Тео. Теодор. Мистер Нотт

— Куда их девает на зиму Хагрид… — протянул Артур. — Навряд ли доит, конечно.

Молоко фестралов было одним из ингредиентов красок. Воняло отвратительной падалью, но Гампу, видимо, было всё равно, и он разве что его не пил.

— А что, по-твоему, делает Хагрид с тыквами, что у него растут всё лето? — рассмеялся снова Невилл. — Школа зарабатывает на продаже ингредиентов и закупает на это всё снедь. Сам знаешь, законы твоего предка же.

— Что интересно, — добавил Бут, — Дамблдор покупает снедь у магглов через посредников. Многие магические семьи, что примкнули к Вы-поняли-кому ещё в прошлую войну, именно поэтому выступали против Дамблдора. Те же Трэверсы, например.

Разговор снова перескочил на события этого лета. Невилл рассказывал, как его бабушка неистовствует от идиотизма министра Скримджера; Бут — о том, как североангличане и южношотландцы закрывают поместья и дома Фиделиусом; Нотт сам рассказал о том, как пусто выглядел Лидс.

— Папа говорит, — добавила Джинни, — что в министерстве всё больше шепчутся о министре. Директор не поддерживает его, ушёл в тень, и с того самого момента, как на выборах он противостоял Скримджеру, министр боится казаться неудачником. Он даже писал папе, чтобы тот помог ему встретиться с Гарри.

— Поттером? — изумился Артур.

— Ну, не Стриклендом же, — глумливо рассмеялся Забини. — Зачем ему портрет рыцаря напротив ванной старост?

В Большом зале нервозное настроение школьников, усилилось. Действительно, Драко Малфой, с едва ли на линию отросшими волосами, мрачным выражением усталого, дополненного мешками под глазами лица, сидел с отрешённым видом. Винсент Крэбб, ещё более толстый, с совершенно отсутствующим взглядом, сидел рядом с ним, а вот Грегори Гойл, презрительно косясь на бывшую компанию, стремился всячески дистанцироваться, то и дело касаясь своего левого манжета.

Многих студентов не было. Иные лица гриффиндорцев, хаффлпаффцев, райвенкловцев, да и слизеринцев, знакомые по прошлым годам, не встречались там, где были обычно. Директор Дамблдор, сидящий за своим местом, выглядел лучше, чем в конце июля. Его борода вернула окладистость, яркая мантия приковывала взгляд, а колпак с мерцающими звёздами хотелось рассматривать почему-то гораздо сильнее, чем лицо старика.

Гомон студентов усилился, когда открылись двери Трапезного зала, и неизменная профессор Макгонагалл ввела первокурсников. Они остановились по центру, между столами Райвенкло и Хаффлпаффа, и профессор Флитвик вынес Распределяющую шляпу.

Артефакт выглядел грозно и внушительно. Огромная магия, заложенная великим Основателем, мерцала в ней. Каждое Распределение было для Теодора настоящим шоу, заставлявшим сердце трепетать. Старшекурсники оглядывали студентов-первачков, которых было за сотню — целых две колонны встало по обе стороны от столов. Шепотки, прошедшие по столам, были одинаковы: все задавались вопросами, куда рассядется столько подростков.

Шляпа издала хрипящий звук, откашлялась и запела. Её пение, в отличие от внешнего вида, никогда не нравилось Теодору слишком сильно; в этот раз он вслушивался. Десятеро слизеринских шестикурсников сидели совсем рядом с преподавательским столом; отделяли их восемь семикурсников, а потом каждый куплет хриплого артефакта чувствовался особенно хорошо.

Она пела о том, как Слизерин прекрасно танцевал, Гриффиндор — шутил, Райвенкло пела, а Хаффлпафф рисовала. О том, что каждый из них был хорош в своей стези, и даже в самый чёрный час ночи не поддавался отчаянию. О том, что следовало сохранять в сердце надежду и верить в лучшее.

Лишь только она закончила петь, умолкла, и складки рта на её тулье разгладились, все студенты в едином порыве поднялись на ноги и захлопали. Вслед за ними поднялись преподаватели, даже кентавр Флоренц, чей звонкий стук копыт эхом отзывался в сводах зачарованного неба, даже директор Дамблдор, и зааплодировали.

— Кажется, — увеличив громкость голоса, произнёс Дамблдор — его голос был уверенным и твёрдым, пусть правая рука, которой он и опирался на стол, всё так же выглядела иссушённой плотью (что заметили и студенты), — наша Распределяющая шляпа и в этом году права! Профессор Макгонагалл, прошу!

Студенты, кроме первокурсников, расселись по своим местам, и декан Гриффиндора начала церемонию Распределения. Теодор побледнел, завидев в колонне стоящих отдельно друг от друга одиннадцатилеток, мальчика — своего новообретённого брата Луи, и девочку, так и не введённую в род Джоли. Дамблдор внушил ему, заставил внушить себе, что ему не нужно видеться с этими детьми, и теперь горечь обиды и жгучий стыд, приправленный возникшей в голове фразой француза де Сент Экзюпери, пульсировали в его висках.

— Что с тобой, Тео? — участливо спросила Паркинсон. Тео резко повернулся к ней, и столкнулся с искренним беспокойством в глазах сокурсницы.

— Ничего, — буркнул юноша, и устыдился ещё сильнее. Дафна Гринграсс, переглянувшись с Паркинсон, обернулась на первокурсников. Тео понадеялся, что они ничего не поймут.

Распределение заняло не меньше часа, и студенты порядком изголодались. К концу списка, к фамилиям Знайда, Зонко, Жоу, никто уже даже почти и не хлопал. Старосты пятого курса, Монтегю (горделиво поправлявшего перед Флинтом каждые несколько минут свой значок) и Эмма Паддингтон, перешёптывались о том, что двадцать студентов не поместятся ни в одну из спален в подземельях Слизерина.

Луи, вопреки опасениям Теодора, не представленный общественности как Нотт, попал на Хаффлпафф (Макгонагалл, впрочем, запнулась на его фамилии), а его сестра — на Гриффиндор. Теодор надеялся, что не столкнётся с их слезами из-за своего отношения к обоим детям. Фоули, внук Верховного Чародея, неожиданно оказался на Хаффлпафф.

Наконец, последний мальчик, узкоглазый азиат-грязнокровка, с изумлённым видом (приоткрытым ртом) разглядывавший всё вокруг, сел за стол Хаффлпаффа, и профессор подхватила стул со шляпой, удалившись в соседнее помещение.

— Да, отрадно видеть всех вас здесь сегодня! Кажется, мы немного затянули, а?

Зал рассмеялся словам директора. Семикурсники смеялись меньше остальных. Старк, отец которого был практикующим целителем, тут же стал шёпотом описывать, что именно могло бы так повлиять на директора, и перечислявшиеся причины начисто отбили аппетит — пока Люцерия Кирквуд не одёрнула его через стол.

— Отрадно видеть столько юных дарований. Талантов. Я очень рад, что вы все прибыли в Хогвартс этим вечером и стали студентами на ближайшие годы, — Дамблдор огладил левой рукой бороду. — Что же. Скажу пару слов напутствия. Учитесь, дружите, любите, и помните, что Хогвартс — это ваш дом отныне и до конца учёбы!

Студенты сдержанно похлопали. Кто-то из гриффиндорцев оглушительно засвистел, но движение палочки недовольной Маккошки, вернувшейся на своё место за столом преподавателей, свист оборвало. Дамблдор опёрся руками на стол. Тео видел, что директору тяжело стоять, и это было показательно.

— Хочу представить вам изменения в преподавательском составе. Студенты старших курсов хорошо помнят, что в прошлом году к нам присоединились профессор Граббли-Планк и профессор Флоренц. Рад сообщить, что они продолжат занимать свои кафедры в этом году.