Тени кафе «Домино»
Шрифт:
– Ну проверили Вы, Конев, у них документы, а дальше что?
– Так все бумаги были в порядке, товарищ субинспектор. Печати, подписи Саратовского исполкома, паспорта, вызов из Москвы, подписанный наркомом Луночарским, ордер временного заселения в монастырской гостинице, печать Моссовета.
Надзиратель снова проехал по лбу кубанкой.
– Да положите Вы шапку и садитесь, – сказал Тыльнер, – разве Вы не получали ориентировку Угрозыска о банде французов?
– Мне ее никто не показывал, и здесь я бывал дважды, со сторожем Самсоном разговаривал. Он говорил, что артисты живут
– Хорошо, Конев, идите в соседнюю комнату и напишите рапорт на мое имя.
Надзиратель ушел, а Тыльнер начал рассматривать мелочи, которые удалось собрать при обыске.
На столе лежали четыре жемчужины, пустой флакон от французских духов «Лоричан», окровавленные бинты, пустая обойма от маузера.
– Нашли, – в комнату-келью вошел Оловянников.
Он расстелил на полу рогожу.
– Заносите.
Оперативники начали складывать на нее пальто, подушки, пустые бумажники, брюки.
Тыльнер посвятил фонарем.
– Смотри-ка, Спирькины вещи, а шубы женские, по описанию те, что у Громовых похищены, похожи. Давайте…
Он не успел договорить, в коридоре раздался шума, вспыхнули фонари.
Тыльнер успел выхватить наган.
– Стоять! Руки вверх! Бросай оружие! ЧК!
– Вот тебе и на! – ахнул один из чекистов. – Товарищ Тыльнер.
– Именно, коллеги, Уголовный розыск, проводит обыск в этом помещении.
Вошел Мартынов.
– Не дела, Жора, от товарищей по оружию скрывать бандитское гнездо.
– Федор Яковлевич, я как только адрес узнал, немедленно Вам позвонил, Вас не было, я дал телефонограмму.
– Кто ее принял?
– Сейчас, – Тыльнер достал из кармана пиджака записную книжку, полистал страницы. – Коношин, он принял.
– Но у нас нет такого сотрудника. Ты ничего не перепутал?
– У нас все в журнале записано.
– Разберемся, – задумчиво сказал Мартынов. – Ну что нарыли?
– Вот, все носильные вещи с грабежей.
– Все цело?
– Да.
– Значит, или у них не было перекупщиков, или они грабили, чтобы мы поверили в новую банду.
– А деньги в поезде, а ценности с квартиры Громова.
– Ценности уходят сразу, а деньги есть деньги, они пока следов не оставляют. Забирай вещи, это твоя епархия, вызывай потерпевших. Больше ничего, кроме жемчужин, флакона и бинтов?
– Сторож сказал, что к раненому приезжал врач. Низкого роста, лицо бритое, пенсне, дорогая шуба, он его и забрал.
– Вот это уже кое-что. Работай, Гриша, а мы на Лубянку.
У машбюро в редакции «Рабочей газеты» толпились сотрудники. Они вырывали друг у друга отпечатанные страницы.
Леонидов выглянул из своей комнаты, увидел людей у машбюро и довольно улыбнулся.
Редактор вычитывал полосу. В кабинете было нестерпимо жарко.
– Ну давай, Олег, давай, вся редакция гудит.
Главный взял текст, вслух прочитал заголовок: «Бриллианты для княжны». Любопытно.
Он начал читать. Читал он профессионально быстро.
Положил материал на стол.
– Здесь
все верно?– Да, – Леонидов закурил.
– Поздравляю. Это бомба.
Редактор взял лист бумаги, написал, протянул Леонидову:
– Получи повышенный гонорар, в бухгалтерии деньги есть, а моя премия иная.
Редактор встал, подошел к сейфу:
– Ордера получили. Что возьмешь?
– А чем порадуете?
– Ордер на галоши, на отрез шинельного сукна и на сапоги.
– Давайте сапоги, они лишними не бывают.
Редактор протянул Леонидову синюю бумажку.
– Владей. Я дам команду, чтобы пересняли из альбома фото княжны и дадим полосу. Дерзай.
Леонидов вышел.
Редактор полистал страницы. Закурил. Поднял трубку телефона.
– Девушка, коммутатор МЧК… МЧК? Соедините меня с товарищем Манцевым… Редактор «Рабочей газеты».
В кафе «Домино» было непривычно пусто.
Олег оглядел зал, увидел знакомых.
Подошел.
– А где все? Сергей, Таня…
– А ты не знаешь?
– Нет.
– Они куда-то укатили в спецвагоне с железнодорожным начальником любителем поэзии.
– Это здорово. Гриша Орловский не появлялся?
– Да вон он в углу за сценой сидит.
Художник-ювелир Гриша Орловский сидел один и грустно выпивал.
– Здравствуй, Олежек. Садись, у меня есть виски…
– Что?
– Виски. Одни клиент натурой рассчитался. Десять бутылок не пожалел.
Орловский достал из сумки, стоящей у стула, большую плоскую бутылку, налил Олегу.
– Бутылку прячу от стрелков, а то налетят, ничего своим не достанется.
Они выпили.
– Гриша, у меня к тебе дело.
– На сорок тысяч, – улыбнулся Гриша.
– Вроде того, мне нужна серебряная роза.
– Серебряная роза. Но у меня ее нет.
– А сделать можешь?
– Естественно, но нет серебра.
Олег достал из кармана портсигар, положил на стол.
– Ничего себе, – Гриша взвесил портсигар на ладони. – Вещь то какая красивая. Не жалко?
– Нет.
– Сделаю. Когда надо?
– Через четыре дня у Лены премьера.
– Здорово придумал. Сделаю. Послезавтра приезжай ком не, часика в три. Помнишь еще, где моя мастерская?
– Помню. Сколько я тебе буду должен?
– Ты что, Олег, это я тебе всю жизнь должен буду. Ты же меня в Кронштадте от расстрела спас. От Саблина и его ребят. Я как его здесь вижу, так ночь не сплю.
– Так не пойдет, Гриша. Труд должен быть оплачен.
– Ладно, если так, достань мне какие-нибудь ботинки. Видишь, у меня подошва проволокой перекручена.
– Нет ничего проще, – Леонидов достал из кармана синюю бумажку, – получи ордер на сапоги.
За окном ночь крутила вокруг фонаря снежную крупу.
– Метель за окном, Нюша, – сказал Леонидов, – через десять дней Новый год.
В квартире уютно светила лампа под зеленым абажуром на столе, буржуйка раскалилась докрасна. Олег подошел к письменному столу, посмотрел на портрет Лены.