Тени прошлого

— Вводи её в наркоз, Лестат. Доступ будет со спины, нужно будет ещё зашить лёгкое. Я моюсь, собираю инструменты и через десять минут начнём. И подведи всё остальное оборудование.

Я быстро трансформировал недостающие инструменты, сложил их на стерильный столик и всё простерилизовал с помощью магии. Затем превратил свою одежду и одежду своего ассистента в тёмно-синие хирургические костюмы и, направившись к раковине, стал тщательно мыть руки. Закончив с обработкой рук, я подошёл обратно к операционному столу, где меня уже ждал Лестат. Он закончил все необходимые приготовления, уже разрезал одежду Тины и подготовил необходимую область для доступа. Снейп изолировал нашу операционную несколькими ширмами, чтобы никто не мешался нам, потому как в больничное крыло уже пару раз растерянно заглянули кое-кто из членов Ордена и преподавателей.

Лестат помог мне надеть стерильные перчатки, маску и стерильный халат, а затем приготовился ассистировать, точнее, подавать инструменты, ведь он хоть и имел медицинское образование, но был больше анестезиологом, чем хирургом. Я посмотрел в глаза Снейпу, потом Дамблдору, но они оба ожидающе смотрели в ответ. Взяв в левую руку скальпель, я перекрестился правой, поскольку прекрасно понимал, что только с помощью сверхъестественных сил мне удастся выполнить задуманное, а затем прошептал:

— С Богом!

И, взяв скальпель правой рукой, сделал осторожный разрез. Как только я, послойно разрезав кожу и мышцы, подошёл к лёгкому, мне пришлось попросить Снейпа достать нож из грудной клетки, потому что мои стерильные руки не должны были касаться настолько грязных предметов. Он, ни разу не дрогнув, выполнил мой приказ, и с этого момента счёт пошёл на минуты, потому как лезвие ножа, до этого препятствовавшее сильному кровотечению, уже не выполняло этой задачи, и кровь сильной струёй стала истекаться в грудную полость и полость перикарда. На моём лбу появилась испарина, но я, аккуратно отодвинув ткань левого лёгкого, всё же подошёл к сердцу.

Оно уже едва-едва билось, поскольку кровоснабжение его серьёзно пострадало, но оно билось, значит, надежда спасти Тину никуда не исчезла. Удалив скопившуюся в перикарде кровь, я с помощью своего ассистента принялся зашивать сначала заднюю стенку левого желудочка, затем перешёл на переднюю стенку, прикрывая пальцем рану, чтобы избежать массивной кровопотери. Я уж было облегчённо выдохнул, когда наложил последний шов на переднюю стенку, но вдруг на весь лазарет раздался монотонный писк, а сердце Тины, находившееся практически у меня в руках, сделало последний удар и остановилось.

В этот момент и моё сердце чуть не остановилось, но я, моментально взяв себя в руки, резко крикнул Лестату:

— Адреналин! Реанимируй!

А сам в это время взял сердце Тины в руку и принялся сжимать и разжимать его, делая прямой массаж. И спустя полторы минуты я всё же почувствовал слабые удары в руке, а одновременно с ними и прерывистый писк кардиомонитора, свидетельствовавший о том, что реанимация прошла успешно. Я, действуя ещё более осторожно, чем до этого, стал зашивать перикард, предварительно снова выкачав из него всю кровь. Когда сердце и перикард были полностью зашиты, я удалил из грудной полости скопившуюся там кровь, осмотрел остальные органы грудной клетки на возможные повреждения, зашил рану лёгкого, а затем стал закрывать доступ и раны кожи.

Несмотря на то что я был единственным хирургом в этом помещении, несмотря на то что мне фактически помогал один «человек», к тому моменту, когда я накладывал последний шов на кожу, не забыв предварительно наложить дренаж[6], сердце Тины слабо, но билось. И раз уж я взял в руки инструменты, то решил заодно и зашить по-нормальному ту ужасную рану на левой щеке Тины, поскольку она уже была ближе к моему профилю, чем рана сердца. Закончив, я посмотрел перед собой и встретился взглядом со Снейпом, который всё это время напряжённо следил за ходом операции и выполнял небольшие поручения Лестата, те, что мог выполнить, пока руки моего ассистента были заняты инструментами. В его глазах застыл немой вопрос, и я едва заметно кивнул, говоря, что операция прошла успешно. Но и я, и он прекрасно понимали, что радоваться пока было рано.

— Сколько раз в своей жизни ты делал прямой массаж сердца, Том? — задумчиво поинтересовался Лестат, окинув взглядом зашитую мной рану на полспины Тины из-за широкого доступа, который мне пришлось сделать.

— Это был первый, — коротко ответил я, скинув с рук окровавленные перчатки и начав снимать маску с лица.

— Но откуда ты знал, что нужно делать?.. — он с неподдельным изумлением посмотрел мне в глаза, и я, горько усмехнувшись, пояснил:

— Когда я был на пятом курсе, твоя сестра меня просто высушила с этими ранами сердца, открытыми переломами и реанимационными мероприятиями, в том числе и с прямым массажем сердца, несмотря на то что цикл был по нейрохирургии.

— Ты же понимаешь, что, если она очнётся, ты должен у неё в ногах валяться?.. — задал Лестат риторический вопрос, слегка улыбнувшись моему ответу.

— Когда она очнётся, — невозмутимо поправил я, сняв запачканный кровью халат. — Так и сделаю, Лестат. Так и сделаю…

С того момента как я принёс Тину в лазарет, прошло, наверное, часа три, может, чуть больше. И когда я вышел из-за ширм, оставив Лестата накладывать повязки, и соображал, как бы мне обустроить палату интенсивной терапии, на меня уставилось не меньше десяти человек, большинство из них были мракоборцами, а среди них сидел единственный студент, тот самый безрассудно отчаянный Долгопупс. Усмехнувшись такому повышенному вниманию к своей персоне, я молча подошёл к одной из коек и трансформировал её в удобную функциональную кровать, а вторую — в каталку, чтобы аккуратно перенести Тину с одного места на другое.

Следом за мной из-за ширмы вышел и Дамблдор. Он сразу же направился к этому чудику, Аластору Грюму, слава о котором ходила уже довольно давно, и начал что-то говорить ему, но я даже и не пытался прислушиваться к их разговорам. Всё, что меня волновало в тот момент, — это прерывистый писк кардиомонитора, свидетельствовавший о том, что сердце моей любимой всё ещё билось. Но всё же мне пришлось обратиться к этим людям, ведь они мешали мне осуществить задуманное.

— Дамблдор, — громко произнёс я в его сторону, и все сразу ожидающе посмотрели на меня, — мне нужно разделить лазарет на две половины перегородкой, и чтобы на второй половине никого не было. После такой операции нужна стерильность, и чем меньше людей здесь будет, тем лучше.

— Как скажешь, Том, — спокойно ответил он, встав со своего места. — Тебе ещё нужна будет моя помощь?

— Нет. Остальное я сделаю сам.

Дамблдору даже не пришлось никого просить покинуть помещение: большинство вышло прочь сразу же после моих слов. В больничном крыле остались только Грюм с Дамблдором, целительница, Лестат и Снейп, следившие сейчас за состоянием Тины, и Долгопупс, упрямо не хотевший покидать лазарет даже после моего выразительного взгляда. Директор вместе с целительницей, мракоборцем и мальчишкой перешли на половину, в которую открывалась входная дверь, и я смог создать перегородку с дверью в центре. Я наложил сильные чары на чистую половину больничного крыла, чтобы уничтожить всю возможную инфекцию, а затем взял в руки ручку каталки и направился в импровизированную операционную.

Снейп быстро отодвинул ширмы, и мы с Лестатом осторожно переложили Тину на каталку. Поскольку она была на искусственной вентиляции лёгких, то нам пришлось перетащить вместе с ней и аппарат ИВЛ. Как только Тина оказалась на функциональной кровати, я сразу проверил надёжность интубации трахеи[7], потом мы с моим помощником перенесли и подключили все необходимые приборы, а после этого я сказал Лестату, какие капельницы и с чем нужно сразу же поставить, и он принялся исполнять мои поручения. Я сразу заметил внимательный взгляд Грюма из-за приоткрытой двери в перегородке и тяжело вздохнул от той мысли, что доверия ко мне со стороны мракоборцев, в общем-то, было никакого, несмотря на то что я не проявлял никаких признаков агрессии и вообще пытался тут, одетый в хирургический костюм, спасти человека.