Тибет
Шрифт:
Может показаться странным сам факт мирного соседства буддийской святыни и базара – места не слишком привлекательного и далекого от духовности. Бесконечный поток верующих протекает мимо столь же бесконечного ряда ларьков. Отличить паломника от торговца или простого покупателя почти невозможно, хотя надобности в этом никто не испытывает, поскольку для жителей Тибета не существует такого понятия, как вера. Религия и обыденность для них неразделимы, поэтому представленные здесь товары одинаково важны для обеих (или единой) сторон жизни. Пожалуй, если спросить старика с четками в руках, верит ли он в Будду, тот не поймет суть вопроса. Помимо молитвенных барабанов, благовоний, божественных статуй и культовых рисунков
В старину на Палкхоре продавалось все, что создавала немудреная экономика Тибета, а производила она в основном предметы быта. Исключением служили отпечатанные с досок монастырские книги, оружие и украшения. Большим спросом пользовались серебряные ожерелья из Шигатзе, яркие, прочные ковры из Гьянтзе, кинжалы в узорчатых ножнах работы оружейников Дэгэ. На рынках Лхасы можно было приобрести главное богатство края – скатанное в большие круги топленое ячье масло. Его запасы в кладовых определяли благосостояние простого тибетца, поэтому в народе жир ценился дороже золота.
Движение по священным кругам означало молитву лишь в случае, если правое плечо паломника было обращено к святыне. Хождение по воображаемой траектории солнца олицетворяло круговорот времени, что, в свою очередь, отражало связь прошлого, настоящего и будущего. В Тибете вечное вращение колеса жизни символизировал и другой, столь знакомый европейцам знак – свастика. Считая себя потомками ариев, фашисты сделали своей эмблемой знак обратного движения, заимствованный из древней тибетской религии бон.
Паломник с вертушкой
Помимо вертушек и кругового шествия, религиозный экстаз выражался простой, но крайне неудобной формой передвижения: воздевая руки над головой, человек сводил их на груди, опускался на колени, падал на землю, приподнимался, продвигаясь до места, где легли кончики пальцев, и вновь падал ниц. Для того чтобы проползти в молитве улицу Лингкор, требовалось около 5 тысяч таких движений. От неминуемых ран кожу спасали шерстяные наколенники и чехлы на руках, отдаленно напоминавшие варежки. Особо фанатичные буддисты не ограничивались кругами Лхасы, приползая в священный город из отдаленных районов Тибета, Непала, Бутана и даже из Монголии. Своей наружностью и характером тибетцы напоминают исконных обитателей американских прерий: резко очерченные лица, прямые черные волосы, горделивая осанка, настороженность, вызванная постоянной готовностью к схватке с врагом. Типично тибетское лицо похоже на рельеф из слоновой кости; пронизывающий взгляд маленьких глаз дополняется волевыми складками у рта и подбородка.
Национальная одежда тибетцев называется «чуба», но, в отличие от привычной шубы, шьется из различных материалов – овчины, сукна, шелка или домотканого полотна. Раньше представители степных районов предпочитали мотыге оружие, а добротной одежде – украшения; золотые либо медные перстни, серьги, браслеты носили и женщины, и мужчины. Просторный, теплый халат бедняка имел единый размер, поэтому годился для человека любого возраста и комплекции. Перехваченный в поясе ремешком, он едва достигал колен, исполняя роль одежды и сумки. В карман, образованный напуском над талией, можно было складывать необходимые в течение дня вещи, например деньги, огниво, персональную миску, четки, кинжал.
Крестьянин из Северо-Восточного Тибета
Благодаря особенностям местного климата у жителей Тибета выработалась привычка носить чубу со спущенными рукавами. Как только пригревало солнце, работающий мужчина освобождал от одежды одну руку; к полудню становилось еще жарче, и
на поясе повисал второй пустой рукав. Стоило только подуть ветру или набежать тучам, рукава возвращались в исходное положение. Таким образом, весь гардероб горца в буквальном смысле находился под руками. Собираясь на рынок, скотоводы надевали вместо обычных шапок связки лисьих шкур. Обладатель такого убора легко рассчитывался за покупки, ведь вместо денег он мог предложить торговцу мех.Тангутские шляпы из кошмы
Тибетские женщины до сих пор хранят верность старинным платьям с вышивкой красного, зеленого и желтого цветов. Постоянным атрибутом как будничной, так и выходной одежды остается передник с яркими горизонтальными полосами. До недавнего времени украшения в левом ухе служили символом положения в обществе. Супруги высших чиновников носили серьги длиной до 15 см. Замужние женщины покрывали голову деревянными формами, пропуская через них волосы на собственный вкус. Покрытый лаком, тонкой резьбой, инкрустированный драгоценными камнями, такой убор весил несколько килограммов и представлял собой настоящее произведение искусства.
Мужчины заплетали волосы в косу, которой в идеале требовалось быть длинной, толстой, прямой, хорошо умащенной. После укладки мужские, как и женские прически тщательно промасливались и твердели, становясь похожими на задубевшую шкуру яка. В особых случаях женщины сплетали из своих волос 108 тонких косичек, своеобразно воплощая священное число. Каждую косу полагалось украсить серебряной монеткой, а за неимением денег – блестящей раковиной. Сложная прическа полностью закрывала спину и выглядела как кольчуга, выделяя хозяйку не только эффектным видом, но и звуком: монеты звенели при ходьбе, как колокольчики.
Прическа с деревянной формой
Тибет является одним из немногих мест на земле, где сохранилась традиция полигамии, причем относящаяся и к многоженству, и к многомужеству. Отвергнутый цивилизованным обществом, здесь этот обычай оправдывался нищетой населения. Для большинства тибетских семей групповой брак был и остается лучшим способом удержать под родительским кровом всех сыновей, следовательно, заплатить лишь один калым, избежав раздела семейного добра. Официально женился только старший брат, наследник родового имущества, дома, пастбища. Вскоре после свадьбы невестка делила ложе со свекром, а затем к браку присоединялись младшие сыновья. Вопрос об отцовстве никогда не поднимался: общая жена становилась матерью детей, которые относились к семье, а не к ее представителям. При всей спорности самого явления, тибетская полигамия имеет немало положительных сторон. Одна из них выражается в равноправии полов, уважительном отношении к женщине, что на Востоке бывает крайне редко.
Женские украшения для волос. Рисунок А. В. Потаниной
Если у зажиточного тибетца подрастало несколько дочерей, он мог усыновить юношу в качестве супруга для всех дочерей. Новый член рода считался сыном, братом, мужем, но только не отцом собственных детей, потому что по традиции у них была только мать – старшая дочь, для которой и выбирался супруг. Вступившая в брак вдова сначала на время, а затем и навсегда уступала собственного мужа взрослым дочерям. Однако, оставаясь хозяйкой дома, она сохраняла право называться матерью всех детей.
Укоренившиеся в Тибете полигамия и безбрачие лам повлекли за собой избыток женщин. Нехватка мужчин вызывала конкуренцию среди девушек, одновременно формируя в обществе лояльность по отношению к добрачным связям. В случае беременности незамужней тибетки отец будущего ребенка трудился на благо ее семьи в течение месяца. Через две недели после родов временного зятя благодарили и... показывали на дверь. Тот уходил, зная, что больше никогда не увидит ребенка, которого причисляли к семье девушки как сына ее матери.