Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Я любил ходить по парку.
Даже после погрома, учинённого там Собяниным, гулять в этих местах после захода Солнца считалось небезопасным. И правильно считалось. В те годы там орудовал один маньяк. Его, в отличие от Пичужкина, так до сих пор и не поймали, но я этого мужика знал. Но о нём я вам ещё расскажу.
Да, ходить там было страшновато. Это мне и нравилось.
Я любил бояться, а фильмы ужасов никогда не любил. Не по вкусу мне был этот жалкий суррогат ужаса, сделанный где-то в Голливуде. Ему я предпочитаю натуральный ужас. От ужастика-то что? Побоялся чуток, побоялся да и успокоился.
А пережить такой можно лишь от прямого контакта со смертельной опасностью. Вот это другое дело.
Вот, помню, бабушка моя один раз при мне прямо такой ужас испытала.
На даче это было. День это был. Я её тогда потащил в дальнюю лесополосу, что на окраине посёлка была, лягушек наловить. Ну, пришли, понятное дело. В чащу углубляться стали. Лес там густой, поэтому темно даже днём и страшно. Змей полно, разумеется. У нас в Подмосковье их вообще много. И вот блуждаем мы там, блуждаем, лягушек ловим. Тут бабушка ко мне повернулась и говорит полным ужаса голосом: «Куда ты меня привёл?! Тут одни маньяки!».
Я рассмеялся, а ей было страшно до одури. Больше мы в ту лесополосу никогда не ходили.
Прекрасны были эти прогулки по жуткому ночному парку, во время которых неприятный липкий холодок бежал вниз по моему хребту.
Но вот мрачная чащоба осталась позади. Выйдя за парковые ворота, я шёл к ДК Горбунова.
Здание это невзрачное и совершенно не выделяющееся на фоне других. Его легко можно проглядеть, даже несмотря на внушительные размеры.
Перед ДК располагался крохотный запущенный скверик. Он был совершенно в моём вкусе. Скамейки там были старые, убитые, фонарей никаких, трава в рост человека.
Кстати, до этого местечка разбойник Собянин пока не добрался. Yes!
Короче, я просто обожал гулять в том скверике.
По другую его сторону располагалась Новозаводская.
Там она, собственно, сужается и постепенно переходит в узкую дорожку между парком и заброшенными корпусами завода Хруничева. Там же ещё стоят домики для рабочих, построенные аж в 1923 году. Это кирпичные двухэтажные постройки, весьма неплохо отштукатуренные снаружи.
Нынче там профсоюзное управление заседает. Так во всяком случае гласит табличка на одном из домиков.
Но это всё слева от сквера. А направо от него стоят последние жилые дома на улице. Вдоль них тянется весьма живописная аллея.
Собственно, днём это аллея как аллея. Ничего выдающегося. Зато ночью…
Да, ночью она приобретает совершенно незабываемый вид.
Деревья там усажены плотно, а их куцые кроны нависают прямо над головами пешеходов. На всю аллею только два фонаря: один посередине и один у самого конца. Работают эти фонари весьма странно: они то загораются на какое-то очень короткое время (обычно от пары секунд до нескольких минут), то снова тухнут, чтобы через несколько минут вспыхнуть снова. Притом эти два фонаря никогда не горят одновременно. Один из них всегда не работает.
Атмосферу это всё, надо сказать, создаёт жуткую.
Вот, помню, иду я как-то раз по этой аллее.
Иду себе, значит, иду. Горит в это время тот фонарь, что в середине. Ну, я прям под этим фонарём останавливаюсь носок поправить.
Хромовые сапоги я тогда обувал на носки, а не на портянки, как положено. Носки в результате вечно сползали, и я до крови натирал себе пятки.Так вот.
Подтянул я, значит, носки да и собрался уже было идти дальше, а фонарь тут возьми да и погасни! Но нет худа без добра: этот погас, но дальний-то вспыхнул.
Посмотрел я вперёд да чуть в обморок от ужаса не свалился.
Стоит там кто-то под фонарём. Огромный такой, два метра с лишним. Но это вам не какой-нибудь там американский Слендермен. Этот был – косая сажень в плечах. Коренастый весь такой, но не толстый. В длинный плащ бежевый одет и шляпу. Шляпа на глаза надвинута, воротник поднят. Лица не разобрать. Стоит он, значит, на фонарь опершись. Боком ко мне стоит.
Я, значит, смотрю на него, смотрю, а он меня будто не видит. Так проходит минута, две… Колени у меня подгибаются и трясутся.
Вдруг этот гигант резко поворачивает свою огромную голову ко мне.
У меня, естественно, сердце в пятки ушло.
И тут дальний фонарь снова гаснет, а тот, под которым стою я, наоборот, зажигается.
Гиганта этого я, разумеется, теперь не вижу. Оно и понятно: он в темноте стоит. Зато он-то меня видит прекрасно.
В этот момент я услышал тяжёлые приближающиеся шаги и громкое прерывистое дыхание.
Тогда-то я и дал дёру. Не прошло и минуты, как я уже стоял у ДК Горбунова. Там я остановился перевести дух. Ну, отдышался чуть, отдышался, а потом приспичило мне вдруг обернуться. Посмотрел я, значит, в сторону сквера. Ничего не увидел, разумеется. Оно и понятно: темно там было, аки в бочке.
Шагов этих жутких я тоже не слышал.
Постоял так минуту, постоял… Решил уже было, что померещилось. Заново к скверику зашагал, а про себя ругаюсь: чего, мол, испугался-то, трус несчастный?
Подошёл уже вплотную к скверу, вот сейчас в кромешную темень шагну.
Тут по Новозаводской проехала машина. На мгновение свет фар залил улицу.
Крик застыл омерзительным комком у меня в горле.
На том конце сквера стоял, расставив ноги, этот самый гигант.
Пальто на нём, по всей видимости, уже не было. Казалось, он стоял голым.
Сначала он показался мне очень толстым, почти круглым. Овальным уж точно. Однако я очень быстро различил его стройную талию и широкие плечи. Округлым же он показался мне из-за поднимающихся со спины иголок. Он весь был покрыт иглами.
Чудовище смотрело прямо на меня. Едва вдалеке угас осветивший его на секунду свет фар, и скверик снова погрузился в темноту, как оттуда раздался жуткий утробный рёв: «Уви-и-иде-е-ел!».
Едва он затих, как я снова услыхал из темноты уже знакомые мне тяжелые шаги.
Я рванул с места что было мочи и бежал, бежал, бежал…
Я нёсся сквозь тёмную, совершенно свободную от фонарей часть парка, которой не коснулась ещё рука Собянина. Казалось, гигант дышит мне прямо в спину.
Ещё секунда – и он схватит меня.
Но не схватил. Я целым и невредимым выскочил на перекрёсток, а оттуда вернулся домой через улицу Барклая и Багратионовский проезд. Эти улицы были довольно оживлёнными. Тёмных и безлюдных переулков я избегал.
Вот такие у меня были трипы.