Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Прогульщики пережидали в туалете особо ненавидимые ими уроки. Больше половины из них спасалось в сортире от физкультуры.

Я могу понять этих людей.

Почти все, кто у нас прогуливал физкультуру, были учениками уже известного вам физрука Москоленко.

А он реально драл с нашего брата три шкуры!

Многие наши мальчишки выдержать такого не могли, а потому прятались от уроков физкультуры в туалете.

Обычно эти товарищи изнывали там от скуки. Чтобы хоть как-то развечть тоску, они постоянно болтали, иногда пробовали играть в карты и периодически лезли к пьяницам с навязчивыми просьбами угостить водкой.

Большая часть этих ребят надолго в сортире не задерживалась. Переждал ненавистный урок, – побежал себе дальше. Но некоторые торчали в сортире днями напролёт. Таких, правда, были единицы.

Были ещё болтуны. Эти просто любили заглянуть на переменке в весёлый тубзик. Узнать, какие дела нынче делаются. Посудачить о школьных новостях.

С первым же звонком на урок такие товарищи незамедлительно бросались вон из сортира и со всех ног мчались к себе в класс.

Что интересно, из всех, кто тусовался в наших школьных сортирах, самыми вредными учителя считали прогульщиков.

Да, именно прогульщиков!

Пьяниц, конечно, тоже не любили. Но не любили их вовсе не потому, что они напивались до скотского состояния. Пьянчуг недолюбливали за то, что они пропускали уроки.

На туалетные сборища фашистов и воров школьное начальство смотрело сквозь пальцы. Постоянные тусовки картёжников и наркоманов администрация не замечала в упор. На гомосеков всем вообще было наплевать.

И только с прогульщиками администрация реально боролась.

Боролась, конечно, довольно вяло, в основном руками дежурных.

Но ведь боролась же! Хоть как-то, но боролась!

Конечно, если совсем объективно говорить, то с пьяницами тоже вроде как борьба велась. Но это уже было совсем формально.

Наши учителя пьяниц всегда от простых прогульщиков отделяли. У нас считалось, что если школьник напился, то он вполне может пропустить урок.

Да, пьянство – это, безусловно, уважительная причина для прогула. Так, во всяком соучае, считала администрация нашей школы.

Но всё равно постоянные пропуски занятий даже в связи с уважительными причинами считались у нас нежелательными. Поэтому наши учителя регулярно советовали пьяницам не пить или хотя бы пить меньше.

В этом, собственно, и заключалась вся борьба с подростковым алкоголизмом.

Впрочем, если по вине наших алкашей случалось нечто уж совсем экстраординарное, – в рамках исключения их могли вызвать на воспитательную беседу.

Беседы эти проводила Нина Ивановна. Как они проходили, я вам уже ранее описывал. Повторяться не буду.

Но пьяниц на такие допросы третьей степени вызывали редко.

А вот обычные прогульщики из кабинета социального педагога не вылазили. Некоторых туда вызывали по три раза в неделю, хотя до полусмерти колотили не всегда.

А знаете, почему всё было именно так?

Я вам скажу, почему!

Наши учителя рассуждали так.

Если школьник любит Гитлера и ненавидит евреев, обносит чудие карманы, играет в карты на деньги, употребляет наркотики и занимается анальным сексом в школьном сортире, – то ничего страшного в этом нет.

Режим работы учебного заведения это всё вообще никак не нарушает. Следовательно, вреда от этого нет.

Ну, а раз вреда нет, так пусть себе развлекаются дети.

А если школьники прогуливают уроки, то что тогда?

Прогул – это, как известно, нарушение режима работы учебного заведения.

Следовательно, терпеть такое нельзя.

Пьяниц ещё можно пожалеть. У них уважительная причина для прогулов имеется.

А простые прогульщики что?

Они-то прогуливают просто из лености.

Следовательно, никаких оправданий у них быть не может. А значит, наказывать их надо, наказывать!

Всё, как вы видите, очень просто.

Однако вернёмся к делу.

Про то, какая публика собиралась в мужском туалете на втором этаже, я вам рассказал.

Мужской сортир на пятом этаже тоже, конечно, был местом примечательным. Там собирались наши школьные инкруаябли.

Однако же про этот сортир я вам расскажу когда-нибудь потом. Да и про самих инкруаяблей – тоже.

Что же касается женских туалетов, то про них я вам ничего поведать не могу. Не потому, конечно, что нельзя, а потому, что я про это дело ничего не знаю.

Так что придётся тебе, дорогой читатель, маленько подождать. А то когда ещё какая-нибудь протоновка напишет о своей школьной жизни и поведает в том числе и про те дела, которые творились и творятся в наших женских сортирах.

Это, вероятно, случится ещё очень нескоро. Так что запаситесь терпением.

А мы вернёмся к делу.

Короче, заглянул я тогда в сортир. Думал, там эти пидорасы трутся.

А вот нет же! Облом вышел!

Не было в туалете никаких пидорасов. И вообще там никого в тот момент не было.

Я расстроился. Пошёл обратно.

Иду я, значит, себе по коридору. Никого не трогаю.

И тут вижу: пять человек шеренгой выстроились возле стены. Стоят по стойке смирно.

Перед ними расхаживает туда-сюда Тоня. Сама она вся как бы наклонилась вперёд. Руки у неё за спиной. В аккуратный замок сложены. В правой руке зажата покрашенная в белый цвет металлическая труба. Выражение лица у неё при этом такое, что просто смотреть страшно: просто дьявол какой-то, ей-богу!

Ходит она туда-сюда перед строем. Походка у неё немного шаркающая, но ходит она быстро.

Так вот, ходит Боженко туда-сюда, и орёт что есть мочи на весь коридор:

«Запомните, сукины дети! Так, сами по себе вы просто куски дерьма.

Но если вы будете работать на меня день и ночь, рисковать ради меня жизнью, то вы станете кусками дерьма на палочке! А оттуда, глядишь, недалеко до того, что вы когда-нибудь станете леденцами!

Главное в жизни – работать!

Работать, как проститутка работает своей пиздой! А не чесать хуй, валяясь на диване.

Будете валяться на диване, – хуй отвалится! А потому – марш работать, ебаные мудаки!».

Я постарался как можно незаметней прошмыгнуть мимо, чтобы только Тоня не дай боже не обратила на меня внимания.

Дурак! Внимание бы она в любом случае на меня обратила. Такой уж я человек, что на меня вечно все обращают внимание. Особенно когда мне это совсем не нужно.

Когда я уже почти прошёл мимо, за моей спиной раздаося оглушительный свист. Я обернулся.

Тоня пристально смотрела на меня исподлобья. Правда, взгляд у неё был не насупленный, как обычно, а скорее заманчиво-многозначительный.