Тени кафе «Домино»

Олег застегнул.

– Я мечтала о встречи с тобой. С тем прошлым, с человеком, который был украшением любой светской компании. И что я увидела?

В голосе ее прозвучали театрально-трагические нотки.

– Не хочу тебя обижать, – Олег надел халат. – Но то светское общество, украшением которого мне довелось быть, уплыло из Крыма на пароходе.

– Только без намеков. Высшее общество есть везде. Оно существует и сейчас, но не для таких, как ты.

Леонидов с удивлением посмотрел на нее.

– Ты, по-моему, мягко говоря, неделикатна со мной.

– Лекарство, которым лечат болезнь, всегда горько!

Лена сняла бархатную шубку с меховой оторочкой.

Леонидов хотел помочь ей одеться.

Она вырвала шубку.

– Не надо. Галантность не совместима с положением пролетарского журналиста.

Она оделась, пошла к двери. Обернулась.

– Наше счастье в твоих руках, Олег.

– Извини, Лена, но вся эта сцена напоминает мне плохо отрепетированную роль из плохой пьесы.

– Ты ничего не понял.

Лена распахнул дверь.

Нюша бросилась в комнату.

Лена ударила ее ногой, но кошечка перепрыгнула через ее ногу и бросилась к постели.

– Дрянь, мерзость!

Лена хлопнула дверью.

Леонидов взял Нюшу на руки, она начала тереться мордочкой о его лицо.

– Не бойся, маленькая, я тебя никому не отдам.

Больница.

Тыльнер вошел в больничную палату, где лежал задержанный.

Человек с головой-коконом сидел на постели.

– Здравствуйте. – Тыльнер присел на стул, – а я Вам молока раздобыл, жевать-то Вы еще не можете. Фамилия моя Тыльнер, я инспектор Московского уголовного розыска.

Задержанный по военному наклонил голову.

– По документам Вы Андреев Сергей Федорович, служащий Наркомпроса. Мы проверили, документы Ваши липа. Запираться смысла нет. Говорить Вы пока не можете, но написать свое имя в Ваших силах.

Тыльнер протянул ему тетрадь и карандаш.

– Вы же, судя по тому, как наклоняете голову здороваясь, военный, видимо, бывший юнкер.

Задержанный отрицательно покачал головой.

Взял карандаш и написал «Пажский корпус».

– Вот это да. Самое привилегированное военное училище, Вы из семьи дворцовой знати?

Задержанный отрицательно кивнул головой.

– Значит из военных, сын генерала?

Раненый кивнул.

– Напиши Ваше настоящее имя и фамилию.

Леонидов и Шарапов.

В мясной лавке Шарапова у прилавка трое покупателей внимательно разглядывали разложенное мясо.

– Хозяин у себя? – спросил Леонидов.

– Сейчас позову-с, – приказчик поклонился.

Появился сам бывший унтер.

– Олег Алексеевич, гость долгожданный!

– Здравствуй, Михал Михайлович.

Шарапов вытер руки о фартук, обнял Леонидова.

– А невеста где же? Грозился с ней зайти?

– В театре занята.

– Ну, Бог с ней, другим разом познакомимся, а сейчас пошли, закусим, покалякаем малость, да человек один зайдет, для твоего дела, Алексеевич, интересный.

Расположились в соседней комнате.

На столе стояли две бутылки Казенной водки, здоровенная сковорода жареной свинины и картошки. И, конечно, соленые огурцы, грибочки и миска квашеной капусты.

Выпили по первой, закусили.

В дверь постучали.

– Заходи, Орест Петрович.

В комнате появился немолодой человек в поношенном пальто с шалевым воротником, мех на котором заметно вытерся.

Он снял шапку-пирожок, поклонился.

– Честной компании приятного аппетита. Здравствуйте, Михал Михайлович, мое почтение, Олег Алексеевич.

– Вы меня знаете? – удивился Леонидов.

– А Вы меня не признали, видать, сильно сдал я.

Леонидов встал из-за стола:

– Господин титулярный советник Андрианов, чиновник для поручений Московской сыскной полиции.

– Признали все же, – Андрианов крепко пожал руку Леонидову, – бывший чиновник, бывший титулярный, а ныне конторщик жилтоварищества.

– Погодите, Орест Петрович, Вы же были одним из лучших криминалистов, на конгрессе в Женеве Вас серебряной медалью отметили.

– И это было.

– Неужели не пригодились новой власти?

– Почему же, – Андрианов налил себе рюмашку, положил на тарелку свинину.

– Меня в уголовке сыщиком оставили. Поработал немного. А потом я с Ерофеем, помните его?

– Буфетчик из кафе Филиппова?

– Он самый, я с ним об заклад побился, что найду украденную серебряную посуду, которую из кофейни умыкнули. Я портсигар свой серебряный на кон поставил, он часы, тоже из серебра, с цепочкой. Посуду эту я нашел. Вернул в кофейню. Ерофей мне часы и отдал, ну и, конечно, налил мне и помощнику моему из революционных матросов. Так тот коньяк выпил и доложил комиссару Либерману, что я взятку взял. Часы у меня изъяли, а меня из сыска вон, как мздоимца.

– И никто не заступился? – спросил Леонидов.

– Жора Тыльнер, да что он мог против Либермана, кстати, часики-то мои он по сей день носит.

– А как же дальше?

– Да вот так, старшего моего в Галиции пуля нашла, жена в девятнадцатом Богу душу отдала, младшенького краскома под Царицыном казачья шашка достала, так что я один, как перст.

Андрианов перекрестился.

– Давай помянем, – Шарапов разлил водку.

Молча выпили не чекаясь.

– Так как же Вы сейчас, Орест Петрович?

– Служу конторщиком в Жилтовариществе, жалование какое-никакое, паек. Да вот талант у меня проявился, каллиграфический почерк. Ко мне люди идут. Кому жалобу, кому прошение написать. А они мне или деньги, или продукты.

Шарапов откупорил вторую бутылку.

– Он, Алексеич, у меня делопроизводство ведет, так что с голодухи не помрет. Ты, Орест Петрович, давай по делу.

Налили и выпили по новой.

Андрианов закурил и начал:

– Видите ли, у меня был секретный сотрудник. Очень хороший, ему за знаменитое дело с морозовскими бриллиантами сам Белецкий, товарищ министра внутренних дел, золотые часы пожаловал. Имя я его называть не буду, а псевдоним его был «Барин». Вращался он в кругах самых разных, от московского и питерского дна до светских домов. Как он туда попадал, только ему да Господу Богу известно. Играл удачно, на бильярде королем слыл, на бегах рисковал по мелочи, но успешно. На Бирже по мелочи поигрывал, с этого и жил, ну и, конечно, у нас на помесячном жаловании состоял.