Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Чаще всего такие репортажи заканчивались смачными рассказами про то, как репортёр был избит до полусмерти за провокационное поведение.

Вот, помню, весной семнадцатого на проходившие тогда навальновскиемитинги послали одного нашего репортера. Так он там сначала запустил пивной бутылкой в толпу полицаев, а потом передрался с митингующими. В результате был избит и теми, и другими. Едва в живых парень остался.

Зато материал потом написал очень хороший.

Потом следовали интервью. Чаще всего это были записанные разговоры репортера с какими-то особо заслуженными трушниками. Обычно – его ближайшими друзьями. Трушники, естественно, в таких интервью беззастенчиво пиарили самих себя.

Впрочем, бывало, что нашим удавалось опросить кого-то и впрямь интересного: привокзального бомжа, работающего по поддельному диплому сельского учителя, занимающегося к тому же ростовщичеством, напрочь спившегося и потерявшего человеческий облик бывшего полицая, разорившегося в девяносто восьмом бывшего нового русского, мирно теперь торгующего газетами возле метро. Ну, или ещё кого-нибудь в том же духе.

Кстати, многие из этих людей сделались в итоге большими друзьями нашей школы. О некоторых из них я вам, наверное, ещё расскажу в своих следующих книгах.

Затем следовали письма читателей. Вот это была умора!

Чаще всего читатели в своих письмах рассказывали о тех удивительных событиях, которые приключились с ними недавно под пьяную лавочку. Ну, и не только под пьяную.

Дальше обычно следовали всякие там рецепты и полезные советы вроде тех, что можно почерпнуть из «Поваренной книги анархиста» или «Азбуки домашнего терроризма».

В конце номера обычно размешалась колонка юмора. Юмор там обычно был ниже плинтуса. В основном там печатались всякие пошлые анекдоты в духе Петросяна. Один из них приведу ниже. Просто чтоб вы представить могли, какого уровня там был юмор.

– Какой твой любимый фрукт?

– Мандирин!

– А почему именно мандарин?

– А потому, что манда!

И вот почти все анекдоты, которые там размещались, – были именно что такого уровня. Словом, вы меня поняли.

Сам Артамонов так всем и говорил: «Наш журнал – это порнография, конспирология и ультраправая политика!».

И он отнюдь не кривил душой.

Должен отметить, что описанная выше структура весьма примерна. Многие номера журнала под неё никаким боком не попадали. Бывали там и совершенно выбивающиеся из приведённой выше схемы материалы. Довольно часто, впрочем, описанная структура в общих чертах соблюдалась. Но именно что в общих чертах.

Так, с этим покончили.

Переходим теперь к следующей главе. Глава третья. Искушение политикой.

Так, про рабство я вам более-менее основные вещи передал. Теперь можно и о политоте поговорить. Тем более, что уж чего-чего, а политоте в нашей школе было хоть отбавляй!.. Впрочем, нет. Отбавлять здесь не надо. Всё и так неплохо. Да, это уж точно. Неплохо.

Впрочем, эта глава будет не только о политоте, хотя и о ней в первую очередь. Она скорее посвящена царившему в нашей школу Zeitgeist'у. А он у нас был очень специфический. Да, это был настоящий реакционный дух! Мракобесный и обскурантский. Словом, именно такой, как у нас любят.

Да, это глава о нашей школьной культуре, de consuetudinis et moribus nostris, так сказать.

Итак, приступим.

Как вы уже, наверное, поняли, нравы у нас были не вот тебе какие обыкновенные. Да, были они совсем не обыкновенные, а прямо скажем – наоборот. Ну, для российского общества уж во всяком случае точно.

И вот именно поэтому, наверное, я и не знаю толком, – с чего лучше начать. Поэтому начну с анекдота.

Да, это анекдот. Но это правдивый анекдот. Я сам стал свидетелем описанной ниже сцены.

Перемена. Разговаривают в коридоре, прислонившись к стенке, двое друзей. Обсуждают себе какого-то шкета.

– Да я тебе говорю: он настоящий выродок! – восклицает один.

– Неправда, я тебе говорю, – блядь он, понял?! Блядина! – перечит ему другой.

Так он спорили себе, спорили, как вдруг к ним подошёл тот самый человек, которого они так бурно обсуждали перед тем. И вот один из этих шкетов, – тот самый, что доказывал лупанарический характер этого их общего знакомого, – вдруг поворачивается к нему и прямо в лоб его спрашивает: «Вот скажи: ты блядь или выродок?!».

И будь это какая-нибудь простая, совершенно обыкновенная школа, – сейчас начался бы мордобой. Но это же был великий «Протон»!

Поэтому тот самый общий знакомый этих двух шкетов почесал затылок, а потом и говорит: «Да что вы, братцы! Какая я блядь?! Выродок чистой воды!».

Понять это без знания специальных терминов невозможно. Дело в том, что у нас в школе выродками называли тех, кто родился не на Филях, а где-нибудь в другом месте. Блядями же называли тех, кто как раз родился на Филях. При этом, разумеется, считалось, что родившиеся на Филях определённо лучше тех, кто родился где-нибудь в Калуге.

И да, помимо этого у нас блядяминазывали девушек. Но не в всех, а только добрых и хороших. Собственно, у нас это был комплимент. Если девке говорили, что она блядь, – то это значило, что она интересная и крутая.

Помню, ещё когда я учился в шестом классе, – мне довелось стать свидетелем одной очень интересной сцены.

Перемена. Идёт по коридору старшеклассница. Навстречу ей ещё две. Она так поднимает ручку, машет им и кричит на весь коридор: «Здорово, манды!». А те ей в свою очередь отвечают почти синхронно: «Привет, блядь!».

Вот так у нас в школе и жили.

Впрочем, помимо специфического жаргона были у нас и другие хорошие традиции, о которых самое место рассказать здесь.

Да, если вы сейчас подумали о том, о чем я хочу вам рассказать, – тогда вы на правильном пути.

Итак, у нас было очень тесное и очень сплоченное внутришкольноесообщество.

Так, у нас было принято ходить в гости.

Хотя нет. Просто ходить в гости и пить чаек где-нибудь на кухне – это не про нас. В нашей школе каждый носил с собой не только ключи от своей собственной квартиры, но также и ключи от квартир своих друзей. Да, именно так. Считалось, что ежели вы с кем-то друзья, то должны иметь ключи от квартир друг друга. И никого это, надо сказать, нисколечко не смущало. Таков был заведённый порядок вещей. У нас многие полагали, что иначе и быть не может.

Вот, помню, Миша Стефанко мне рассказывал, что часто бывало у него в жизни так. Приходит он, значит, к себе домой, а там уже сидит на кухне возле открытого холодильника Денис Кутузов. Сидит себе – и пирует за счёт друга. И ничего такого уж особенного Стефик в этом не видел. Ну, жрёт и жрёт. Пусть себе жрёт, сволочь, сколько влезет. Он ведь друг всё-таки...

И это было абсолютно здравое рассуждение. Миша ведь сам частенько припирался к Денису по тому же поводу. Пожрать задарма каждому охота. В нашей школе уж точно.