Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Поскольку водопровода в той местности отродясь не было, – для снабжения дворца водой пришлось возвести самый что ни на есть настоящий акведук. Почти как в Древнем Риме. Строился он, кстати, довольно долго: с осени четырнадцатого до весны шестнадцатого года.

Были вырыты искусственные водоемы с проточной водой (их создание – вообще отдельная история). В них запустили рыбу.

К восемнадцатому году дача разрослась до таких размеров, что на ней с лёгкостью можно было разместить полторы тысячи человек одновременно. Впрочем, там редко когда находилось больше пятисот рабов одновременно. Теперь это было весьма и весьма доходное хозяйство.

Жаль, про большую часть дачных строений я вам поведать уже не успею. Не успею я также и рассказать про особенности тамошнего быта. Об этом обо всём придётся нам с вами поговорить как-нибудь в другой раз.

Скажу только про папиросную фабрику. Я просто упоминал её настолько раз в текста, а потому надо было бы объяснить, что это вообще такое. Пусть даже и в формата справки.

Так вот, папиросная фабрика – это был такой большой и страшно зловонный барак. Стоял он в отдалении от прочих дачных строений.

Оно и понятно: вонь от него была ещё хуже, чем от выгребной ямы. Раз в десять хуже, честно говоря.

А всё потому, что в этом бараке с утра до ночи только и делали, что крутили цигарки. Точнее, их там не только крутили, но и просушивали ещё. От этого, правда, легче никому не становилось. Становилось только тяжелее.

Цигарки там, разумеется, делали не обычные, но изготовленные по моему собственному рецепту.

А производство это невероятно вонючее!

Смрад от него стоял такой, что все нормальные рабы старались за сотню метров обходить папиросную фабрику. Только чтоб не дышать ядовитыми испарениями.

Трудились на фабрике рабы седьмой категории. Вообще, для тониного раба не было более страшного наказания, чем оказаться сосланным работать на папиросную фабрику. Провинившиеся нередко пытались покончить жизнь самоубийством, чтоб только избежать отправления на это её предприятие.

Денис Кутузов однажды, помню, зашёл из любопытства посмотреть, что же в том зловонном бараке такого интересного делается. Вот только он в барак вошёл, – так сразу же и потерял сознание. Полчаса Ден в сознание не приходил. Но даже когда пришёл, – всё равно потом ещё недели две головными болями мучился.

Вот какой вонизм стоял на папиросной фабрике!

Впрочем, батрачившие там рабы за некоторое время успевали к чудовищной вони привыкнуть. Но здоровье у них от такой работы всё равно летело капитально. Случалось, что три месяца работа на фабрике молодой и здоровый парень превращался в обременённого целым букетом хронических болезней инвалида.

Да, ужасное это было место, – папиросная фабрика.

Те, кто её прошёл и остался в живых, говорили мне, что это был самый настоящий адрес на земле и что ничего худшего они в своей жизни и представить не могут. Один даже говорил, что ему после фабрики ничего уже не страшно. Самое страшное, дескать, уже познал.

Несмотря на всё это, фабрику Тоня, разумеется, закрывать и не думала. Торговля изобретенными мною сигарками приносила ей весьма солидные барыши.

Фабрика, впрочем, была на даче не единственным источником жуткой вони. Была ведь ещё и выгребная яма.

Пользовались ей, понятное дело, не все. Рабы первой и второй категорий жили в тонином доме, а потому пользовались тёплыми ватерклозетами. Пусть и самодельными.

Рабы третьей, четвёртой и пятой категорий пользовались типичными для российских дач туалетами. Устройство такого туалета представить нетрудно: глубокая яма, а поверх неё стоит унитаз. Ну, и каморка какая-нибудь вокруг унитаза возведена. Чтоб не так холодно и стеснительно было.

Что же касается рабов шестой и седьмой категорий, – то эти были вынуждены ходить к выгребной яме.

Яма было просто феерическая.

Это была инфернального вида дыра в земле. По форме своей она была круглой и напоминала ни то воронку от бомбы, ни то лунный кратер. Диаметр её был равен семи метрам, а глубина – пяти.

На три метра своей глубины яма была заполнена грунтовыми и дождевыми водами, человеческим навозом, различными нечистотами и мусором.

Думаю, вы догадываетесь, какой от всего этого хозяйства шёл смрад.

Поскольку же Тоня этот вонизмтерпеть не хотела, – она велела по периметру ямы высадить плотной стеной высокие туи и можжевеловые кусты. В результате этого, как вы понимаете, подойти к яме было весьма затруднительно.

Теперь главный вопрос: как выгребной ямой пользовались? Ответ очень прост. Сперва надо было подойти к яме. Затем следовало отыскать среди туй небольшой проход, через который средний человек мог бы протиснуться. После, собственно, через этот самый лаз проникнуть к яме. Деревья, однако, стояли к вонючему озеру столь близко, что вы никак не смогли бы сесть на край ямы для отправления естественных надобностей. Поэтому теперь необходимо было встать на тоненькую досточку, перекинутую на другой берег зловонного водоема. По этому мосту требовалось пройти несколько метров. Тогда вы оказывались над самым центром ямы, в двух метрах от поверхности её содержимого. Теперь необходимо было расстегнуть и спустить штаны, аккуратно присесть на корточки, справить естественную нужду, после чего снова подняться самому, поднять и заново застегнуть штаны. Затем оставалось лишь пройти по тонкой доске обратно к туям и покинуть уже наконец это странное место.

Всё это, как вы понимаете, не очень-то просто.

Поэтому, собственно, на даче постоянно происходили ситуации примерно такого содержания. Какой-нибудь раб шестой категории вздумал посреди ночи сходить в сортир. Ну, отправился к яме. Шёл наш уже себе по досточке в туалет – и тут столкнулся с другим рабом, который по той же самой досточка шёл из туалета. Оба, естественно, падают с двухметровой высоты в яму.

Освещения-то возле ямы никакого отродясь не бывало. Ночью там как бочке темно было. А берега-то у ямы были высокие (два метра, как я уже говорил), отвесные, градусов под девяносто, и, что самое печальное, очень и очень скользкие. А жижа внутри ямы густая была. Особо не поплаваешь. Выпрыгнуть тоже едва ли получится.

Словом, выбраться из ямы без посторонней помощи было практически невозможно.

Да и докричаться до кого-то нелегко: вокруг вон живая изгородь в несколько метров.

Случались поэтому и такие истории. Один раб пошёл посреди ночи нужду справить. Сел уже, значит, на досточку, – и тут из глубины ямы как выпрыгнет кто-то да как схватит его за штаны. Тот, что сидел, разумеется, перепугался до смерти да в яму чертанулся. А пока летел – ещё успел тому, кто хватал, на голову кишечник свой опорожнить. Так эти товарищи вдвоём до утра в яме и плавали.

Чаще, впрочем, случалось так, что кто-то уже свалившийся в яму вдруг начинал слышать, как некто другой уже идёт по тонкому мостику, – и начинал что есть мочи орать. От жуткого, разрывающего кромешную темноту крика шедший по досточкепугался, терял равновесие и падал в яму.

Ещё чаще стучалось так, что кто-то просто делал в темноте неверный шаг – и оказывался вынужденным до самого ветра купаться в зловонной жиже.

Хотя почему обязательно в темноте?

Случаи последнего рода и днём регулярно случались.