Тихий дом

Следующий мазок, как на картине импрессиониста Клода Моне, напомнил первое купание в море. У нас не было дачи, бабушка весь год откладывала рублики, трешки, пятерки, чтобы выехать нам на поезде на юг. Бабушка в дороге заводила знакомства, и пока женщины уютно сплетничали, я играл с детьми, мы выходили на каждой станции, взрослые иногда покупали яблоки, клубнику, малину, пирожки. Я во все глаза рассматривал незнакомых людей, новые города и поселки, вслушивался в не такой как у нас говор, принюхивался к непривычным запахам - и всегда удивлялся тому, как по-разному живут люди в нашей огромной стране. И вот мы на море, положили вещи в только что снятую комнату, взяли с собой сумку с полотенцами и циновкой, что обычно висела у нас на южном окне кухни, заслоняя от солнца. По кривым переулкам спустились к бирюзовой волне, я мигом разделся и вошел в воду. Меня покачало на волнах, я закрыл глаза и присел, пенистый гребень волны прошелся по голове, я открыл глаза и увидел мутноватую бело-голубую взвесь, в которой просматривались силуэты человеческих тел, прыгающих, зависающих над каменистым дном, я приблизил лицо ко дну и рассмотрел среди камней крошечного крабика и зеленую рыбку, бесстрашно дефилирующих между ног отдыхающих. Пока хватило воздуху, я наблюдал за подводным миром и самое веселое, что увидел - косые солнечные лучи, пронзавшие толщу воды, будто длинными руками ласкающие донные камни. За мое несанкционированное долгое погружение я от бабушки получил нагоняй, оказывается, она потеряла меня из виду и подумала, что я утонул. Мне стало смешно: как можно умереть среди такой красотищи, это было бы самой большой глупостью в жизни! За это заявление я получил еще один нагоняй и пообещал больше не волновать бабушку. Она сразу смягчилась и сама вошла в воду и принялась нырять на глубину. Теперь уже и мне пришлось поволноваться... Бабушка вышла из воды помолодевшая, с горящими глазами, она немного задыхалась, но улыбалась, как на праздник. На нас пахнул дымок, метрах в тридцати мы увидели мангал и мужчину, размахивающего картонкой над огнем, к нему выстроилась очередь, бабушка только кивнула, как я выскочил на асфальт набережной и встал в конец очереди. Бабушка не спеша собрала наши вещи и подошла ко мне с шортами и майкой в руках, я мигом оделся и продолжил наблюдать за мангальщиком. А тот, шумный, потный, черноглазый, уже раздавал порции шашлыка в картонные тарелки, обрызгивая мясо томатным соусом, покрывая кулинарную композицию салатом из болгарского перца и красного лука. Пока мы дождались своей очереди, я сильно проголодался, поэтому когда перед моим носом появилась горка душистого мяса, протянутая лично мне веселым мангальщиком: "Кюшай на здоровья!", я вцепился зубами в мясо и, обжигаясь, замолотил челюстями. Мясо было непрожаренным, с жесткими жилами, обугленное, сильно перченое и кислое от обильного полива уксусом, но тогда мне показалось, что ничего более вкусного я в своей жизни еще не едал. Бабушка меня, как слепого, отвела обратно на пляж, мы присели на свободный топчан и последние кусочки шашлыка я уже доедал, глядя на заход солнца. В завершение трапезы, я выпил полбутылки воды из нашей сумки и, сыто рыгнув, поблагодарил бабушку за своеобразный ужин на природе и только тогда понял, что шашлык ел в одиночестве, а бабушка "ограничилась грушей, купленной в дороге". Мне стало стыдно, а бабушка меня принялась успокаивать: "В мои годы есть мясо на ночь опасно, особенно приготовленное столь варварским способом!" Потом до самой темноты мы бродили по набережной, подглядывали за пирующими в ресторанах, рассматривали театральные и концертные афиши, нашли парк, но туда не пошли: детей после 18-00 не пускали. И опять, как тогда на прогулке в детском саду - теплый покой и мерный плеск воды дарили ощущение повсюду разлитого волшебства, а томные сладкие ароматы цветов и духов, огни ресторанов, кораблей на рейде, звезды на небе и потоки улыбчивых отдыхающих, обтекающих нас, создавали Хэмингуэевский "праздник который всегда с тобой". И снова - насыщенные солнцем и морем сны, впечатления и воспоминания на весь год, особенно приятные среди осенней стужи и в зимние вечера.

А вот и следующий мазок на полотне счастья. Первая исповедь в сельской церкви у старца Василия, первое Причастие, нежданные слезы, которых вовсе не стыдился, потому, наверное, что меня переполняло сияющее тепло. А еще меня там непрестанно окружали добрые люди, которым я, в общем-то незнакомый мальчик, сразу стал родным и любимым. А уж Света!.. Эта девочка, вполне оправдавшая своё имя святое, проявила ко мне, не девчоночью, а поистине, материнскую заботу. Потом была вышка среди поля, мы взобрались на самый верх, и я увидел оттуда проявление чуда: над нами светило солнце, а по всему горизонту чернели тучи, которые били по земле чудовищными изломами молний. "Это батюшка вам солнышко намолил!" А потом последовало и вовсе заурядное событие, но оно меня впечатлило не меньше других. Мы со Светой возвращались домой, из-за горизонта появилась дощатая летняя столовая для механизаторов, от которой пахнуло вкусным запахом домашней еды. Я вдруг почувствовал острый приступ голода, в животе забурчало, я слегка застонал, чтобы заглушить столь явные проявления обжорства. Света взяла меня за руку и привела в столовую, посадила за стол, накрытый белой скатертью. Я тогда еще удивился, как им удается содержать в такой чистоте и белизне этот объект общепита, если здесь питаются чумазые, перепачканные солидолом и мазутом трактористы. Я оглянулся, нашел глазами умывальник и тщательно с мылом помыл руки и всполоснул лицо. Запах наваристого супа вскружил мне голову, я глотал слюнки и чувствовал себя непроходимым обжорой. В это время Света уже загрузила поднос тарелками и легко несла к нашему столу. Из раздаточного окна улыбались круглолицые женщины и вполголоса повторяли: "На здоровьице, детки, на доброе здоровьице, приятного аппетита!" Света, пока несла поднос, успела шепотом прочесть "Отче наш", поставила тарелки на стол и легко, виртуозно, как дирижер, перекрестила еду. Я залил в себя первые две ложки горохового супа с телятиной, проглотил и густо выдохнул:

– Это самое вкусное, что я ел в своей жизни!

– Правда!
– обрадовалась Света, оглянулась на поварих и сказала: - А нашему гостю ваш суп очень понравился!
– Оттуда донесся до нас прежний речитатив, только на более восторженных тонах. Потом девочка шепнула мне: - Они очень переживали, что тебе не угодят. Ты у нас дорогой гость из города, привык к столичным разносолам, а у нас тут все по-простому, по-домашнему, зато сытно и все своё, без химии.

– Здесь очень хорошо и уютно. И, знаешь, даже лучше, чем дома.

– Просто ты на свежем воздухе проголодался. Но я рада, что ты так сказал.

– Спасибо, Света, ты мне открыла какую-то новую жизнь. Она мне очень нравится.

– Во славу Божью, - прошептала она, часто заморгала, а ее подбородок легонько задрожал. Через много лет взрослая Света скажет о том своём состоянии души: "Как тебя увидела, так всё - пропала девка!" Я же, купался в солнечных волнах благодати и был просто абсолютно счастлив.

...И унесло меня! Почему бы и мне не попутешествовать! Только бесплатно и бездвижно. ...Раз передо мной открылись такие возможности.

Путешествие по времени и пространству

Стоит лишь, содрав остатки тленной плоти, доползти до пятого измерения, за незримой стеной которого, за перекрестием координат времени-пространства живут себе и будут проживать всегда таинственные константы вечности...

Стоит лишь прорваться "через тернии к звездам", перейти границу незримого - и сама собой отпадет необходимость ехать, лететь, плыть, ходить группой с гидом, записывать в блокнот, на диктофон, видео, фотографировать, запоминать - вся эта суета сует осталась там, за спиной, а здесь!..

Пересечение границ пространств и времени происходит со скоростью мысли. Телесно занимаешь удобную позицию - сидишь в кресле с блокнотом на коленях, стоишь у бюро с карандашом, сидишь за столом у компьютера - и путешествуешь в нужное место и время, которое собираешься посетить, изучить и описать. Всё что нужно, у тебя перед мысленным взором, хочешь, приближайся, рассмотри детально, попробуй на вкус, запах и твердость, а хочешь, пробегись по крошечному отрезку бескрайнего полотна, ухватив самую суть, да и перемещайся дальше. Свобода твоя ограничена только страхом неверия, а если он отсутствует, то и границ нет.

Ты говоришь, нам будущая вечность неведома? Ссылаешься на якобы святых отцов, что на поверку оказываются нынешними неискусными богословами-схоластами? Тогда рискуешь услышать то, что довелось однажды Петру: "отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мф 16:23). Это ведь человеческое, земное - тленно и преходяще, а Божие - принадлежит вечности и существует всегда. Перечитай Евангелие, там Спаситель в основном о Царствии небесном и говорит, объясняя как живут Там святые: "Ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж; но пребывают, как ангелы божии, на небесах" (Мф 22:30), привлекает понятные земные образы: драгоценная жемчужина, ради которой купец продал все и купил ее; малая закваска, сквашивающая всё тесто; крошечное зерно, вырастающее в горчичное дерево; семя - колос - жатва, дом, построенный на камне, а не на песке. Притом учит Спаситель: "Итак не заботьтесь и не говорите: "что нам есть?" или "что пить?" или "во что одеться?" потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф 6:31-33).

Итак, будем искать Царство Божие, найдем и станем жить небесным сейчас же, телом пребывая на земле. "Возлюбите всякого человека, как самих себя, т.е. не желайте ему ничего, чего себе не желаете; пусть ваша память не удерживает зла, причиненного вам другими, и вы увидите, что у вас будет на сердце, какая тишина, какое блаженство! Вы будете прежде рая в раю, прежде рая на небеси - в раю на земле. Царствие Божие, говорит Спаситель, внутрь вас есть (Лк 17:21)" (Св.Иоанн Кронштадтский. "Моя жизнь во Христе"). Так почему мы не используем во благо тот бесконечно прекрасный мир, который во главе с Богом Любви располагается в сердце нашем? Ведь это так просто и так красиво! "Возьмите тишины, прибавьте внутреннего мира, и пусть только немного помолится душа - и Бог здесь!" ("Автобиография" Н. С. Соханской (Кохановской), М., 1896 г.)

Глубокой тихой ночью, когда спят создающие шум; когда ты от души помолился, и сердце заполнила божественная любовь к Богу и ближним - в этот миг великого смирения и прозрачности для "света невечернего" - падают оси координат, рисованные мелом на доске, напечатанные сажей на бумаге; останавливаются внутренние часы - приходит вечность.

Тают стены, растворяется потолок, пол превращается в уступ на вершине скалистой горы. Сияет солнце, в зените на фиолетовом небе сверкают звезды. Отсюда видна черная бездна ада, зеленеет земля, укрытая лазурным одеялом неба; а выше, еще выше - оттуда изливается тот самый "невечерний свет", источник его - Спаситель "в неприступном свете" Духа Святого. Эта великолепная картина появляется на краткий миг, ослепляет, чтобы запечатлеться в сердце, и скрывается в сизой дымке земного неба, оставив в бесконечном пространстве ароматную радужную сладость.

Распахиваются пространства, твой взгляд проникает сквозь слои веков, где по-прежнему живут люди и звери, цветут сады, растут цветы и дети, воюют безумцы, проповедают апостолы, препарируют плоть ученые, слагают стихи поэты, расписывают холсты художники, молятся монахи, строят планы ограбления стран банкиры, кормит дитя мать, тая от нежности - и вершит суд Господь, изливая свет солнца и звезд на всех, добрых и злых, малых и больших, белокожих и смуглых, мужчин и женщин.

Твой пытливый взор улетает в будущее, ему обязательно нужно убедиться в торжестве добра над злом, и видит в ослепительном свете лишь самое главное - грядущего в мир Спасителя в сонме ангелов и Его сокрушительную победу.

Убедившись в оптимистическом итоге земного бытия, душа окрыляется и предлагает воспользоваться внезапно выросшими крыльями - и я взлетаю, пронзая слоистое пространство, и лечу, парю, кувыркаюсь в невесомости и снова лечу туда, куда зовет и стремится гулкая глубина сердца.

Вдоль тесной улочки Старой Яффы, мимо старинных зданий из бежевого песчаника, под сенью пальм, акаций и цветочных кустов, мимо дремлющих кошек, вдыхая ароматы кофе, кориандра, ванили и апельсина, по серым лакированным плитам с щербинами от конских копыт, по ступеням иду на встречу с другом юности Костей.