Теория заговора

— Обознался, — чуть качнул он головой.

— Ну сейчас запомнишь, в другой раз уже не обознаешься. Ты вот сестре моей моральный урон нанёс и брату моему. Не врубаешься?

— Вот этим что ли? — пренебрежительно сморщился немного оклемавшийся Цесаревич.

Он брезгливо глянул на Славика да и на Лену тоже. Высокий, чернобровый баловень судьбы и любимец модных девиц.

— Ага, — подтвердил я. — Вот этих.

— Слушай, иди ты в жопу, Илья Муромец! — распушил он свой хвост. — Ты знаешь кто я такой? Я же могу тебя вообще сгноить. Нах ты нарываешься? У меня у предков в милиции всё схвачено и подмазано, там у тебя вообще шансов не будет. Нет, правда. Ну и чё, дал ты мне сейчас пи****ей, а потом-то что? Ты о будущем-то подумай. У тебя мозги есть или нет? Или чё, тебе девку надо? Вот эту именно? Так она же никакая вообще, левая, ноль полный, я её чисто ради хохмы решил оттянуть, чтоб вот этого придурка унасекомить.

— Послушай, хохмач, — спокойно сказал я. — Если ты ещё хоть одну девушку… обидишь, я тебе шею сверну. Щёлк и нет тебя. Был Царёк, да весь вышел. Веришь?

— Ах ты сука! — прохрипел он, услышав ключевое слово. — Конец тебе, понял? Пошёл вон отсюда, я сейчас ментов вызову. Чмыря этого забирай, а девку я буду до самого утра…

Не успел договорить. Короткий удар заставил его заткнуться. Он упал на пол, а я чуть наклонившись пояснил:

— Если твоя матушка подкупила одного или даже двух-трёх нечистых на руку мильтонов, ты думаешь, у тебя в кармане вся милиция и ты сможешь сохранить свою шею в целости? Не обманывайся.

В подтверждение своих слов я ещё раз коротко ткнул его в морду, и он отключился.

— Вставай, Лена, не сиди, — кивнул я не состоявшейся жертве насилия и кинул валявшийся на полу Славкин свитер. — Надень и помоги мне его дотащить до комнаты.

Славка был чуть живой, когда мы его тащили по коридору, мычал и качал головой. Ключи от комнаты, к счастью, нашлись в его брюках и мы, уложили его на кровать. Первым же делом я проверил свою заначку. В свёртке, спрятанном за тумбой, я нашёл — деньги и ключи. Целых пятьдесят рэ, между прочим.

— Ты хоть понимаешь, что он из-за тебя выпил? — начал я воспитывать Лену. — Ему же вообще нельзя. Он от этого умереть мог. Тебе надо было хватать его и уходить от Цесаревича, а не бухать вместе с ними. Ты в уме, девочка?

Она похлопала глазами, большими и печальными, как у бурёнки, и неуверенно покачала головой, шевельнув, как щупальцем, толстой русой косой.

— Я не просила его за мной бегать, — пьяно прошептала она. — Он даже постоять за меня не смог…

Идиотка.

— Вообще-то, если бы не он, ты бы сейчас уже корчилась в объятиях Цесаревича. От непередаваемого удовольствия. И с разбитым лицом.

Она вспыхнула.

— Он бы ничего мне не сделал! Он разозлился из-за прихода Славика!

— Какая ты несусветная дура, Леночка, — покачал я головой.

Славик застонал и завозился на постели. Я махнул на его глупую возлюбленную и открыл бутылку «Нарзана», стоявшую на столе.

— Давай, побудь сестрой милосердия, — кивнул я, наливая шипящую воду в стакан. — Сними с него ботинки и брюки.

— Что?! — вскинулась она.

— Давай-давай, учись платить добром за добро. Надо дать ему воды. Сейчас ему надо много пить.

Она поджала губы, но послушалась.

— И носки снимай!

— Может, ещё и трусы снять?! — рассердилась она.

Ответить я не успел. В дверь настойчиво застучали. Я подошёл и открыл.

— Ну вот, всё, что ни делается, всё к лучшему, — хмыкнул я, разглядывая стоящего за порогом лейтенанта милиции и старшего сержанта, за его спиной.

Дальше за ними в полумраке коридора с видом Мефистофеля стоял Царёк с разбитой мордой и злорадно улыбался.

— Так, Стрелец! — загромыхал вдали голос комендантши. — Ты у меня кандидат на выселение номер один!

Я скинул хэбэ, натянул на себя старые брюки, рубашку и ветровку. Ветровку эту я любил, да. Синяя холщовая, на молнии.

— Закройся, — сказал я глупой Лене, завороженно следившей за сменой одежды, и вышел из комнаты.

В отделение, естественно, куда же ещё. Когда мы вышли из общаги, я посмотрел по сторонам. Васиного грузовика не было. Но, я думаю, наружка была. Если они затратили столько средств на встречу со мной, то поставить топтуна было вполне можно и даже разумно. Им, судя по всему, хотелось достать Весёлкина, как говорится, живым или мёртвым. Очень хотелось. Но почему-то не получалось.

Интересный типок этот Весёлкин. Я вот тоже, не хуже того полковника хочу с ним встретиться. Накопились вопросики. Накопились. Никак только дойти не могу. Ну ничего, вот вырвусь в Питер, наведу о нём справочки.

В отделении меня посадили на стул перед кабинетом начальника. «Капитан Сапрыкин З. И.» гласила табличка. З… Зиновий, Захар, Зосима… Забиб, Загит… Интересно, кто он такой. Загит Иванович или Зосима Исхакович?..

Время тянулось медленно, никто на меня не обращал внимания. Выпустить из отделения не выпустили бы, но и следить неусыпно не следили. Мимо ходили сержанты и рядовые, заходили в кабинет начальника, и оттуда сразу начинали лететь брань и крики. Из кабинета подчинённые вылетали взмыленные и красные, как раки.

Пользуясь возможностью, я закрыл глаза и погрузился в дремоту. В самолёте я спал, конечно, но в дороге, какой сон. А тут минутка покоя. Опять же, когда ещё случай представится — неизвестно. Ещё и радио в коридоре усыпляло. Концерт по заявкам радиослушателей выдался на редкость мелодичный и умиротворяющий. Вот и сейчас баюкала меня Валя Толкунова:

Стою на полустаночке

В цветастом полушалочке,

А мимо пролетают поезда,

А рельсы-то как водится

У горизонта сходятся

Где ж вы, мои весенние года

Где ж вы, мои весенние года…

Вот, действительно, года-то мои — весенние, лучше и не скажешь…

Из дремоты меня вырвал окрик.

— Стрелец! В камере будешь на массу давить! Подъём!

Спал я неглубоко, продолжая отслеживать происходящее, поэтому сразу открыл глаза.

— Да не сплю я, товарищ капитан, — устало сказал я. — У вас разве уснёшь. Крик, мат-перемат. Образцовое, понимаешь, отделение, нечего сказать.

— Что?! — заревел капитан, отчётливо произнеся букву «ч». — А ну, встать! В кабинет шагом марш!

Он был щуплым, желчным и скандальным. Короткие волосы топорщились дыбом, а на правом мизинце красовался длинный и отвратительный ноготь, как у бабы Яги. Да… Особого беспокойства я не испытывал. Я за свою жизнь столько их понасмотрелся, всех этих унтер Пришибеевых разных мастей и рангов. К тому же у меня была домашняя заготовочка.

Я понимал, конечно, что в семьдесят седьмом уже кое-где дяденьки милиционеры начинают беспредельничать, но пока это было, скорее, исключением, чем правилом.