Тильда. Маяк на краю света

Я негромко выразила то, что не давало мне покоя:

— Может… мы правда можем задержаться? Это, конечно, риск, но не смертельный… Нет, я не из-за Чака, конечно: просто что, если… если наши родители еще здесь? «Вошли в дерево» — что по-твоему это значит? Вряд ли «ушли»… Для островитян они сделались недосягаемы, но, возможно… они и вправду не смогли уплыть?.. Знаю, мысль безумная, но…

Я потерла лоб.

— Я ни в коем случае не подвергаю сомнению твое решение, просто… спрашиваю.

Фаррел двинул челюстью вправо, влево: думал. По древесным листьям пролетел шелестящим шепотом морской бриз.

— Возможно, ты права… Только тогда твой женихо-муж развернет настоящее освободительное движение. Он непредсказуем… И это меня пугает. Его совершенно нельзя просчитать.

— Чака я беру на себя.

Фаррел поднял брови. Пара мотыльков, парящих в воздухе рядом, серьезно закивали в подтверждение моих слов. Черные змеи прерывисто зашипели, выражая… веселье.

Ну, а какой у меня выбор? В крайнем случае… я друид. Заточу в дерево, и пусть не дергается. Если так можно.

— Будь по-твоему. Но… как мы узнаем, верна ли твоя теория? — по-прежнему вполголоса спросил брат. — И если да — как «Сцилла» попала в открытое море?

— Я… попытаюсь поговорить с деревьями. Хотя они дают очень неопределенные ответы и не всегда, да и опыт у меня маленький. Я не знаю, Фарр. Честно. Просто… буду жалеть и гадать, если не попробую. И ты ведь… тоже.

— Постой, у нас ведь есть кого расспросить. Фрида!

Аврора тихо зааплодировала.

— Тиль, это был отличный мастер-класс. Фарр, обещаю… однажды я буду так же прекрасна, как Тиль.

Я вздрогнула. Прекрасна?.. О чем это она? Фаррел приобнял жену одной рукой и чмокнул в щеку.

— Я в тебя верю, заря.

Аврора успела пояснить, прежде чем подошла наша «свидетельница»:

— Вот так уважительно и эффективно выражать свое несогласие.

— Давно пора, — степенно прокомментировала из-за ее плеча бледная Соция.

А одна из змей прошипела:

— Ключ-чевое с-слово — «уваж-жительно».

— Чак назвал свою ящерицу Алисой, — не к месту брякнула я, отвлекаясь на подбежавшую Фриду.

— Ой, она — прелесть!

Девочка влилась в разговор с совершенно детской непосредственностью. Алиса, довольная жизнью, теперь свернулась воротником на шее подростка. Прям смех и грех. Живое воплощение сути хозяина. Когда он не под влиянием своего брата или революционных идей, он весьма мил, он… таким я его знаю. Может ли его излечить любовь?.. Моя… любовь. Если это любовь.

Лучи солнца становились теплее и увереннее, и весьма удачно подсушивали мой… м… пятую точку. Нечего думать о таких вещах, есть вопросы поважнее.

— Фрида, ты ведь знаешь ту историю? Все, что случилось девятнадцать лет назад?

Если бы у Алисы имелись уши, совершенно точно можно было бы сказать, что она их навострила, когда девочка серьезно кивнула:

— Конечно. Это же почти легенда острова Гудру.

— Расскажешь? Куда делась женщина друид и ее друзья?

— Я с начала расскажу.

И Фрида начала, словно заученный урок:

— «Сцилла» плыла с далекого-далекого материка, надеясь попасть на край света. На остров ее привел ужасный тайфун, как и вас. Вы знаете… одна сирена мне сказала, что они вызывают такие особые штормы, если замечают корабль с интересными «мозгами». Тогда такой человек в их власти, хоть даже и не догадывается о том. Ускользнуть не сможет — гарантия, что скука отступит, понимаете.

«Приближается тайфун», — сказала сирена Финтэ, когда мы сидели в трюме. Я сжала кулаки и встретилась глазами с Фарром, который, несомненно, тоже вспомнил этот эпизод.

Кого же они посчитали интересным?.. Сейчас и тогда? Мне захотелось нырнуть в корсет и нащупать теплую ларипетру. Увериться, что она все еще здесь.

Ро хотела что-то спросить, но сдержалась: открыла и закрыла рот. И тоже сжала пальцами свою светилку, как залог безопасности.

Фрида добавила:

— Не знаю, насколько это правда — сирены любят вешать лапшу на уши.

— Не только сирены, — хмыкнул Вайд.

Я оглянулась: заскучавший революционер присоединился к нам и вот уж он точно развесил уши. Поймав мой взгляд, прошептал одними губами:

— Нам пора, — и кивнул на вставшее солнце.

Рассвет. Я коснулась рукой ближайшего дерева и услышала внутреннее «они у подножия». Но Фрида продолжала выученную назубок историю:

— Они сделали остановку ради ремонта и пополнения запасов. На берег высадились два короля, один дознаватель и ученый. С женами. Боцман и пятеро матросов. Юнга — это мой папа. А жена ученого — это была ваша мама, — Фрида посмотрела на меня, и в ее темных повлажневших глазах заплескалась мечтательность, юношеская влюбленность, восхищение и прочее, что могло было быть свойственно ее отцу те девятнадцать лет назад, — Оливия Эйдан. Папа даже хотел назвать меня так. Он говорит, что был в нее влюблен. В нее и еще в другую. Которая умела варить из трав всякие лекарства и… яды. Они дружили.

У Фаррела дернулся кадык. Ровена Вайд, его мама. Главный зельевар Вестланда, когда еще не было Квиллы Мель…

— Ровена, — Фрида рассмеялась, даже не догадываясь, какую бурю чувств вызвала у его темной светлости. — И папа все не мог решить — я должна быть Ровеной или Оливией, и тогда вмешалась Анарха и сказала, пусть я буду Фрида, потому что это значит «мир», и так оно лучше…

Я открыла было рот, но Фаррел сделал безмолвный знак: пусть продолжает.

— Анарха научилась у госпожи зельевара обращаться с травами и стала знахаркой и… моей мамой.

Вот так поворот… Это меняет дело. Мы ведь не можем красть ребенка у его матери… Или можем?.. Этически… Посмотрела на Фарра, Ро, Кастеллета. Все были растеряны, Аврора сжимала кулаки и губы, Вайд чесал под носом, отвернувшись в сторону. Чак что-то шептал переметнувшейся на его плечо горящей огнем возмущения Алисе.

Только теперь я обратила внимание, что у Фриды тоже всю правую руку и лопатку занимает узор друида. Ее собственная мать… травила ее ядом желтого тумана?.. Что это за мать?!.

Девочку, между тем, открытые тайны нисколько не смущали.

— Настало золотое время в народе Гудру: пришельцы открывали мир, которого люди Гудру еще не знали. Понятие «этикета» и «знака уважения» стали новой эрой, и островитяне воспротивились отъезду гостей. Начали целое движение. Однажды сирены потребовали принести одного из королей в жертву у озера — второй принес маску к алтарю, чтобы откупиться…

Кастеллет присвистнул. Фаррел шумно и с силой провел ладонью по лицу.

— С добрым утром, королева! — влетел в нашу беседу жизнерадостный голос со стороны леса.