Теплые штаны для вашей мами (сборник)

Понимаете, «простой человек» в Израиле вряд ли упьется до потери нормального облика и в этом виде вряд ли станет гоняться с топором за любимой женой… К слову, вряд ли в пьяном виде он станет решать вопросы бытия и веры… Он действительно прост, брутален, практичен… Как правило, не подвержен депрессиям. Разительно отличается от привычного советскому человеку образа «еврейского интеллигента». Во всяком случае, мучительные размышления на тему «удобно-неудобно» по любому поводу ни на мгновение не омрачат его отличный аппетит. Да и прочие естественные надобности.

Картинка по теме:

Одна моя знакомая работает в Иерусалимском муниципалитете «измерителем площади». То есть обязана ходить по квартирам и проверять: не пристроил ли владелец незаконной кладовки или балкона… От того, что она напишет в служебном донесении, зависит сумма муниципального налога, который человек платит за метраж своего жилья. Поэтому владельцы квартир принимают ее уважительно.

И вот – разгар рабочего дня. Обходя подъезд типового дома, Сара поднимается на второй этаж и звонит в дверь очередной квартиры.

– Кто там? – доносится мужской голос откуда-то из комнат.

– Я из муниципалитета, – громко отвечает Сара.

– Чего тебе нужно?

– Измерить площадь помещения.

– Ну, так входи и измеряй…

Она толкнула дверь и вошла – никого не видно. «Бывает», – подумала Сара. Может, человек в душе, в туалете… Приступила к своим обязанностям. Измерила площадь столовой, завернула в спальню и отшатнулась: там в полном разгаре упоенная сцена любви.

Абсолютно шокированная, в полуобмороке Сара отвалила из этой страстной обители. Однако… дело-то надо делать. Не приходить же завтра специально еще раз обмерять площадь этих маньяков!

Под стоны и вздохи она замерила ванную, туалет… и ушла. Направилась дальше по соседним квартирам, провозилась в этом доме, как обычно, часа полтора… Измерив последнюю квартиру, вышла из подъезда, семенит по двору… На балконе второго этажа той самой квартиры сидит мужик в трусах, лузгает семечки.

Она подняла голову и говорит:

– Слушай, я у тебя спальню так и не измерила. Можно я зайду, померяю?

– А… – говорит он приветливо, – это ты приходила?

– Я, – понурив голову, отвечает Сара, готовая провалиться сквозь землю.

– Так почему ж ты не замерила спальню? – искренне удивился он, поплевывая вниз шелухой.

– Всяко бывало, – рассказывает бедная Сара. – Куда только меня работа не заносит. Однажды я бордель измеряла. Пожилая бандерша, которая своих подопечных называла только «девочки», спокойно регулировала мою работу:

– Теперь туда иди, – говорила она, кивая на дверь комнаты. – Нет, не туда! Там девочка в процессе…

А я слушала Сару и дико завидовала – вот как человеку везет, и все без пользы! Я-то вряд ли в борделе окажусь… а какая дивная ситуация, какие возможности для писателя!

– Неужели Вы могли бы невозмутимо измерять квадратуру спальни, в то время как?..

– О, конечно же, конечно! Вспомните, как Бабель просил у знакомых женщин их сумочки – порыться в содержимом. Ему было важно и интересно – что носят с собой дамы в сумочках.

Понимаете, важно принять весь этот огромный мир, быть с ним в ладу, изнемогать от любопытства, любоваться его малейшей черточкой; рассматривать любую ситуацию так, словно ты ее и придумал.

Главное же – чувствовать себя наравне с этим миром и не бояться оказаться в смешном положении. Мы и так все ужасно смешные.

Мне один парень из Батуми – очень талантливый композитор – рассказывал, как много лет назад впервые приехал из провинциального Батуми в столичный Тбилиси. Попал в тамошние интеллектуальные круги и страшно испугался, заробел, поник. Отовсюду слышал: Пикассо, Дали, импрессионизм…

– Слушай, – говорит, – я заперся дома и два месяца все эти слова зубрил. Стыдно, да? Потом долго еще в разных компаниях посреди разговора вдруг как закричу: «А дадаизм?!»

Люди пугались, умолкали, смотрели на меня, как на чокнутого: что – «дадаизм»? к чему – «дадаизм»? при чем – «дадаизм»?

Когда попадаю в какую-нибудь забавную «непонятку», я одновременно становлюсь и действующим лицом, и словно бы вверх взмываю, и наблюдаю оттуда с улыбкой за всеми этими куклами – в том числе и за собой, – мысленно приговаривая:

«Всех вас я создала…»

Глава шестая «Папа не для того повесился…»

Детей нет, есть люди.

Януш Корчак

– Мне бы хотелось задать Вам несколько «детских» вопросов, да вот думаю – как плавно перейти от ненормативной лексики к розовому детству.

– Бросьте: во-первых, ни розовым, ни голубым детство не бывает. Это очень сложный, подчас мучительный период жизни человека, знакомство вновь явленной души со всем этим нелепым, странным и удивительным миром. Мы не можем полностью защитить ребенка от жизни, со всеми ее мифами, бомжами, ненормативной лексикой… Все очень близко одно к другому находится в этом мире, все тесно переплетено.

Да и вспомните: ведь существует целый пласт анекдотов, связывающих прекрасное детство с ужасной жизнью. Помните: «Папа не для того повесился, чтобы на нем раскачивались»?

Не говоря уже о том, что существуют и «псевдодетские» стишки-страшилки, вроде стихов Олега Григорьева. Есть и замечательные четверостишия Владимира Орлова, пародирующие пылкие пионерские речевки:

Под красным знаменем старикПо улице идет.Исаак не просто – большевик!Он просто идиот!

И его же:

Балконы обходите стороной,Чтоб сверху не тряхнули стариной…

– «Если бы только родители могли себе представить, как они надоедают своим детям». Это высказывание Бернарда Шоу, и, похоже, известный юморист в этом случае не шутил. Можете ли Вы отнести к себе это замечание?

– Лет сорок-пятьдесят назад могла бы подтвердить эти слова лично. Даже давала себе слово, что вот когда у меня будут дети… Сегодня это высказывание уже не кажется мне совершенно бесспорным. Сегодня я полагаю, что можно и послушать своих, битых судьбою стариков. Хотя бы чтоб уклониться от грабель – в ряде случаев. Но – увы! – «возвращается ветер на круги своя», «ничто не ново под луной»… – и с бессильной горечью наблюдаешь на любимом девичьем лбу своей дочери ту же шишку, что когда-то украшала и твой лоб… лет тридцать назад…

– А как Вы занимались воспитанием своих детей? Или они росли как придется?

– Мне ваш вопрос напомнил, как воспитывал своего внука наш друг, писатель Владимир Порудоминский. При помощи двух фраз: «Не скачи по дивану – он новый!» и «Не скачи по дивану, он старый!».

В доме у них, понимаете, стояли два дивана. Старый мог развалиться от дуновения губ, а новый, само собой, жалко было…

Я не уверена, что «воспитанием» можно вырастить личность. Иногда ведь, наоборот, личность вырастает вопреки какому-то давлению, растет наперекор – и вдруг диву даешься: ах, боже ты мой, а ведь это уже человек. Уже и поговорить можно.

– А Вы разве не беседовали со своими детьми в их детстве?

– Боюсь, что могу показаться монстром. Но, видите ли, «беседовать» у прозаика, в принципе, мало времени. Дети писательские – это правда – всегда несчастны, судьба у них такая. Писательскому ребенку в детстве говорят: «Я возьму тебя с собой, если всю дорогу ты будешь молчать» – не потому, что мама – сволочь, а потому, что не может она отвинтить себе голову и выбросить ее в окно.

А у моей подруги, известной поэтессы, – умная, сдержанная и воспитанная дочь. Когда мать спрашивают – как удалось ей воспитать такую замечательную дочь, она отвечает: «Попустительство, попустительство, попустительство…»