Тео. Теодор. Мистер Нотт
Шрифт:
Тео бросил взгляд на часы и понял, что пропустил завтрак, отправившись к границам школы раньше положенного, и осмотрелся вокруг. «Три метлы» остались уже позади на главной улице, что шла от Хогвартса, в окнах было темно, и Тео направил стопы к второму трактиру в деревне, «Кабаньей голове». Байки про злачное место были любимым развлечением старшекурсников в прошлом. Флинт божился, что видел там русалку, Пьюси рассказывал Малфою с авторитетным видом, что трактирщик может предложить девку и сделать скидку аристократу, Маклаген дразнил Томаса за то, что тот слишком темнокожий, чтобы быть заметным в грязном зале.
Нотт был там в прежний раз,
В «Кабаньей голове» жизнь теплилась. На фоне розово-серого рассветного неба клубился лёгкий дымок, а у самых дверей трактира на земле в луже собственной отрыжки лежал неопрятный волшебник неопределённого возраста в чёрной мантии. Брезгливо обойдя перебравшего мага, Тео открыл дверь. В лицо ему ударил одновременно вкусный запах еды и противный запах немытых тел, так и подмывавший тут же наколдовать головной пузырь.
Переборов тошноту от запаха, сконцентрировавшись на еде, Тео вошёл внутрь. Без четверти восемь часов показывали грязные часы над стойкой бармена — без десяти показывали часы юноши. Трактирщик, грузный маг в рубище с почти седой мужицкой бородой, чем-то походил на Хагрида, но трижды меньшего. Он окинул Теодора, облачённого в парадную мантию Визенгамота под плащом, насмешливым взглядом, едва тот приблизился к стойке.
— Доброе утро, сэр. Могу ли я позавтракать? — спросил он с лёгким волнением.
— Десять кнатов, — не поведя и бровью, ответил трактирщик, водя палочкой над сгруженной за стойкой — только подойдя он разглядел это — посудой. — Овсянка и чай.
Это было форменным грабежом, но Тео не имел особого выбора. Министерское кафе открывалось только в девять, как и заседание Визенгамота. Положив сикль мужчине, Тео уселся за ближайший стол и через несколько минут бородатый маг отлевитировал к ему небольшую тарелку с одурманивающе пахнущей кашей и столь же небольшую кружку с чаем. «Эрл Грей», — подумал Тео и улыбнулся. Этот сорт чая был его любимым.
Работая ложкой, он не заметил, как к стойке подошёл кто-то ещё.
— Аберфорт, ты сдурел? Комендантский час, а у тебя валяются идиоты под крыльцом.
— Подмор, — грубо ответил лощёному магу трактирщик, — проблемы этого идиота — это его проблемы. Он свои сикли мне уже отдал, мне плевать, высосут его дементоры или нассут на его харю егеря.
— Ты привлечёшь внимание прихвостней Сам-знаешь-кого!
— Давно ли они стали прихвостнями, а, аврор Подмор?
— С тех пор, как меня подставили под Империо и бросили в Азкабан.
Мужчина явно помрачнел. Тео не оборачивался больше на них и не косился, чтобы не вызывать подозрений и не привлекать внимания. Он вдумчиво жевал кашу с комочками и запивал чаем.
— Что ты хотел от меня? Выкладывай.
— По радио говорят, нашу несравненную Долорес ограбили, — он стал говорить тише, и Тео пришлось напрягать слух. — Флетчер куда-то пропал, но тебя же есть на него выход. Мы с Кингом думаем, что у неё украли именно то, что мы искали эти два месяца.
— Я не работаю с ворами и отребьем, — отрезал грубо трактирщик. — Эй, парень! Доел? Проваливай!
Теодору не оставалось ничего, чтобы под неприязненным взглядом трактирщика и опасливым — лощёного мага в синей мантии. Флетчер, Кинг… Тео чувствовал, что стал
свидетелем какого-то непростого разговора. «Это что, Кинг — Кингсли? Орден Феникса?» — думал он.Выйдя, Тео поднял взгляд. На крыше «Кабаньей головы» стоял флюгер, почти как в доме мсье де Бражелона. Там был галльский петух, а тут… птица, очень напоминавшая феникса.
***
Визенгамот, в прежние разы напоминавший тихое болото, в этот раз был скорее как растревоженный улей. По пути к своему месту Теодор несколько раз подтвердил разным лордам, что «профессор Кэрроу» самолично испепелил в отсутствие директора Снейпа все маггловские книги в замке.
— Это возмутительно, лорд Нотт! Вы должны были апеллировать к совету Попечителей! — ярился лорд Киртман, полукровка-валлиец, покровитель небольшой мастерской, где делали квиддичные мячи. Тео был абсолютно уверен, что Киртман был одним из людей Карамеди, хотя тощий и бородатый волшебник не производил впечатление умного человека.
— Невозможно, кузен, это просто невозможно! — вторила ему кузина Джонс.
— Нужно призвать Яксли к ответу, это ведь было имущество Школы, — рассудительно говорила леди Олливандер, дочь исчезнувшего мастера волшебных палочек, печальная и строгая.
Несмотря на яркую ярость и прежний план, Тео в Самайн ничего не сделал с Кэрроу. Более того, они сами в замке отсутствовали, чтобы с ними что-то делать, оба выходных дня их не было — и лишь вечером в воскресенье они заняли свои места, гадко улыбаясь своими одинаково мерзкими пухлыми губами студентам. Снейп при этом так и не появился и в воскресенье.
Тео добрался до своего места и рядом с ним грузно плюхнулся лорд Финеас, тут же начавший ворчать по поводу цензуры и того, кто будет кормить магов, «если так пойдёт дальше».
Вместо того, чтобы отвечать на недовольство и обвинения, Яксли вынес на обсуждение другой острый вопрос, положительное решение которого было нужно умеренному крылу Пожирателей.
Подумав об этом, Тео окончательно пришёл к выводу, что среди Пожирателей есть как минимум два крыла, умеренные и радикальные. Умеренными можно было назвать, вероятно, самого Яксли и его сателлитов, что смогли добиться почти бескровного перехода власти к сторонникам Тёмного лорда и приводили в рамках относительной законности ту политику, которую он, Тёмный лорд, всегда считался декларировавшим. Радикалами при этом можно было назвать Кэрроу. Возможно, у их крыла был и свой лидер (почему-то на ум Тео приходил образ безумной Беллатрикс, запечатленный в старой газете), но доподлинно о нём Тео не знал. Радикалы наверняка хотели большей крови, а умеренные сторонники одерживали перевес. В глазах Тёмного лорда, очевидно.
Яксли поставил вопрос ребром: он захотел перераспределить вакантные места в Визенгамоте между новыми достойными семействами и благодетелями. Забрать выморочные, лишить сбежавших и отдать их новым семьям — лояльным Яксли, разумеется, чтобы увеличить свой политический вес (и эго).
Это предложение тут же потонуло в спорах, а Теодор задумался о том, почему то же самое не сделал Альбус Дамблдор, будучи практически всесильным в начале восьмидесятых. Его мысли вновь скользнули на покойного директора. Пока зал гудел от слов Верховного чародея, он вспомнил о том, что говорил Кэрроу накануне. «Покойный мужеложец», так он назвал Дамблдора. Оскорбление было оскорблением, но факт был фактом — прежний директор не был женат и не имел детей. Даже своё наследство он завещал школе.