Тибет

Тангутка из провинции Амдо. Рисунок А. В. Потаниной

Еще со времен Марко Поло молодые тибетки носили украшения из нанизанных на ремешок серебряных денег. Знаменитый путешественник назвал такие ожерелья своеобразным языком любви. Каждый знак внимания со стороны мужчины добавлял в них по монетке.

Многорядное монисто означало, что девушка хороша, пользуется успехом у противоположного пола и ее можно сватать. Юным, невзрачным, неумелым либо капризным особам приходилось рекомендовать себя редким ожерельем. Особенно ценилась связь с чужеземцем, которую тибетки отмечали коралловым шариком.

Впервые оказавшись в Лхасе, иностранец мог огорчиться, увидев, что человек, с которым он так приятно общался накануне, при новой встрече показывал язык. По незнанию обычное проявление вежливости принималось за хулиганство, а ведь именно так приветствовали друг друга воспитанные тибетцы. Хорошие манеры давались нелегко: в богатых семьях детям приходилось терпеть жесткое, граничащее с жестокостью отношение со стороны домочадцев. Тибетские аристократы придерживались мнения, что простолюдин хотя бы в юные годы имеет право на снисходительность и доброту окружающих, поскольку в будущем его ожидает нелегкая жизнь. Отпрыск знатного рода, наоборот, в дальнейшем будет пользоваться всеми благами, поэтому должен воспитываться в суровых условиях.

Такие явления, как брань наставников, постоянные окрики, холодность отца и матери, недоедание, применение палки и плетки вполне соответствовали высокому положению ребенка. Ему полагалось испытать трудности в детстве затем, чтобы научиться понимать бедняков и в дальнейшем проявлять участие к их нуждам. Такие методы воспитания относились не к религии, а к семейной политике. Излишняя жесткость нередко приводила к смерти детей со слабым здоровьем, зато выжившие отличались физической силой и легко преодолевали душевные невзгоды.

Слабым трудно существовать даже в современном Тибете. Суровый климат не оставляет шанса людям, страдающим врожденными недугами, ибо они требуют внимания и потому осложняют жизнь другим. Только отсюда исходит излишняя строгость в воспитании, для которой не имеется иных причин, кроме заботы о человеке. Набожные пастухи из высокогорных районов купали младенцев в ледяных ручьях отнюдь не в религиозных целях. Осуществляя этот варварский акт, семья выясняла, готов ли ребенок к испытаниям, имеет ли право на жизнь в суровом климате, в отсутствии медицинской помощи. Небольшая процессия направлялась к источнику, протекавшему среди льдов на высоте около 6000 м. Хозяйка дома держала на руках дрожащее тельце, тогда как остальные члены семейства раздевали ребенка. Женщина опускала его в воду, погружая по шею, а затем ждала, пока он посинеет и перестанет плакать. Полумертвого малыша вытаскивали, растирали и одевали. После этого оставалось надеяться на волю Всевышнего. Смерть означала слабость, избавление от несчастий, которые в скором времени ожидали и здоровых детей.

Монгольский храм, постоен по образцу богатого тибетского жилища

Представители имущих классов садились на лошадь раньше, чем начинали ходить. В стране, где не знали экипажей и все передвижения совершали пешком или верхом на лошади, плохим наездникам приходилось туго. Дети аристократов садились в узкие деревянные седла раньше, чем начинали ходить. Уроки верховой езды устраивались ежедневно. Пятилетние малыши могли поражать движущиеся мишени из винтовок и луков на скаку, стоя на седлах. Даже сегодня нередки картины, когда юные наездники шумными отрядами скачут по долине, лихо прыгая с одной лошади на другую. Тибетцы не любят ездить рысью: местные кони отличаются малым ростом, и всадники опасаются выглядеть смешными. Более привычная иноходь обеспечивает нужную скорость, а бешеный галоп полезен во время обучения.

В старину наследники аристократа занимались вместе с детьми слуг в специальной классной комнате. Обязательный курс включал в себя изучение языков, светских дисциплин, штудирование религиозных текстов. Священные письмена осваивались в качестве законов, причем подолгу и постоянно, потому что напечатанные, записанные от руки и в виде рисунков, они были развешаны на всех стенах класса. Являясь больше, чем просто школьным предметом, тибетские законы формировали сознание будущего гражданина, патриота и просто доброго человека. Согласно древним правилам, тибетцам предписывалось «отвечать добром на добро, не нападать на мирных путников, читать и понимать священные трактаты, помогать ближним и незнакомцам, вовремя платить долги». От богатых закон требовал не только снисхождения к бедным, а осознания их себе равными. От бедных не требовалось ничего, хотя утешение в случае надобности было гарантировано.

Потеряв независимость, жители Тибета начали изучать китайский язык. Лхасская знать, кроме того, использовала два вида местной речи: разговорную и высокого стиля. Первая употреблялась в народе, а аристократу подходила для разговоров с домашними и людьми рангом ниже. Высокопарный слог был обязателен в общении с человеком равным либо стоящим выше на иерархической лестнице. По негласному правилу в высоком стиле следовало обращаться даже к животным более знатного господина. Например, слуга, подносивший корм хозяйскому коню, говорил примерно следующее: «Не соизволит ли досточтимая лошадь отведать овса?». Со стороны все это могло показаться игрой, но местные жители относились к этикету серьезно, как, впрочем, и к самой игре, которую не считали простой забавой. Если для взрослых она была полезным времяпровождением, то для детей – лучшим способом приспособиться к суровым условиям Тибета, в частности к резким перепадам температур. Любители ходьбы на ходулях учились держать равновесие. Стрельба из лука, особенно на скаку, формировала меткость и укрепляла руки. Прыжки с 5-метровым шестом предотвращали вялость ног, слабевших от долгого пребывания в седле. Овладев в совершенстве этим искусством, подросший ребенок легко преодолевал такие преграды, как горный ручей и расселина в скалах. Девушки и молодые женщины играли в волан, представлявший собой окаймленный перьями кусок дерева. По нему разрешалось бить только ногами. Соперницы немного поднимали юбки и с силой ударяли по волану, стараясь держать его в воздухе как можно дольше (иногда до 10 минут), прежде чем направить в сторону партнерши.

Среди большого разнообразия игр самой любимой забавой тибетцев был запуск змеев. К сегодняшнему дню он стал национальным видом спорта, чем, собственно, и являлся изначально. Массовый запуск змеев начинался по разрешению властей, обычно в засушливом сентябре. Все знали, что концентрация даже самых легких летательных аппаратов в облачном небе может вызвать гнев бога дождя. В горах этому способствовали громкие звуки, поэтому люди старались не кричать, если видели, как со стороны Индии прибывают тучи – главная причина тропических ливней. В первое утро осени одинокий змей зависал над Поталой, а через несколько минут к нему присоединялись другие, всевозможных форм, размеров и окраски, которые постепенно разлетались над небом Лхасы.

Выписывая виражи, попрыгивая и раскачиваясь на ветру, воздушные чудовища объединялись в группы и разыгрывали битвы, стремясь свалить на землю противников. Ночью глаза драконов загорались красным светом, исходившим от небольших масляных ламп. Кроме того, участники ночной битвы стонали и ревели, как живые: в туловище змея вкладывались раковины, размещенные таким образом, чтобы воздух, проходя через них, издавал звуки различной тональности. Много терял тот, кто не видел этого феерического зрелища, но еще больше страдали те, кто наблюдал его впервые. Можно представить себе ужас крестьян-погонщиков, прибывших с караванами из дальних стран. Просыпаясь среди ночи от страшных воплей, они выглядывали в окно и видели изрыгающих огонь чудищ; казалось, сами боги сошлись на поединок, грозя в пылу битвы уничтожить не только друг друга, но и весь город вместе с испуганными, ни в чем не повинными торговцами.

Осенью в тибетских домах чаще, чем в другие сезоны, устраивались пиры. Роскошное застолье с десятками, а порой и сотнями гостей начиналось с приглашения. Его писали на толстых, больших (30 х 60 см) листах бумаги от лица хозяина, хозяйки и виновника торжества; каждый из перечисленных скреплял послание личной печатью. Размноженный по числу приглашенных, упакованный в конверт с изображением фамильного герба, закрепленный на длинном жезле, документ переходил в руки гонцов. Посланцы садились на чистокровных скакунов и отправлялись в путь, размахивая палками, на которых, подобно знаменам, развевались дощечки с текстами молитв.

Замок тибетского князя

Перед отъездом всадники заучивали устный вариант приглашения, где давалась иная, на сей раз правильная, информация. Обычай давать ложные сведения в письме возник давно и был надежной защитой от разбойников. Напав на роскошную кавалькаду, бандиты, безусловно, прочитывали документ и могли напасть на дом, в тот момент полный еды. Для предотвращения злодейства хозяин искажал в письме свое имя, неверно указывал адрес, дату, тогда как точную информацию будущий гость получал из уст гонца. В отдаленных районах Тибета этот обычай сохранился до нашего времени.