Тень Великого Древа

– Но разве это повод уподобиться ему?!

Ее настойчивость удивила Эрвина. Сейчас Нексия больше напоминала Иону или Аланис. Неожиданно для себя, он смягчился и протянул девушке раскрытую ладонь.

– Миледи, позвольте пояснить. Вот моя рука, вполне знакомая вам. Вот мозоль от пера на среднем пальце: она у меня с детских лет. А вот мозоли на ладони, которых не было два года назад. Они оставлены рукоятью меча. Я никогда не хотел их иметь. Много лет получал трепки от Рихарда, терпел упреки отца – но все равно сторонился оружия. Однако Кукловод сделал то, что не удалось ни отцу, ни брату: заставил меня взяться за меч.

Нексия пальчиком коснулась его руки.

– Милорд, мозоли на ладони – не беда. Я боюсь, что ваша душа тоже загрубела.

Эрвин сказал:

– Мне жаль Орудие. Как раз поэтому собираюсь убить. На его месте я хотел бы только смерти.

– Так проявите милосердие: прекратите ломать то, что давно сломано.

И девушка ушла, оставив Эрвина со странным чувством в душе.

Явился Джемис, заранее готовый ко взысканию:

– Милорд, я поступил безрассудно. Думал, леди Нексия уже посвящена вами в тайну Орудия. Нельзя было полагаться на догадку. Моя вина.

Вместо того, чтобы объявить наказание, герцог предложил:

– Попробуйте выкрутить винты. Полагаю, Орудие будет покорно и без них.

* * *

После Миланы дорога раздвоилась: одна ушла прямо к Оферту, другая отклонилась на северо-запад, к Фейрису. Отряд свернул по второму пути.

В городишке, что стоял на перекрестье дорог, как раз был базарный день. Эрвин отвел отряд подальше от ярмарки, чтобы не рисковать секретом Орудия, но послал людей на базар за провиантом. Нексия тоже отправилась туда и взбудоражила все общество. Торговцы осыпали ее предложениями, Джемис попытался вручить девушке дорогой подарок, но был ею осажен, а командиры трех подразделений вступили в аукцион и раскупили все деликатесы… Однако эта чушь вылетела из головы герцога, когда он услышал новости.

Избранный, - твердили все на базаре. Избранный! Избранный!..

Гной-ганта, владыка тлена, пришел не затем, чтобы править Поларисом. Игры смертных скучны для того, кому покоряется вечность. Гной-ганта выбрал среди людей лучшего – самого мудрого и сильного, - и ему завещал власть над миром. Избранный с детства помечен богами: лицо бело, словно сама чистота. Когда Избранный достиг совершеннолетия, боги вновь благословили его: в родовые земли прибыл Семнадцатый Дар. Избранный раньше других распознал Гной-ганту и помог ему исполнить начертанное. Но даже после всего этого нашлись те, кто усомнился: истинно ли свят Избранный? Достоин ли власти над миром? Тогда Гной-ганта подверг его страшному испытанию. На глазах десяти свидетелей граф Шейланд и приарх Альмера приняли священную смерть. Приарх не прошел испытания и погиб безвозвратно, ибо душа не была достаточно чиста. Но Шейланд отринул смерть и вернулся к жизни, исцелив жуткие ранения, и сказал свидетелям: «Теперь видите: я истинно избран богами! Идите за мной, и мы излечим мир от грехов, как я исцелил свое тело!»

За звонкими этими речами сложно было разглядеть факты. Пауль освободил Уэймар – как и было предсказано. Но сколько войск у него, куда они движутся?.. Виттор собрал Абсолют и стал бессмертным – да, следовало ждать. Но как действует Абсолют, что дает на поле боя?.. Иона должна быть жива – иначе молва сообщила бы о ее гибели. Но каково ей теперь? Мечта Виттора сбылась, он пришел к своей цели – проявит ли теперь хоть каплю доброты? Или станет мстить жене за прошлую обиду?..

Одна деталь блестела так ярко, что пробила покров мглы. Женщина Гной-ганты предала его и попыталась убить. «Смерть слишком сладка для нее», - сказал Гной-ганта и подверг изменницу каре более страшной, чем самая жуткая гибель.

Эрвин понял, кого зовут женщиной Гной-ганты. Он также знал, что для нее страшнее смерти. Когда-то они лежали в обнимку, а за окном вспыхивали кометы снарядов. Ветер врывался сквозь выбитые стекла, свистел по темным коридорам дворца. Она жалась к нему всем телом, пытаясь согреть - из них двоих Эрвин больше страдал от холода. Он спросил:

– Тебе страшно?

Она прошептала:

– Конечно, нет. Мы оба не боимся смерти... А хочешь знать, чего я боюсь?

Потом она сказала. Это было признанием в любви: она доверила ему тайну – свой самый большой страх.

– Милорд, вам будет любопытно…

Эрвин с трудом вернулся в явь. Он сидел в своем шатре, тер красные от бессонницы глаза. Стояло раннее утро. Обри наливал чай и говорил:

– Только послушайте! Кайр Джемис решил, будто леди Нексия уже сдалась. Купил на базаре ожерелье с жемчугом и…

– Кайр Обри, - сказал герцог Эрвин София Джессика, - слушай мою команду.

– Да, милорд.

– Поймайте зайца, поднимите ему уши и подробно расскажите все новости о Джемисе с Нексией. Затем встаньте посреди лагеря и громко объявите: милорду плевать на приключения Джемиса. Не смейте лезть к милорду с этой дрянью. Ему плевать, сожри вас тьма!

* * *

– Это еще ерунда, - сказал отец Давид.

И все тут же обернулись к нему, поскольку никто, наделенный душою, не назвал бы это зрелище ерундой.

Две узкие речушки, сливаясь воедино, отсекали треугольный кусок земли. С двух сторон подточенный водой, он превратился в плоскогорье, окруженное обрывами. Все это плоскогорье – насколько можно было видеть, привстав в стременах, – занимали скульптуры. Сотни скульптур… а может, тысячи… или десятки тысяч.

Все они – по крайней мере, там, куда доставал взгляд – изображали воинов. Но этим фактом исчерпывалось единство. Одни были пешими, другие конными. Одни в человеческий рост, другие – богатыри по семь-восемь футов, третьи – исполины ростом с трехэтажный дом. Одни вздымали мечи и разевали рты в безмолвном боевом кличе; другие стояли навытяжку, словно часовые; третьи целились копьями в грудь неведомого врага. Четвертые лежали, опрокинутые временем. Под чьими-то ногами оползла земля. Кто-то рухнул в реку, выронив оружие. Кто-то пошел трещинами в зимнюю стужу, лишился рук и головы. Кто-то… Еще кто-то… Святые боги, им просто не было числа!

И каждая скульптура, вплоть до самой захудалой, имела в себе хоть немного железа. Простые бойцы были сложены из камня, но клинок меча все же блестел сталью. Вернее - блестел шесть веков назад, а теперь обратился в бурую гниль. Более славные воины имели гранитное тело, закованное в железные доспехи. Ржавчина сточила шлемы, проела кирасы, залила багрянцем щиты. Хуже прочих была участь лордов и героев. Их скульптуры были сработаны из железа целиком. Когда-то они поражали роскошью, сиянием слепили глаз. Когда-то казалось: более славных героев не носила земля! Когда-то… Когда-то… Теперь их трупы, насквозь проеденные ржавчиной, разваливались в куски. Отпадали руки, откатывались головы. Клинки, державшие в трепете целые народы, сгнивали в траве и расплывались рыжей грязью…

Наверное, каждый из ста семидесяти воинов отряда подумал о вечном. Спросил себя: как быстро сгниет его собственная вечная слава? Как скоро истлеет нетленная память? Как лживы, сожри их тьма, слова: герои не умирают?! Конечно, умирают. Гниют, покрываются ржавчиной, превращаются в грязь, труху, забвение…

– Это еще ерунда, - сказал отец Давид.

Таким гневом отдались его слова, что кайры не решились ответить, дабы не сорваться на брань. Только герцог сказал:

– Перед нами кладбище великих воинов. Своею доблестью и отвагой они одолели всех врагов, кроме времени. Столетья стерли их в пыль, как когда-нибудь сотрут и нас. Это очень печально, отче. Ради всех богов, где вы увидели ерунду?

– Ох… - Давид совсем потерялся. – Простите, милорд. Простите, славные кайры… Я имел в виду лишь одно: у этого кладбища есть секрет, пока еще не раскрытый никем. Кто найдет его, тот постигнет истинную суть Ржавых Гигантов.

– И в чем секрет, позвольте узнать?

– Говорят, милорд, среди этих скульптур есть три особенных – самых древних. Три первых гиганта были сотворены не людьми, но богами. Они пришли сюда, чтобы научить людей обрабатывать железо и верить в солнце, сделанное из металла. Эти гиганты и сами были выкованы из железа. Меченосцы поклонялись им, как богам. Но потом стальные великаны умерли – застыли без движения. Ради их славы меченосцы построили свою империю, прославлявшую железо. А вокруг мертвых тел кумиров создали кладбище.