зарегистрированной на чужое имя. Деньги я тебе дам, возьмешь карту Петровны. Поживешь на юге, отдохнешь — а я пока разберусь с этими крысами.

— Но я так не могу! — запротестовала Татьяна. — Ты будешь один против них, так нельзя!

— Во-первых, я не один, у меня есть коллеги. Мы и не таких, как Макс с Василенко, прижучивали — в этом плане можешь быть спокойна. Во-вторых, давай договоримся на берегу: каждый в нашей паре будет делать то, что умеет лучше другого. А я старый сыскарь, так что я лучше разберусь с криминалом. Прости, здесь ты мне не то, что помочь не сможешь — будешь только мешать.

— Слушай, я думаю, Макс в Самаре, — вскинулась Татьяна, вспомнив о найденной в куртке распечатке.

— Тем более. Это значит, мне придется ехать туда. А оставаться в городе без меня тебе вдвойне опасно. Собирайся, самолет через три часа. В дороге расскажешь, откуда идея с Самарой. И вообще, побольше расскажешь о Максе — сейчас важна любая информация.

…На пороге дома Алла Петровна перекрестила их — будто благословляя. Таня обняла ее на прощание и вышла в ночную мглу. Залесский открыл дверь незнакомой машины, устроил Таню, сам сел за руль.

По дороге в аэропорт она рассказала ему всё, что только смогла вспомнить — о прошлом Макса, о его привычках, характере. Отдала распечатку, и — на всякий случай — ключ от своего дома: адвокат предполагал, что там всё-таки может найтись что-то, что наведет на след.

К самолету они успели впритык. Купили билет, встали в очередь к стойке регистрации. Таня до последнего не выпускала руку Юрия. А он сжимал ее ладонь, успокаивая: всё будет хорошо, потерпи, прорвемся.

Заняв свое место в салоне, Татьяна смотрела в иллюминатор на яркие огни аэропорта. Где-то там был он, мужчина, готовый ради нее на всё. Сильный, с острым умом и большим сердцем. Привыкший к одиночеству, сторонившийся женщин — но сумевший полюбить. Жесткий профессионал, грамотный юрист — и человек, подбиравший на улице бездомных животных, не глядя на породу. Просто потому, что им была нужна помощь.

А еще она думала о том, что ни с кем не успела попрощаться. Павлик, Яна, Тамара с Витькой — все, кто стал ей особенно близок в последние месяцы — остаются в этом городе. А она — беглянка поневоле — будет вынуждена скрываться. Одна, без друзей, в тревоге за любимого, которого не посмела ослушаться.

«Знать бы, как долго, — вздохнула она. — И чем всё это закончится…»

Часть 6. Наследие 1

Сухой металл кухонной раковины, та же сушь на эмали ванной. Татьяна без особой надежды покрутила краны: пусто, хотя на часах половина девятого утра. Достала из белого кухонного шкафчика пластиковую пятилитровку. В ней осталось меньше половины, но хватит, чтобы умыться и сделать кофе. К тому же, бачок в туалете полон, да еще и в ванной ведро до краев. Запасать пресную воду — первое, чему ее научил Новороссийск. Обычный график подачи (три часа утром, так же — вечером) нарушался без объявления войны. За ту неделю, что Татьяна прожила в съемной квартире на улице Мира, перебои случались уже дважды.

«Этот город — как потерявшийся корабль: чтобы доплыть, приходится нормировать воду», — думала она, глядя в окно на панораму порта. Безрадостный вид: вмурованная в серую плитку излучина набережной (гранитный парапет как стена бассейна, в котором томится недовольное море), вода цвета тёмного индиго с черными живыми мазками волн — и серые горы на горизонте. А под ними — будто стеной, перекрывающей море — ржавые сухогрузы и танкеры с вздыбившимися над ними желтыми стрелами портовых кранов. Солнца нет — только ветер перегоняет грязно-белые стада облаков по небу, которого не видно. И впереди еще один грустный день.

— Не хандри! — разозлившись, приказала себе Татьяна. Прихватив пятилитровку и белый, будто больничный, эмалированный ковшик, направилась в ванную.

Пара минут — на то, чтобы умыться. Еще две — чтобы почистить зубы. Жаль, придется обойтись без душа — на то, чтобы постоять под его струями, старательно намыливая тело и растираясь мочалкой, а потом с тем же тщанием вымыть волосы, ушло бы еще полчаса. Хоть какое-то занятие… Её беда в том, что время идет бесцельно, и поэтому тянется, тянется, как струйка патоки. Чтобы убить еще час, можно одеться и прогуляться до магазина, купить еще пару пятилитровок воды. А на обратном пути посидеть во дворе, глядя на людей и птиц. И сжимать телефон в руке — после того, как в Новороссийске пробьет десять, Юра может позвонить в любую секунду. Его звонки да ежедневные разговоры с психоаналитиком — только это вносило хоть какое-то разнообразие, становясь яркими пятнами в серой ткани ее дней. Будь она обычной отдыхающей, ездила бы на экскурсии, исследовала бы незнакомый город — но Залесский просил поостеречься, и не появляться пока в людных местах.

Выпив кофе и съев пару творожных сырков в шоколаде, Татьяна поставила пустую чашку на дно раковины, выбросила в мусорный пакет перемазанные шоколадом обертки. Окинула взглядом кухню: кремовые стены, белая мебель, на окне — тюль с золотистой бахромой. Чисто. Почти стерильно. И ничего, говорящего об индивидуальности хозяев: ни магнитов и записок на холодильнике, ни засаленной кухонной рукавички, ни семейной фотографии на столе. Будто не в жилом помещении, а в магазине мебели, его выставочной зоне.

Обстановка единственной комнаты — синий диван в черную и зеленую полоску, пустая мебельная стенка напротив (цвет венге с отделкой беж), телевизор на стене, прямоугольный стол у окна, блестящий голый линолеум, глазу не за что зацепиться — вызывала то же ощущение. Товарищ Залесского, Георгий Михайлович — немногословный пожилой армянин невысокого роста, с серебристо-белой головой и выправкой морского офицера — предложил ей именно эту квартиру из-за вида на море. Но в тот день так ярко светило солнце, так радостно чирикали птицы в ветвях под окнами, и таким близким казалось возвращение к Юре, что Татьяна легко согласилась на это полумертвое жилище. А потом поняла: ей не хочется его обживать. Потому что незачем обосновываться в бомбоубежище, когда кажется — еще пара часов, и наступит время отправляться домой, ведь тревога была ложной.

Но дни сменяли друг друга, хороших новостей не было. Только Макс открывался с новой стороны, и падал в Таниных глазах всё ниже. Коллега Залесского восстановил файлы на его компьютере — не все, но достаточно для того, чтобы понять: всё время, что они были в браке, муж обворовывал её.

Все пять лет.

Сначала она не могла понять: за что, почему? Потом бросила об этом думать, осознав, что, сама не будучи воровкой и предателем, никогда не сможет понять мотивы бывшего мужа. Но обида грызла, и росла уверенность: он женился на ней не по любви, просто делал вид — а она верила.

Его машину удалось проследить до Новорязанского шоссе, потом Макс исчез — Залесский считал, залёг где-то, выжидает, или двинулся в сторону Тулы. Коттедж тоже оказался пустышкой: до сих пор стоял непроданный, а его хозяин, с которым Юрий встречался во время поездки в Самару, при виде Максовой фотографии сказал, что этот человек никогда к нему не обращался. Залесский сделал всё, что мог: приостановил сделку с аптеками, подключил полицию, проследил, чтобы разослали ориентировки. И всё без толку. Так что Тане пришлось признать: возможно, в Новороссийске она надолго.