Тео. Теодор. Мистер Нотт

Утопия, которую рисовал Дамблдор, вдруг стала понятна Теодору. Он читал в сжатых изложениях «Капитала», библии маггловских социалистов, в какой-то мере откликавшаяся и в воззрениях магглолюбов, как социализм должен был решить все экономические и социальные проблемы, веками копившиеся в общественных системах всех народов. Это была чистейшая утопия, утопия, которую — он знал точно, интуитивно, не опираясь на факты, — достичь было нельзя. Как Авалон, куда лишь Мерлина и Моргану позвали фейри, а всех остальных и прочих оставили доживать на стылой земле.

И в то же время он понял, насколько же Дамблдор стар. Он был почти ровесником того же Маркса, пережившим взлёт и падение империй по всей планете, добившийся в своей жизни всего, чего мог добиться маг; пожалуй, лишь отсутствие семьи было пятном на его репутации. Прадед, да даже прапрадед Теодора ещё был молод, когда Дамблдор был уже юн, и вся история дома Ноттов последнего века прошла перед его глазами. И всё же они сидят в Корнуолльской ресторации, и почти как равные обсуждают магглов и магов, иллюзии и утопии, и Теодор позволяет себе дерзить этому почтенному чародею.

Мысли пролетели в его голове за мгновения, а затем их взгляды пересеклись. Холодный ледяной взгляд его глаз, острый, как льдинки подмерзшего снега, голубой, как июньское безоблачное небо, цепкий, как когти феникса и умудрённый более чем столетием жизни. Дамблдор действительно был великим волшебником. Великим и опасным, вершившим судьбы сотен тысяч магов всей планеты, и Теодор с холодным потом не осмеливался себе признаться, скольких этот многомудрый взгляд отправил на погибель, и сколько судеб этот увлечённый голос разрушил. И, напротив, скольких он спас, и какому числу дал шанс на жизнь.

— Как вы думаете, сэр, — спросил он вместо того, когда Дамблдор допил свой чай и отставил кружку, — почему защита Тёмного лорда оказалась столь слаба?

— Никто из нас не Мерлин, увы, — пожал плечами Дамблдор. — Это место — не ловушка для врага, а тайник для преданных слуг. И свою преданность они должны были доказать, как несчастная Вальбурга.

— Это…

— Это матушка мистера Блэка, — ровным голосом пояснил он. Оставив на столе пару маггловских пятидесятифунтовых купюр, старик поднялся, и Теодору ничего не оставалось, как последовать за ним. Часы показывали половину четвёртого — скоро им предстояло вернуться к замку.

— То есть это был тайник, который он отдал Блэкам? Сэр. Вы говорили, что то место, где мы с вами были летом…

— Не нужно лишних подробностей. Да, тот тайник был передан вашему деду и отцу. Были и другие тайники — какие-то достались Розье, какие-то — Лестрейнджам, какие-то — другим доверенным слугам. Жаль, я не стал добиваться разговора со старшим Розье тогда, в восемьдесят шестом.

Дамблдор покачал головой, шагая вперёд, а Тео вспомнил те кошмары, что приходили с воспоминаниями о визите Люциуса Малфоя — том вечере, когда его счастливое и беззаботное детство сменилось трудным взрослением. Это воспоминание придало ему решимости; мысленно он для себя признал, что его утопия — мир, где все одарённые магией могут найти себе место.

***

— Что же, остаётся самая малость, да? — они смотрели на замок с другого берега Чёрного озера. Теодор заходил сюда лишь однажды, но этого воспоминания ему хватило, чтобы перенестись, а Дамблдор сориентировался на его описание и аппарировал следом.

Он достал клочок бумажки, на котором было написано послание Теодору, и вручил его юноше.

— И всё-таки это написали вы, да? Сэр, — спросил он.

— Нет, — улыбнулся Дамблдор. — Это самая настоящая временная петля. Видишь, мой мальчик, к чему может привести волшба над временем. Наша реальность остаётся такой, в какой мы живём — и другой нам не дано, но что будет с теми молодым студентом Слизерина и старым директором Хогвартса, что жили этот день в Шотландии, нам знать не дано.

Он огладил перья феникса, который сидел на его плече, и тот издал мягкую трель.

— Ну конечно же, Фоукс, как я мог забыть. Возьмите, мистер Нотт. Это Оборотное зелье. А вот — волосок, который я достал из своего пирога. Должно быть, поварёнок или рыбак.

Теодор вытаращился на него, как на сумасшедшего.

— А если это собачий волос? — с плохим предчувствием спросил он.

— Это точно человек. Гомункулум Ревелио! — прошептал Дамблдор. Волос засветился, лишь его коснулся лучик магии. — К тому же, это юноша. Примерно вашего возраста, Теодор, так что пейте. Вам нужно успеть передать это послание себе же, чтобы не нарушить ход времени.

— Но… но…

— Фоукс, друг мой, перенеси мистера Нотта на… скажем, на Астрономическую башню.

Феникс слетел с плеча директора и, сделав кружок, тяжёлой горячей ношей уселся на плечо мальчика, легко щекоча перьями его ухо.

— Прежде, чем мы расстанемся с вами, Теодор, — Дамблдор, прежде улыбавшийся, сделался совершенно серьёзным. — Вам нужно знать и готовиться. Проверьте план мистера Гойла, и перенесите шкаф куда-нибудь… в другое место, где мизансцена будет лучше. Ночью на двадцатое мая он понадобится по назначению. Это будет отличный спектакль.

Теодор сглотнул вязкую слюну и подавил желание поправить галстук.

— Вы хотите сказать, что…

— Любое путешествие подходит к концу. Не думаю, что нам доведётся с вами говорить так откровенно впредь. В вас большой потенциал, мой мальчик. Используйте его с умом. Долгие проводы — горькие слёзы… Фоукс?

Вспышка — и вот Теодор уже стоит на вершине Астрономической башни, пустой в это время дня, с пузырьком зелья, ставшего из-за волоска бордовым вместо серо-бур-малинового, и с непрошенными крохотными слезинками на глазах — должно быть, ресничка в глаз попала. Всхлипнув на миг, он открыл глаза.

И немедленно выпил.

***

Вприпрыжку спускаясь вниз по безлюдным коридорам Хогвартса в обличье какого-то маггловского паренька чуть старше его самого, Теодор пытался уложить все события этого суматошного дня, растянувшегося на два, в голове. Меньше месяца оставалось до прощального спектакля, задуманного директором, и едва ли разведка сегодня была предназначена для Грегори Гойла; должно быть, важное место в этом спектакле старик постарался отвести самому Темному лорду. Впрочем, это была не его забота: более в Корнуолл он соваться не хотел, да и то, что магглы искали путь в тайник Тёмного лорда, пугало его гораздо больше, чем смерть профессора Дамблдора. Последнее было неизбежностью для него с прошлого лета, в то время как первое было неожиданным и потому опасным фактом.

Он добрался до Большого зала и смешался с толпой взбудораженных студентов, которые ожидали начала представления. Украдкой заглянув внутрь, Нотт убедился, что сам он с палочкой в руках колдует что-то у стены, и в несколько шагов достиг места.

— Мистер Нотт! Вам просили передать, — чуть запыхавшись от волнения, произнёс Теодор, и сунул удивлённому самому себе в руки бумажку, что едва ли не обжигала пальцы. Убедившись, что он-двенадцатью-часами-ранее уставился в текст на ней, Тео едва ли не бегом покинул зал и устремился в уборную. Через двадцать минут ожидания действие Оборотного зелья окончилось, и он с наслаждением испражнился от остатков бурой жижи, мысленно дивясь стойкости Барти Крауча, что пил эту гадость месяцами и не бегал в уборную.